— Чем? — выдохнул я.
— Причем добровольным, — добавила она. — А что?
— Да я Стаса просил поспрашивать о его дальнейшей судьбе, — признался я. — Мне казалось, что ей тоже неплохо будет и с другой стороны на ту трагедию посмотреть.
— Хм, — заинтересовано глянула она на меня, — таки психолог. Ладно, я тоже попробую что-то разузнать.
— Спасибо, — искренне поблагодарил ее я.
— Вот видишь — со мной вполне можно сотрудничать и без распоряжения свыше, — не удержалась от шпильки она. — Может, и с Мариной такой образ действий результативным окажется?
Замечательно, проворчал я про себя, когда это я отказывался с кем-либо сотрудничать? Вот только с этими сильными дамами даже общаться на равных получается исключительно в краткий миг между их предложением о взаимовыгодном союзе и их же следующей фразой, которая автоматически превращается в ценное указание.
Но все же предложение Анабель поискать подход к Марине с другой стороны запало мне в душу. В конце концов, они же — одного поля ягоды; наверняка Анабель лучше знает, какой гребенкой с этого поля лучший урожай собрать можно.
Я принялся сушить себе голову над тем, чем могу оказаться полезным Марине в ее попытке ознакомить Сан Саныча с особо капризной породой клиентов.
Поприсутствовав при двух ее посещениях Татьяниного офиса, я понял — абсолютно ничем.
Уже утвердив, как я догадался, проект своего заказа, она перешла к финансовой его стороне, а также к условиям рекламаций в случае повреждений при доставке. Когда она успела во всей этой кухне разобраться, не знаю, но, доведя своими вопросами Ларису до появления лихорадочных пятен на щеках, она встала и, заявив, что дальнейшее обсуждение предпочитает провести с кем-то более компетентным, направилась прямо в кабинет Сан Саныча.
Тоша, который во время их вежливо-язвительной перепалки только головой крутил и следил за их лицами и жестами на экране своего компьютера, вдруг напрягся. Из кабинета доносился один только Маринин голос, но диалог там, похоже, велся — время от времени она замолкала.
Второй диалог закончился тем, что Марина, уже выходя, громко бросила через плечо:
— Я подумаю над теми скидками, которые Вы можете мне предоставить, но не исключено, что мне придется обратиться в другое место — туда, где умеют с большим пониманием относиться к интересам заказчика.
— Вот зараза! — пробормотал Тоша вполголоса.
— Что — не нравится? — насмешливо спросил я.
— Да нет, играет она мастерски, — поморщившись, ответил он. — Я просто уверен, что нечего им Сан Саныча проверять.
— А что же ты Стасу не сказал? — удивился я.
— Ну, почему — сказал, когда было, чем доказать, — возразил он мне. — А в остальном — я просто знаю, что он — хороший мужик. Они же мое знание к делу не приложат. Но одно дело, когда какая-то темная перед ним лебезит, а другое — когда Марина его на зуб пробует. Слушать тошно, как ему нервы мотают, еще и зря — попомнишь мое слово.
Надо понимать, что огонь (а именно тест на доброжелательность даже к пакостному клиенту) Сан Саныч прошел — Марина в офисе больше не появлялась. А также и воду — он ни разу не вызвал к себе Ларису, чтобы излить на нее поток благородного негодования за то, что она не встала грудью на пути вышеуказанного клиента в его кабинет. Оставалось самое трудное — медные трубы, в которые Лариса дудела ему каждый день.
И если к испытанию Сан Саныча Тоша отнесся с неодобрительным, но все же смирением, то в ответ на насмешки Ларисы в его собственный адрес он и вовсе ухом не вел. Лишь поглядывал иногда на нее с вежливым недоумением, когда она особо зазубренную стрелу в него выпускала. Со стороны (нужно отдать ему должное) он даже выглядел благородным молодым человеком, которые считает непозволительным для себя отплатить той же монетой женщине — пусть даже отвергнутой назойливой бабенке.
Татьяна же избрала другую тактику.
