— Попался наш Тоша! — еле выговорил мой ангел, все еще чуть икая. — Достала его все-таки земля!
У меня сердце в пятки ушло. Кошмар — так, как я и предполагала… Подождите, а почему «все-таки»? На компьютерный крючок он, по-моему, с самого начала попался…
Я водрузила и вторую бровь на одном уровне с первой — для равновесия.
К концу рассказа моего ангела мне уже не требовалось никаких усилий, чтобы их там удерживать — напротив, пришлось следить, чтобы не произошло непроизвольного их воссоединения с остальным волосяным покровом на голове. Спасибо, хоть глаза сами собой заморгали, отчаянно сигналя бровям, что те и их за собой на лоб тащат.
Оказалось, что Тоша исправно, дважды в сутки мчится со всех ног домой не к ноутбуку, а к Даринке. Больше того, он этот ноутбук даже по ночам забросил, часами напролет просиживая возле ее кроватки. Когда она просыпается, он тут же принимается с ней разговаривать (мысленно, конечно), протягивает ей указательный палец, за который она с удовольствием хватается то одной, то другой ручкой, или почесывает ее по шейке, которую она с готовностью ему подставляет. И никогда не плачет. Я хмыкнула, вспомнив Галины рассказы о ее спокойных ночах. Девочка вообще никогда не капризничает, если он рядом — пусть даже в невидимости. Он и во время кормлений из комнаты выйти не может — малышка сразу в крике заходится — так и сидит где-то в углу, внимательно потолок разглядывая.
Потому-то он и на работе места себе не находит, представляя себе, как девочка требует его присутствия, а Галя понять не может, чего та хочет.
Почувствовав, что маячившая на горизонте угроза Тошиного увольнения приближается ко мне семимильными шагами, я ринулась в бой.
— Так что же он мне об этом не сказал? — горячо воскликнула я. — Я ведь элементарно могу у Гали узнать, как Даринка себя днем ведет!
— Татьяна, — ухмыльнулся мой ангел, — если он когда-нибудь узнает, что я тебе об этом рассказал — останешься без мужа.
— Вот еще глупости! — фыркнула я.
— Не глупости, а серьезно. — В голосе моего ангела впервые прозвучало легкое беспокойство. — Он панически боится, что пойдет слух о том, что ему эта девчонка дороже Гали стала. Особенно, если сама Галя об этом узнает. Дойдет до наших — снимут с задания. И без ребенка, и без компьютера останется. Он уже чуть назад в невидимость не ушел, — я вздрогнула, — но там, у вас он хоть немного поработать может, отвлечься от своей новой одержимости. Он и сам признает, что если все время дома оставаться будет, долго ему скрывать не удастся, что он не над тем объектом трясется.
— Очень хорошо, — прибегла я к уже хорошо опробованному методу. — Я с Галей постоянно о Даринке разговариваю — спокойно могу спросить, как она днем себя ведет. А ты — тоже между делом — расскажешь Тоше, что днем у них все спокойно. И ему совершенно не обязательно знать, соответствует ли это действительности. Детям нужно плакать — это нормально, они так легкие развивают. Тоша успокоится, и ничего ни до кого не дойдет — поскольку ваши скорее учуют его нервозность, а не человеческую. Но скажу тебе — тоже по секрету — что Галя давно заметила, как он к детям относится. И у нее это ничего, кроме симпатии к нему, не вызывает. Что ваши должны только приветствовать — чего мы и постараемся добиться…
— Опять интриги? — вскинул он бровь.
— А ты где живешь, на земле? — не осталась я в долгу.
На этот вопрос он мог ответить только утвердительно. Что я — с глубоким удовлетворением — экстраполировала на всю свою речь.
Для того чтобы выяснить, как ведет себя Даринка в Тошино отсутствие, мне хватило пятнадцатиминутного разговора с Галей в самом начале обеденного перерыва на следующий день — на всякий случай я решила провести разведку за пределами Тошиной слышимости.
В ответ на мой вопрос, не начала ли уже малышка вредничать, Галя рассмеялась.
— Да что ты! — воскликнула она. — У нее характер — чистое золото! И ночью спит как… младенец, — судя по голосу, она улыбнулась своему каламбуру, — и днем сама себе лежит, так внимательно все рассматривает, и на улице тоже… Вечером немножко бывает, после купания — но она у меня, наверно — жаворонок.
