По правде говоря, если бы не его отношение к темной провокаторше, я бы уже давно сорвалась и наговорила ей чего-нибудь… лишнего. Как ему удавалось себя в руках держать, понятия не имею! Несмотря на то, что ему было вдвое неприятнее, чем мне, ежедневно видеть ее, он смотрел на нее как на постоянно всплывающее на экране окошко рекламы — причем такое, на котором нет кнопки «Больше не показывать это сообщение».
Чего не скажешь о его реакции на появление у нас Марины. Пока она шпыняла Ларису, он сидел, расслабленно откинувшись на спинку своего стула, и глаз не отрывал от экрана своего компьютера, в котором, как я знала, отражается наш угол комнаты. Но когда Марина, резко отчитав Ларису за некомпетентность, встала и протопала в кабинет Сан Саныча, он вдруг выпрямился и весь обратился в слух. Я со своего места ни слова не расслышала, но до него, похоже, какие-то обрывки разговора все же доносились — уж больно нервно он мышью по столу возил.
Откровенно поговорить с ним за все это время мне удалось лишь однажды — на следующий день после второго визита Марины. В тот день он не поехал на обед домой — Галю мать приехала проведать («Ха, лед тронулся!» — мысленно воскликнула я) — и мы вместе пошли в кафе.
— Татьяна, нужно что-то с Мариной делать! — решительно начал он со знакомыми мне до боли интонациями.
Понятно. Похоже, мой ангел — опять-таки по случайному стечению обстоятельств — к нам сегодня не присоединится. Решил Тошу ко мне подослать — раз уж у самого аргументов против Марины больше не хватает.
— Что именно делать? — невинно поинтересовалась я.
— Нужно это хамство ее как-то прекращать, — бросил с досадой Тоша.
Ну, так и есть! Разговоры об опасности и чрезмерной самоуверенности не сработали — зайдем со стороны манер.
— Лариса переживет, — небрежно махнула я рукой, — ей по должности положено в скандальных ситуациях барахтаться — у нее наверняка иммунитет на них уже выработался.
— Да я не о ней, а о Сан Саныче! — рявкнул Тоша. — Ты не слышала, как она с ним разговаривает! Хуже, чем любой из ее собственных особо зловредных клиентов — даже тот, которого она сама в лужу посадила.
Ага, уже и горлом брать у наставника научился! Так и я не впервые с таким приемом сталкиваюсь.
— А, по-моему, это ваши такой сценарий написали, — ехидно заметила я, — в котором ей роль стервы второго плана отведена.
— С ее подачи, между прочим, — буркнул Тоша и, помолчав, продолжил: — Но если уж ты о театре и кино заговорила… Я полностью согласен, что с ролью она справляется. Даже слишком хорошо. И не в первый раз. Но я в последнее время не могу избавиться от мысли, что она сейчас — как та молоденькая актриса, которой дебют всемирную известность принес. Она настолько уверовала в свой талант, что даже возможности будущей ошибки не допускает. А с Сан Санычем она явно ошиблась! — яростно добавил он.
Вот с этим мне трудно было спорить. У меня ни на секунду сомнения не возникло, чем закончится эта его проверка — только потому и спорить с ними со всеми не стала. Я, правда, не задумывалась, какими методами эта проверка проводиться будет… Но откуда же мне было об этом знать, когда меня никогда ни во что не посвящают? И почему эти двое посвященных как со своими — так промолчали, а сейчас, когда небесный сценарий по швам расползается — так обо мне вспомнили?
— А что же ты с этим вашим главным сценаристом не поговоришь? — насмешливо спросила я. — Или с самой Мариной?
— Вот в этих двух вопросах — вся проблема. — Тоша раздраженно цокнул языком. — Звонил я ей вчера — она ни со мной, ни с Анатолием говорить не хочет…
— Интересно, почему? — хмыкнула я.
— Потому что мы — хранители, — коротко ответил Тоша. — К которым она, по известным причинам, относится с подозрением. А у меня вызывает подозрение позиция Стаса.
— Почему? — спросила я уже совершенно другим тоном.
