— Пожалуй, да, — небрежно бросила я, глянув на часы. — Он сейчас с Галей беседует. По ее просьбе.
— Ну, все — мне конец! — застонал Тоша, схватившись за голову. — Он мне этого в жизни не простит!
— Это еще с какой стати? — чисто рефлекторно возмутилась я. Этому мстителю-самоучке о человеческом прощении нужно сейчас думать! — Он и сам — любитель поэкспериментировать. И никакой риск его никогда не останавливал. Уж я-то знаю — сколько раз мне приходилось втолковывать ему о человеческих нормах поведения! И я считаю, что инициативу никому нельзя ставить в вину — но если метод оказался явно неэффективным, от него нужно немедленно отказываться.
— Да я и сам хотел! — воскликнул Тоша, уставившись в отчаянии в пустое пространство. — Когда они священника вызвали… Я, кстати, до сих пор не понимаю, что Анатолий хорошего в принятии душа нашел — я всю ночь потом возле батареи сидел. Так вот — я после этого все бросить хотел, но Марина говорит, что сейчас — точно нельзя, иначе они окончательно убедят себя, что это был чертов знак, а не Божий… — Он вдруг осекся.
А я вдруг почувствовала, что скамейки в том сквере вовсе и не влажные. По крайней мере, та, на которую я рухнула. Под тяжестью сильнейшего, непреодолимого ощущения дежавю. А ведь и вправду все, как год назад: весна — ангелы — друзья — осложнения — Марина!
— Кто говорит? — тихо переспросила я в отчаянной надежде, что ослышалась.
— Она не виновата, — лихорадочно забормотал Тоша, — она мне просто идею подбросила, это я решил ее воплотить…
Нет, этого моему ангелу говорить нельзя — он только-только начал терпимее к Марининым идеям относиться. Так — любой ценой изолировать его от Тоши на сегодня!
— … Я вообще не понимаю, откуда она об этом узнала, — продолжал тем временем Тоша, — наверно, после своего дня рождения сама ей позванивать начала…
Господи, сделай так, чтобы он навсегда остался в неведении — теперь же получается, что это я во всем виновата!
— … Сначала она предложила мне внушить Гале, чтобы та матери отпор дала, но я не мог себе позволить свои проблемы руками других решать, — гордо выпрямился Тоша.
Да уж, куда нашим слабым человеческим рукам до ваших ангельских! В барабашку играть ни один человек не додумался бы!
— … А потом у нее возникла эта мысль, — опять поник Тоша, — и мне она показалась более… естественной, что ли. Меня ведь действительно те самые силы к ним послали, в которые они так верят. Я думал, что понятие небесного неодобрения им ближе будет — сами же постоянно о наказании за грехи твердят…
Вот тебе, Тоша, очередной урок — люди сначала должны осознать свой грех, тогда они и наказание за него с готовностью примут. А если без их согласия — нет, происки лукавого.
— И самое страшное, — в отчаянии добавил Тоша, — Анатолий на днях предлагал подключить меня временно к ее матери, чтобы эту предвзятость в ней развеять. Я же не знал, что такое возможно! А теперь я боюсь, что только хуже будет — точно решит, что черт ей уже и в голову залез. Я вообще не знаю, что делать! И в невидимость вернуться — Гале легче не будет, и оставить все, как есть — тоже…
Э, нет — в невидимость мы возвращаться не будем! Так я потеряю возможность держать руку на пульсе — это мы уже проходили на первой стадии борьбы с Денисом. А «Не знаю, что делать» звучит вообще замечательно! Я уже давно заметила, что когда ангелы теряются, на помощь им приходят несметные запасы моей находчивости — и оказываются весьма кстати.
— Ну, сделанного не вернешь, — рассудительно заговорила я, — теперь нужно выход из положения искать. — И, разумеется он нашелся — я вдруг вспомнила, сколько раз радовалась, что мы с родителями отдельно живем. — Ты свои подвиги неуловимого мстителя поумерь, чтобы Галину маму до нервного срыва не довести. И начинай внушать Гале, что все дело в том, что они стали слишком много времени вместе проводить — им отдохнуть друг от друга нужно. На это у тебя есть пара дней. Потом я Гале позвоню, предложу пока у меня на старой квартире пожить…
— Татьяна… — взмолился Тоша с совершенно несчастным видом.