И опять Марина оказалась права — никогда, ни при каких обстоятельствах не смогла бы Татьяна скрыть свое истинное отношение к кому бы то ни было! Когда того требовало дело, она разговаривала с Ларисой с ледяной вежливостью — и поскольку в отношении той в последнее время также появился некий холодок, они производили впечатление добросовестных работников, не допускающих, чтобы личная неприязнь вмешалась в исполнение ими служебных обязанностей.
Во всем же остальном Татьяна принялась старательно противопоставлять Ларису всем остальным своим сотрудникам. В ней вдруг открылись неисчерпаемые запасы приветливости и словоохотливости, и каждый день она с интересом расспрашивала всех об их жизни вне офиса, припоминала вслух различные забавные эпизоды из их прошлого до Ларисы — одним словом, сплачивала коллектив против инородного тела.
И не случайно, именно ей пришла в голову мысль возобновить давнюю традицию совместных поездок на природу — благо, уже прочно установилась теплая погода. И огласила она эту мысль, как рассказал мне Тоша, как только Лариса скрылась за дверью кабинета Сан Саныча.
Сотрудники ее неуверенно переглянулись, косясь на плотно закрытую дверь.
— Разумеется, поедут только те, кто смогут, — многозначительно добавила Татьяна. — И приглашены.
Лица в офисе явно повеселели. И вдруг выяснилось, что у всех уже давно возникала подобная идея, но как-то…
Они быстро договорились поехать в лес, на их старое место, в последнее воскресенье мая. Тоша решительно отказался, но поскольку все знали, что Галя со дня на день родит, никто не поставил ему в это в вину.
Меня же эта перспектива привела в полный восторг. Особенно когда Татьяна с удивлением заметила, что, разумеется, я еду с ней.
— В видимости, — на всякий случай уточнил я как можно более утвердительным тоном.
— Ну, если ты настаиваешь на невидимости, — неуверенно пожала плечами она, — я могу, конечно, объяснить, что ты и по воскресеньям работаешь… Тогда тебе нужно будет отдельно бутерброды приготовить, и… я сомневаюсь, что удастся шашлык для тебя стащить.
Меня затопила теплая волна благодарности. Надо же — подумала о том, чтобы я голодным не остался, и чтобы не пришлось мне в маршрутке где-нибудь в углу съеживаться… И в лесу мне, пожалуй, найдется, с кем размяться — все парни у Татьяны в офисе спортом интересуются, и в приготовлении шашлыка я уже вполне смогу свое веское слово сказать…
Честно говоря, с приходом весны пребывание в родных четырех стенах начало меня слегка тяготить. И то, что было их у меня не четыре, а намного больше, только усиливало чувство клаустрофобии. Постоянные разъезды за рулем также приводили к тому, что к вечеру в теле появлялась отнюдь не здоровая усталость, а голова и вовсе непрозрачно намекала, что ее пора, как следует, проветрить. Нет, гулять мы, конечно, ходили — к реке, естественно, но после рабочего дня такие прогулки воспринимались, скорее, как необходимый моцион, чем как удовольствие. Да и потом — памятуя свой печальный прошлогодний опыт, купаться в мае я еще не спешил, а узкая полоса зеленых насаждений вдоль реки не может, согласитесь, идти ни в какое сравнение с настоящим лесом.
В предвкушении великого дня я даже за течением операции карателей у Татьяны в офисе стал следить менее внимательно.
Мог и догадаться, что у нее были свои соображения в отношении этой поездки.
По дороге я познакомился (в смысле, обоюдно) с Татьяниными сотрудниками, и, как обычно с ее окружением, сразу же завоевал их симпатии. Особенно просто оказалось найти общий язык с парнями — они с самого начала возликовали, что прибыло их полку по приготовлению мяса. С их точки зрения, женщин к этому ответственному мероприятию даже близко нельзя было подпускать, с чем я от всей души согласился. Особенно близко сошелся я с Димой Радзиевским — заядлым лыжником. Разговоры Саши Стропилова и Олега Федорова о футболе — их общей страсти — не затронули никакой особой струнки в моей душе; я никогда не был поклонником командных видов спорта — мне казалось, что они не позволяют индивидуальным талантам развернуться в полную мощь.