— Я понимаю, — задумчиво произнес Тоша, — ему выпала большая удача — человек сам просто рвется с ним сотрудничать. Перед таким можно спокойно все карты раскрывать. Но отсюда следует вывод, что в его интересах, чтобы она как можно дольше на земле оставалась. Без хранителя. Но ведь вечно это продолжаться не может — рано или поздно она все равно к концу подойдет. Напрашивается вопрос — что ее там ждет? И следующий — не интересует ли Стаса скорее ее таланты в настоящем, чем ее судьба в будущем?
Вспомнив наши предновогодние прогнозы в отношении Марины, с виду застрявшей тогда между темными и светлыми, я похолодела. Людей, не подошедших ни тем, ни другим, обычно распыляли.
— Слушай, может, ему по шее надавать, чтобы отстал от нее? — нерешительно предложила я.
Тоша сдавленно хрюкнул.
— Ему надаешь… Но если серьезно, Татьяна — мы с Анатолием ничего сделать не можем. У нас есть своя работа, которая не имеет к Марине никакого отношения, в дела другого отдела мы вмешиваться не имеем права… Даже апеллировать к нашему руководству по поводу использования этим отделом человека в своих целях не получится — никто ее не обманывает в отношении того, чем для нее отказ от хранителя закончится, она сама на это пошла… А вот ты можешь, — неожиданно добавил он.
Во время разговоров с Тошей чувство расположения к нему никогда не пряталось в глубинах моего сознания — зная по опыту, что выход ему хоть однажды, да потребуется. У меня сами собой расправились плечи.
— А почему ты считаешь, что она меня слушать станет? — с любопытством поинтересовалась я.
— Но ведь она тебе же помогать взялась, — с удивлением глянул на меня Тоша, — значит, твое слово для нее — не последнее. Жаль только, — вздохнул он, — что она не верит, что и мы пожеланием своих людей следовать стараемся, и что ей в прошлый раз скорее исключение из этого правила попалось.
Конечно же, я поговорила с Мариной. Прямо в тот же вечер. Когда мой ангел в душ пошел. Чтобы он не слышал, как я его защищать буду. И не решил, что настроил-таки меня против Марины.
Зная, что у меня есть всего каких-то десять-пятнадцать минут, я сразу перешла к делу.
— Марина, у меня к тебе есть огромная просьба, — быстро проговорила я.
— Давай, — оживленно отозвалась она.
— Сворачивай свою деятельность с Сан Санычем, — на одном дыхании выпалила я.
— Татьяна… — Она немного помолчала. — Ты же сама слышала, что такие дела на полдороге остановить нельзя.
— А я не про дела, — возразила ей я. — Я про твое личное участие говорю.
— Знаешь, что, — резко выдохнула она, — передай своему Анатолию…
— Он здесь не при чем, — уверила ее я. — С ним я ни словом не обмолвилась — мы с Тошей сегодня говорили…
— А-а, — иронически протянула она, — заразная, однако, штука — коллегиальность…
— Марина, ты с моих слов за Сан Саныча взялась? — вспомнила я Тошино объяснение. — Вот и послушай, что я тебе сейчас скажу. Тоша с Анатолием твоего бывшего в глаза не видели, — Господи, сделай так, чтобы я не ошиблась! — они за тебя волнуются. И я тоже. Ты посмотри, что ты делаешь!
— И что же я делаю? — с вызовом спросила Марина.
— Извини, я оговорилась, — поправилась я, — посмотри, как ты делаешь то, что делаешь. С соседкой нашей ты факты сначала собрала — и все отлично вышло. С матерью моей со мной сначала побеседовала — и все получилось. И я тебе благодарна, и Анатолий, пусть даже он не тебе, а мне об этом сказал, — я быстро скрестила пальцы, — но вы же, как кошка с собакой…
Марина ничего не ответила.
— А у Тоши с этой нечистой силой? — продолжила я. — Ты же явно ошиблась! Он тебя хоть словом упрекнул? Ты перед ним хоть извинилась? И с Сан Санычем ты ошибаешься — это я тебе сразу сказать могла, если бы ты меня спросила! И Тоша бы меня поддержал — мы оба его лучше знаем.
— Ваше мнение нельзя считать объективным, — натянуто возразила мне Марина.
— А почему тогда ты на мои слова о том, что он нам с Галей замену ищет, внимание обратила? — быстро спросила я. — Если ты объективности хочешь, то уж не поленись все стороны рассмотреть.
— Все стороны они будут там, в верхах, рассматривать, — бросила она.