— Тоша… — добавила я строгости в голос. — Это — самый оптимальный вариант: и ты за Галей все также сможешь в своей полувидимости присматривать, и все вокруг успокоятся.
— А Анатолий? — робко спросил он.
— С ним я тоже сама поговорю, — решительно заявила я. — Сегодня вечером. Я если он завтра орать начнет, ты не тушуйся — у него самого не все начинания успешно проходили. И он всякий раз при этом говорил, что на ошибках учиться нужно.
На обратном пути Тоша опять начал мычать что-то о том, как ему неудобно и как он мне признателен, но я отмахнулась. Главное — что в облегчении от того, что зашедшая в тупик ситуация начала как-то разрешаться, об обеде он больше не вспоминал и даже не заметил, с какой скоростью мы ринулись к крыльцу и вскочили в здание. Дело в том, что как только мы вышли на финишную прямую, я сразу же заметила нашу машину. На том же месте, где она стояла в начале обеденного перерыва. Он, что, так и просидел в ней все это время?
До конца рабочего дня я сидела как на иголках, беспрерывно поглядывая на входную дверь. Вот только она сейчас сама откроется, словно от сквозняка… Придется срочно ломать компьютер и звать Тошу, чтобы как можно дольше возле меня находился. Обошлось, но ближе к вечеру эта мысль мне все же пригодилась. К тому времени до меня дошло, что выходить с работы мне нужно одной — чтобы Тоша каяться с места в карьер не бросился. Эти ангелы просто понятия не имеют о том, как преподносить информацию в наиболее выгодном свете.
Без пяти шесть я сохранила открытый документ и принялась нажимать на все без разбору клавиши — пока мой компьютер послушно не завис. Я попросила Тошу посмотреть, что с ним случилось, и умчалась, многозначительно добавив, что именно сегодня задержаться никак не могу. Ха, попробовал бы он мне отказать — сегодня!
На улице я быстро села в машину и даже призналась, внутренне поморщившись, что сегодня не обедала — лишь бы мой ангел побыстрее с места трогался. По дороге я не удержалась — спросила, виделся ли он с Галей. Услышав с облегчением, что да, виделся, я с энтузиазмом — на примерах — принялась ненавязчиво подводить его к мысли, что ход рассуждения религиозных людей строго целенаправлен, но одновременно извилист, что не оставляет ни малейшего шанса заранее предугадать их реакцию на что бы то ни было. Чуть не охрипла. Лишь бы оттянуть момент, когда придется все-таки рассказывать ему об истинном положении вещей. До возвращения домой оттянуть. Он ведь за рулем, мало ли — еще начнет руками размахивать…
Дома, однако, все же пришлось. И он, конечно, разорался. И почувствовав, что завтра у Тоши будут настолько промыты мозги, что он еще возьмет и откажется от моего предложения, я была вынуждена сказать ему, что тот ни в чем не виноват. И он, конечно, решил, что это я все придумала. И поняв, что даже мое гениально изящное решение проблемы не вызвало в нем ни малейшего одобрения, я была вынуждена назвать автора всего проекта. И он, конечно, чуть не зашипел от ярости. И не стерпев очередных несправедливых нападок на Марину, я была вынуждена открыть ему глаза на ее ведущую роль в деле утихомиривания моей матери. И он, конечно…
А бабушка здесь при чем? Так Марина и нашу бабушку утихомирила?! Вот поучился бы лучше у нее — на три удачных мероприятия всего один незначительный промах…
Он, конечно, опять разорался.
И все же, в конце концов, мне удалось убедить его. Простым напоминанием о том, что люди — в отличие от ангелов — не только сотрудничать, но и дружить умеют, приходя друг другу на помощь не по зову и без ожидания благодарности в письменном виде…
На какое-то время он затих. Запали, видно, в душу мои слова.
А потом и мой план блестяще реализовался — к середине следующей недели Галя (а вместе с ней и Тоша) переехала в мою бывшую квартиру. Кстати, Галина мать от помощи психолога категорически отказалась — вот пусть не думает, что все вокруг спят и видят, как бы от него совет получить! Пусть поймет, наконец, что на земле и ему самому еще многому учиться нужно, а не только других поучать. А на Галю она просто обиделась за то, что той в чужом доме лучше, чем в своем собственном. Меня это не беспокоило — я ни секунды не сомневалась, что с рождением ребенка все их обиды уйдут в прошлое. Вслед за кознями разных чертей с домовыми.