Но вот лыжи… Зимой они меня не очень впечатлили, но, с другой стороны, я познакомился только с их беговым вариантом и в обществе Татьяны. От рассказов Димы о горном лыжном спорте у меня просто дух захватило. Он же просто для меня создан — для моих выдающихся способностей к маневрированию! Так, решено — следующей зимой едем с Татьяной в горы. Э…, нет — пожалуй, не следующей. Но через год — уж точно. И парня с собой возьмем — я точно знаю, что он родится уже спортсменом.
Когда еда была готова, мы расселись на поляне, и разговор сделался общим.
Больше книг на сайте - Knigoed.net
— Ой, ребята, как здорово! — мечтательно произнесла некоторое время спустя Инна Братусь. — Я уже и не помню, когда мы в последний раз так спокойно общались.
— А я тебе скажу, когда, — насмешливо вставила Лена Тешина. — В последний день перед тем, как у нас эта патронесса появилась.
— Да уж, — отозвался Олег Федоров, — как Сан Саныч такую стерву на работу взял?
— Ну, у нее же на лбу не написано, что она за человек, — примирительно ответила ему Инна. — Ты вспомни, какая она сначала была. Мы ведь все из кожи вон лезли, чтобы бедная девочка побыстрее себя своей почувствовала.
— Ребята, а серьезно, — подключилась к разговору Оля Сердюкова, — что нам с ней делать? Ведь работать уже невозможно.
— Что за глупый вопрос? — возмутилась Лена. — Выжить — и все дела.
— Скорее она нас выживет, — ответила ей Оля, — поодиночке.
— Ну, если поодиночке — то конечно, — не согласилась Лена, — а если мы все вместе к Сан Санычу пойдем…
— И что скажем? — поморщился Саша Стропилов. — Что какая-то сопливая девица лишает восемь взрослых человек возможности спокойно работать?
— А может, задержимся как-то после работы, — предложил Дима, — и сами с ней побеседуем? Без обиняков, но с последним предупреждением.
— Анатолий, — обратилась вдруг ко мне Лена, — а вот Татьяна говорила, что ты психологом работаешь — что бы ты нам подсказал? У нас девица новая два месяца назад появилась и решила, что ей уже в замдиректора пора…
— Он в курсе, — небрежно обронила Татьяна и, повернувшись ко мне с выражением живейшего интереса на лице, вся обратилась в слух.
И тут я понял. Понял двусмысленность ее фразы о том, что я и по воскресеньям работаю. Недаром она мне уже все уши прожужжала, что психолог — это тот же врач, ему не пристало отказывать в помощи страждущему. Особенно, целому коллективу страждущих. Вот же..! Вытащила меня в этот лес, чтобы посмотреть, как я буду изворачиваться, оказавшись между Сциллой профессионального долга, направленного на защиту ее спокойствия, и Харибдой профессиональной же этики, не позволяющей мне ставить палки в колеса Стасу.
А я не буду. В смысле, изворачиваться. Я воспользуюсь этой возможностью, чтобы оказать профессиональную помощь всем. И ее ребятам — чтобы они перестали реагировать на Ларису, как на соринку в глазу. И Сан Санычу — чтобы к ее медным трубам не добавился рев трибун, занятых его подчиненными. И Стасу — чтобы в случае удачного (для Сан Саныча, в чем я не сомневался) завершения эксперимента у него не возникло и тени сомнений в его чистоте. И даже Марине — чтобы придуманная ею проверка не закончилась массовым избиением небесного агента, после чего ее запросто могут лишить доступа к любым последующим операциям. Жалко ведь — захиреет в безделье. Или опять за нас с Татьяной возьмется.
А Татьяну я даже поблагодарю за предоставленную возможность. В особо избранных выражениях.
— Мне кажется, — спокойно проговорил я, — что вам ничего не нужно делать.
— Что значит — ничего не делать? — возмутилась Лена. — Пусть и дальше за наш счет самоутверждается?
— Самоутверждаться за ваш счет она может, — ответил я ей, — только если вы ей это позволите. Если вы постоянно показываете ей, что ее действия идут вразрез с принятыми у вас нормами поведения и бесконечно вас раздражают, у нее только больше уверенности появляется, что она сумела выделиться на общем фоне и, тем самым, привлечь к себе внимание начальства.