— А я не знаю, что там, в верхах, происходит, — ответила ей я, — я с тобой сейчас по-человечески говорю. И по нашим понятиям ты вроде в налоговую на Сан Саныча настучала, чтобы у него полный аудит провели — авось накопают что-нибудь такое, что на солидный штраф потянет.
Марина издала некий невнятный звук.
— Именно, — повторила я. — Да еще и в результате моей обмолвки сгоряча — кем мне прикажешь себя чувствовать? Как мне ребятам в глаза смотреть, когда я знаю, что это с моей подачи им сейчас нервы треплют? Пусть они не знают, но я-то знаю!
Ответом мне опять послужило молчание.
— Ты вот о верхах вспомнила, — снова заговорила я, — а как они там посмотрят на то, что ты сейчас ведешь себя точно так же, как эта Лариса? Если не хуже. К тебе тоже проверку присылать — вдруг ты не просто изображаешь гнилую сердцевину, вдруг она в тебе действительно просто выхода ждала? А потом проверять и того, кто тебя проверил? И так до бесконечности?
— Татьяна, ты хочешь, чтобы я больше не приходила к вам в офис? — натянуто спросила она.
— Да, — быстро ответила я, — но не только. Неужели тебе так трудно представить, что мы все за тебя просто тревожимся? Наверно, не случайно для таких проверок присылают кого-то сверху — наверно, к ним всякая гадость не пристает. А если ты, раз за разом такую роль играя, однажды выйти из нее не сможешь? Нельзя со злом его же методами бороться — здесь я со Светкой согласна! — оно так только размножается.
— За меня можешь не беспокоиться, — холодно вставила Марина.
— Нет уж, извини, буду! — решительно возразила ей я. — Уж слишком много лет мы с тобой дружим. И если ты нашла себя в том, чтобы зло отыскивать и искоренять его — я тебе слова против не скажу, но только пусть это будет настоящее зло и пусть оно тебя не заражает.
В ванной стих шум воды. Я поняла, что у меня остались считанные секунды.
— И еще одно, — быстро добавила я, вспомнив последние слова Тоши. — Анатолий с Тошей не инициативу твою зарубить на корню хотят, а помочь — я это точно знаю. Анатолий всегда кипятится, пока до дела не дойдет, зато потом на него без колебаний положиться можно. Ты только подумай, что может получиться, если наш человеческий опыт с их… ну, ты сама знаешь… объединить. Извини, я больше не могу говорить, — почти шепотом закончила я, услышав шаги в коридоре.
— Я поняла, — медленно произнесла Марина. — Я… подумаю.
Буркнув «Пока», я положила трубку и бросилась к выходу из гостиной.
— Может, еще чаю попьем? — спросила я моего ангела, лучезарно улыбаясь.
Марина больше ни разу не появилась не только у Сан Саныча, но и у нас в офисе вообще. А у меня крепко засела в памяти последняя часть нашего разговора. Уж больно интересные перспективы я в ней открыла — неожиданно для себя самой.
В самом деле, до сих пор все человеческие (мои) и ангельские (Тошины, Анабель, моего ангела и даже того анонимного заменителя) совместные усилия всегда приводили к блестящим результатам. Правда также и то, что Тоша никогда не отказывался помочь. Кому угодно. Что же до моего ангела, то, когда речь заходила о чем-то действительно важном, он, выкричавшись, всегда делал все возможное и невозможное, чтобы максимально в нем посодействовать. Мне. Оставалось только проверить, можно ли к последнему списку добавить Марину.
Несколько дней подряд, автоматически — по недавней привычке — оживляя воспоминания о счастливом прошлом в нашем офисе, я ломала себе голову, как бы ненавязчиво выяснить степень его готовности протянуть руку помощи Марине — так, чтобы эта рука тут же не вцепилась ей в горло.
Именно в таких обстоятельствах и приходят в голову гениальные решения. Причем, обратите внимание, только к людям. Вы когда-нибудь слышали о гениальном ангеле? Вот то-то. Они там все такие талантливые, что сравнивать не с кем.
Мы едем в лес. Как обычно, всем коллективом. Почти. Минус Лариса, но плюс мой ангел. И в этом лесу, как и положено, охотимся. Причем сразу на несколько видов дичи.
Во-первых, пора переводить воспоминания о прошлом сплачивающем совместном отдыхе в плоскость настоящего. Разговоров об этой поездке, я думаю, на добрую неделю хватит — без моих постоянных подталкиваний.