А потом их переезд привел и еще к одной перемене в жизни. Тоша совсем покой потерял (Как там Галя совсем одна справляется?) и, поскольку ко мне ехать было намного ближе, чем к ней, начал время от времени срываться с обеда, чтобы проверить, все ли у нее в порядке. И — по удивительному совпадению! — именно в эти дни у моего ангела неизменно получалось перенести свои встречи так, чтобы отправиться со мной в кафе.
А я и не возражала. В такие моменты у меня опять возникало ощущение, что мы вернулись к самому началу нашего знакомства. Сидели вдвоем в кафе целый час и — по взаимной негласной договоренности — ни о чем, кроме нас самих не говорили. Только о нас троих.
Мое общение с малышом вышло уже и на физический уровень. Сначала я сомневалась — вроде, рановато еще. Но то ли йога меня научила на него настраиваться, то ли у него самого нрав особо живым оказался, но он все чаще подавал мне знаки своего присутствия. Хм, между прочим, невидимо — точно так же, как и его отец у меня на работе. И этот самый отец о знаках его присутствия мог слушать бесконечно. Вечерами он и сам пытался их уловить, но малыш, казалось, с ним в прятки играл. Только мой ангел прикладывал руку (или ухо) к месту последнего прикосновения, как тот тут же удирал и тыкался совершенно другое место. Я едва смех сдерживала — вот, растет у меня поддержка! Он только упрямо поджимал губы.
Одним словом, нам было, о чем поговорить. И по вечерам, и во время обеда. И настроение эти разговоры создавали не менее возвышенно-лирическое, чем музыка, живопись и йога, вместе взятые.
И к Светкиному дню рождения это настроение пришлось в самую пору. Опять на дачу — пробуждающейся природой наслаждаться. Опять мы с девчонками сто лет не виделись — и у нас новые темы для разговора появились. Опять мой ангел рвется пообщаться с моими друзьями (вон уже неделю назад пристал, чтобы я позвонила Светке и узнала, когда встречаемся) — и не нужно опасаться всяких неловких вопросов, особенно со стороны Марины…
А что это он, кстати, так туда рвется? Ой-ой-ой, по-моему, на этот раз мне стоит не Марины бояться, а за нее.
По дороге я решила, на всякий случай, предотвратить какую бы то ни было неприятную сцену. Или хотя бы попытаться.
— Слушай, — обратилась я к нему, словно между прочим, когда мы уже подъезжали, — ты к Марине не приставай, ладно?
— Когда это я к ней приставал? — фыркнул он.
— И к словам нечего цепляться! — вспыхнула я. — Сам прекрасно знаешь, о чем я говорю. С Тошей все самым лучшим образом устроилось, так что нечего ее шпынять.
— Ну, если она меня трогать не станет, — загадочно улыбаясь, ответил мой ангел, — то я и подавно.
У меня сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Была в его словах определенная лазейка — строго выражаясь, убийственные взгляды и едкие реплики в сторону нельзя однозначно отнести к приставанию. И зная Марину, мне совсем нетрудно было предположить, чем это кончится.
Так и вышло. Но не сразу.
Единственное, что я успела заметить, когда мы выбрались из машины и зашли к Светке на участок — это то, что весна в этом году определенно пришла раньше, чем в прошлом. А также то, что Марина приехала раньше нас — ее машина уже стояла возле гаража.
Потом на нас… вернее, на моего ангела налетел Олежка.
— Где Тоса? — требовательно завопил он, вцепившись ему в ногу.
Я кивнула вышедшим вслед за ним из дома взрослым и вдруг поймала себя на том, что как-то иначе присматриваюсь к Олежкиному поведению.
— Он еще не научился… кораблики запускать, — находчиво ответил ему мой ангел, бросив на Марину косой взгляд.
Ну, началось!
Услышав волшебное слово, Олежка просиял.
— Посли, — провозгласил он, повелительно ткнув пальцем в сторону уже наполненного водой надувного бассейна.
— После обеда, — безапелляционно заявила Светка.
— Я — капитан, я лутсе знаю, — не менее решительно ответил ей мальчик.
— А ну прекрати пререкаться со мной! — рявкнула вдруг Светка.