— Так, что, нам ее игнорировать, что ли? — неуверенно спросил Олег.
— Зачем? — удивился я. — Вот скажите мне, пожалуйста, у вашего Сан Саныча секретарша когда-нибудь была?
— Нет, конечно, — обескуражено покачала головой Лена. — К чему она нам?
— Вот и отлично! — кивнул я. — Когда она передает вам различные поручения, поблагодарите ее — сердечно — за то, что она взяла на себя эти функции. А когда она спрашивает о степени готовности того или иного дела — расскажите и попросите потом — опять-таки вежливо — передать эту информацию директору, поскольку у вас сейчас — завал работы. Таким образом, она будет вынуждена следовать вашим указаниям, а не наоборот.
На окружающих меня лицах появились довольные ухмылки. На всех, кроме одного — Татьянина ухмылка была торжествующей. Вот так-то!
— И потом, — продолжил я, — насколько мне известно, скоро у вас появится новая продукция. Вам нужно всего лишь подождать, пока ей придется совмещать работу по заказам с ее нынешними… столь охотно взятыми на себя… обязанностями. Я бы на вашем месте, — усмехнулся я, — вообще первое время всех новых клиентов прямо к ней направлял — как к наиболее глубоко осведомленному в области новинок специалисту.
— Ну, не знаю, — усомнился, как и следовало ожидать, не любитель командных состязаний Дима, — как-то не нравятся мне все эти интриги за спиной Сан Саныча…
— А имеет ли смысл вовлекать его в конфликт сейчас? — спросил я его. — Насколько я понял из рассказов Татьяны, он у вас — человек увлекающийся, и как только в работе появляются новые перспективы, вообще в тетерева превращается — токует себе о них с утра до вечера и ничего другого вокруг себя не замечает. Станет ли он вас слушать, если вы предложите ему улаживать возникшие разногласия, или решит, что вы хотите его руками конкурента по служебной лестнице убрать — в ущерб делу?
— Нет-нет, — решительно согласилась со мной Лена, — после переговоров с французом Сан Саныча лучше пару недель не трогать!
— Ну, вот, видите — вы же сами все знаете, — выразил я, по профессиональной привычке, полную уверенность в их силах и способностях. — Поставьте ее на место самостоятельно — не может быть, чтобы одна она оказалась сильнее восьмерых вас.
— Ох, откуда она только взялась на нашу голову? — горестно вздохнула Инна.
Так, для Сан Саныча и его подчиненных я, похоже, уже сделал все, что смог — пора и небесным коллегам посодействовать.
— Такой вопрос не у вас первых возникает, — пожал я плечами. — Из своего опыта могу уверить вас, что в любом трудовом коллективе хотя бы однажды возникает такое инородное тело. И необязательно плохой человек — я эту вашу Ларису совсем не знаю и догадки строить не буду, — Татьяна метнула в меня яростным взглядом. — Но даже если она перед руководителем выслуживается, то это его дело — решать, нужно ли ему угодничество со стороны подчиненных. Вам, кстати, тоже будет полезно об этом узнать.
— Не хотелось бы о таком узнавать, — тоскливо протянула Инна.
— Конечно, не хотелось бы! — рассмеялся я. — Но если придется, вот тогда будете думать, что вам делать — приспосабливаться к новому стилю работы или ультиматум ему ставить. Хотя, честно говоря, мне кажется — исключительно по рассказам Татьяны — что он не из таких.
— Конечно же, нет! — уверенно воскликнула Лена. — Вот я помню…
Остаток нашего пикника прошел в воспоминаниях о всевозможных случаях, когда Сан Саныч оказался то великолепным стратегом в бизнесе, то блестящим организатором повседневной работы, то душой всего коллектива, то просто отцом родным своим подчиненным.
По дороге домой, когда мы с Татьяной уже одни остались, я вежливо поинтересовался:
— Ну, что, удалось мне справиться с поставленной тобой задачей?
— С какой? — глянула она на меня с невинным удивлением.
— Ты же не хочешь сказать, что случайно упомянула о моей профессии? — решил я поставить все точки над i, прежде чем подыскивать проникновенные слова для благодарности.