Во-вторых, очень хочется хоть ненадолго из города уехать — та вылазка к Светке на дачу уже почти забылась. Моему ангелу, возможно, и достаточно каждый вечер вдоль реки туда-сюда вышагивать, но мне уже бесконечно надоело ощущение, что меня, словно собачку, перед сном выгуливают, чтобы спать не мешала.
В-третьих, было бы неплохо, чтобы мой ангел с ребятами поближе — лично, так сказать — познакомился. И понял, как несправедливо то, что им сейчас приходится терпеть от его собратьев. И проникся осознанием, что это безобразие пора прекращать. После чего можно больше не волноваться — он тут же этим и займется. Чтобы кто-то другой его не опередил.
И, наконец, последнее, но отнюдь не наименее важное — я смогу со стороны посмотреть, как он примется пожар неприязни тушить. Какими методами (может, пригодится, чтобы их с Мариной разнимать), а главное — с чьей позиции.
Он умудрился выступить адвокатом всех без исключения. И ребят успокоил, показав им пути, как карьериста осадить, не роняя собственного достоинства — у тех прямо глаза загорелись. И бездействие Сан Саныча объяснил погруженностью в работу и уверенностью в добром здравии собственного коллектива — нам ли об этом не знать? И их коллективный поход к нему предотвратил (а на самом деле — срыв ангельского эксперимента, хмыкнула я) — напомнив им, что решение кадровых вопросов должно находиться в компетенции руководителя, иначе полная анархия наступит.
Вот куда эти его психологические таланты дома деваются?
Под конец у него даже слово в защиту Ларисы нашлось — возможно, мол, жизни она еще не учена, глаза ей на элементарные манеры поведения нужно открыть.
Вот это мне совсем не понравилось.
О чем я ему по дороге домой и сказала.
И попыталась перевести разговор на Марину.
Он опять под облака взвился.
И слава Богу — в запале проболтался, что ему и Анабель посоветовала Марине помочь.
Что я, разумеется, от всей души поддержала.
И, к удивлению своему обнаружила, что последнее слово — чуть ли не впервые в жизни — осталось за мной.
Главное теперь, чтобы Марина после обещанных раздумий чего-нибудь нового не учудила.
Тогда, возможно, мне удастся отбуксировать этих двух особо ярких представителей инакомыслящих существ к столу переговоров. И Тошу к ним — дымовой завесой, чтобы не сразу поняли, куда их тащат.
Но разработку планов по урегулированию небесно-земных разногласий мне пришлось на некоторое время отложить.
Честно говоря, увидев на следующий день Тошу, я испугалась — на нем просто лица не было. И не я одна. В ответ на посыпавшиеся со всех сторон расспросы он замогильным голосом сообщил, что у Гали родилась дочка.
На некоторое время работа прекратилась.
Такой гвалт даже до погруженного в новые каталоги Сан Саныча дошел — он вышел из своего кабинета и присоединился к общему хору поздравлений и пожеланий.
Тоша молча кивал, приклеив на лицо мучительную улыбку, и обещал передать все добрые слова Гале.
Едва дождавшись обеда, я потащила его в кафе.
— Ну, рассказывай, — торжественно провозгласила я, устраиваясь за столом поудобнее.
— Что рассказывать? — как-то странно глянул он на меня.
— Все, — широко махнула рукой я.
— Да нечего мне рассказывать, — отвел он в сторону глаза.
Я нахмурилась. Что-то здесь не так — пусть он даже не человек, но что, кроме радости, может вызвать рождение новой жизни?
— Когда она родила-то? — задала я самый обычный вопрос, чтобы он немного расслабился.
— В 5.35, - коротко ответил он все тем же напряженным тоном.
— А когда ты ее в больницу отвез? — продолжила я расспрашивать о подробностях.
— Около девяти, — поморщился он, и вдруг его прорвало: — Только не я — она сама «Скорую» вызвала! Никому — даже матери! — не позвонила! А я уже в невидимости был — не мог же я сделать вид, что ни с того, ни с сего вдруг опять вернулся! Хотя, наверно, нужно было — я на минутку на улицу вырвался, позвонил ей — вроде узнать хотел, как у нее дела — так она мне ни слова не сказала! Что мне было делать?