Я только глазами захлопала — что это на нее сегодня нашло? Она же всегда умела лучше всех с сыном общий язык находить! Да и он сегодня какой-то… колючий. Это что — уже проблемы отцов и детей начались? Господи, а как с ними-то справляться? Я стала еще внимательнее прислушиваться к перепалке.
— Не буду! — вовсю уже ощетинился Олежка.
— Олег, сейчас получишь! — вмешался Сергей, но как-то нерешительно — роль последней инстанции в споре была ему явно непривычна.
— Сам получис! — крикнул Олежка, побагровев и сжав руки в кулачки.
Я и вовсе обомлела — да что происходит-то? Куда подевался наш весело журчащий фонтанчик и откуда взялся этот злющий чертенок?
— Олег… — подал вдруг голос мой ангел, до сих пор молчаливо переводящий взгляд с мальчика на его родителей. — Ты — капитан?
— Капитан! — запальчиво подтвердил Олежка, еще решительнее выставив вперед подбородок.
— И я — капитан, — спокойно продолжил мой ангел. — А папа с мамой — адмирал и контр-адмирал.
Светка с Сергеем растерянно переглянулись, явно пытаясь понять, кого из них только что главнее сделали. Олежка озадаченно нахмурился, вслушиваясь в незнакомые слова.
— Это кто? — спросил он, наконец, подозрительно глядя на моего ангела.
— Это те, которые назначают место сражения, — ответил ему тот, — а капитаны, как мы с тобой, потом его там ведут. А если адмирал спустит сейчас там, — он махнул в сторону бассейна, — воду, что мы с тобой делать будем?
— Мы ее сами нальем! — с восторгом нашел выход мальчик. В голосе его впервые прозвучал интерес.
— Тогда мы с тобой станем адмиралами, а не капитанами, — сокрушенно покачал головой мой ангел, — и не сможем сражение вести.
Олежка задумался, с опаской поглядывая на мать.
— Я больсе не буду, — буркнул он, наконец.
— Иди руки мыть, — с облегчением сказала она сыну.
Как только он скрылся в доме, она с шумом перевела дух.
— Спасибо тебе, Анатолий, — с чувством обратилась она к моему ангелу. — Он в последнее время что-то совсем от рук отбился. Если упрется — все, хоть кол на голове теши.
— Света, если ребенок заупрямился, его удивить нужно, чтобы он забыл, на чем настаивал, — произнес мой ангел таким уверенно-снисходительным тоном, что у меня просто зубы заныли. Если он однажды и меня вот так поучать начнет…
— А вот это — отличная мысль! — вступила, наконец, в разговор Марина. — За нее мы первый тост и поднимем. Ты ведь уже вино пьешь — совсем чуть-чуть? — нежно поинтересовалась она.
Мой ангел тут же напрягся и метнул в нее первым убийственным взглядом. Ну, это еще ничего: если они вот поделятся: ей — ядовитые реплики, ему — зрительные залпы, тогда хоть какой-то паритет соблюдаться будет, и можно надеяться, что дальше дело не пойдет.
Как и следовало ожидать, застолье началось с поздравлений нам с ангелом. Поздравлений и пожеланий. Многословных и сулящих, особенно со стороны Светки с Сергеем, в самом скором будущем бездонный источник невероятной радости. Поглядывая время от времени на Олежку, я мучительно размышляла, через сколько лет мы с удивлением обнаружим, что у этого источника дно все-таки имеется.
Затем, как водится, разговор зашел о работе.
— Татьяна, я тебе одно скажу… — решительно заявила Светка. — Марина, если ты сейчас хоть слово скажешь…! — Марина с невинным видом замахала перед собой руками. — Уйдешь в декрет — не забрасывай язык! Ты себе даже представить не можешь, как трудно потом на работу возвращаться.
— Ты, что, все забыла? — с ужасом спросила ее я.
— Ну, все — не все… — Она досадливо качнула головой. — Но прилично. И если бы только это! Как выяснилось, — покосилась она на мужа, — технический прогресс все эти три года на месте, за компанию со мной, не стоял. Вот Анатолий у тебя — молодец, он сам сторонник того, чтобы человек свои способности в землю не зарывал.
Сергей возмущенно закашлялся.
Я скрипнула зубами — если вместо «человек» поставить «Татьяна», тогда перед «зарывал» нужно «не» убирать.