Обрадовавшись, что никому не придется врать, я тут же передала разведданные моему ангелу, предложив ему… если получится, конечно…. упомянуть о них… совершенно ненароком, разумеется…. если сложится подходящая ситуация… Тоше прямо сегодня вечером, в конце рабочего дня.
Естественно, у него получилось сложить подходящую ситуацию.
Когда это его выдающиеся способности могли спасовать перед какими бы то ни было обстоятельствами?
Я почувствовала, что еще немного — и мать, пожалуй, сможет мной гордиться.
Тоша явно расслабился.
Чего не скажешь обо мне.
Если раньше мне просто хотелось увидеть маленького человечка, то теперь мне уже совсем не терпелось посмотреть, чем она так приворожила ангела. И главное — как. Чтобы знать, к чему в своем будущем приглядываться.
Я начала совершенно бесстыдно приставать к Гале — когда уже можно будет ее навестить?
И, наконец, она пригласила нас на смотрины.
После работы мой ангел забрал нас с Тошей из офиса, и мы поехали… собственно говоря, я только по дороге полностью осознала, что мы поехали ко мне на старую квартиру. По мере приближения к дому на меня вдруг накатило очень странное настроение — такое, которое возникает, когда через много лет приезжаешь на то место, где детство прошло. На каждом шагу не деревья со всякими строениями вокруг себя видишь, а словно сцены из прошлого наплывают, и ощущения те самые, которые эти сцены когда-то давно вызывали.
И мне действительно казалось, что прошло уже много лет. Ничего вокруг, конечно, не изменилось (за полгода-то!), но в этом месте я жила, еще не зная о существовании моего ангела, в этом месте я впервые его увидела и долго не могла поверить, что со мной случилось нечто столь сказочно-удивительное… Я оглядывалась по сторонам, словно все это произошло не какой-то несчастный год с небольшим назад, а в другой, уже слегка забытой жизни.
Мы проехали мимо супермаркета, в котором он чуть в обморок не грохнулся при виде сырого мяса. Потом вдоль нашего любимого парка, в котором я впервые физически почувствовала, что, когда он злится, с ним лучше не спорить. К дому мы подъехали с той стороны, где он в первые дни материализовывался — прямо рядом со мной, чуть не доводя меня до инфаркта. А вот и мой подъезд, дверь которого я придерживала, пока он в невидимости на улицу выходил…
Время от времени я поглядывала на него, и он тут же косился в мою сторону… с весьма довольной ухмылкой на лице. Ну, естественно — он наверняка вспоминает, с какой легкостью морочил мне голову своими внушениями из невидимости!
Когда мы поднялись в квартиру, меня охватило совсем другое чувство. Я всегда знала, что жилье, как зеркало, исполнительно отражает дух своих хозяев. Когда в этой квартире командовала моя мать, она напоминала экспозицию в музее — нигде ни пылинки, и все предметы интерьера стоят навытяжку в раз и навсегда отведенных им местах. Когда она мне досталась, ей словно команду «Вольно!» дали — строй еще сохраняется, но мышцы расслабились, и с ноги на ногу вправо-влево переступить можно. Теперь же в ней явно ощущалось присутствие младенца — она приняла вид беспорядочного, но уютного гнезда, в котором в любой момент все, что нужно малышу, прямо под рукой окажется.
В коридоре, прямо у входной двери стояла коляска — Галя явно только что с прогулки пришла. Мы протиснулись мимо нее гуськом и, пройдя на цыпочках в конец коридора, заглянули в спальню, где Галя переодевала девочку.
Не успела Галя поднять дочку с кровати, как та нашла глазами Тошу и уставилась на него пристальным, совсем не по возрасту осмысленным взглядом. Ротик у нее чуть растянулся, под щечками словно шарики заходили, и пальчики на ручках принялись сжиматься и разжиматься, словно она ухватиться за что-то пыталась. Одним словом, она его явно узнала.
Тоша опрометью ринулся в ванную мыть руки.
Девочка нахмурилась, носик у нее чуть сморщился, уголки рта чуть опустились вниз… Затем она заметила нас с моим ангелом и, видимо, передумала плакать, рассматривая новые игрушки.
На мне ее взгляд задержался недолго — мой ангел явно вызвал у нее куда более живой интерес. Я мысленно усмехнулась — девчонки, видно, уже в колыбели на мужчин больше внимания обращают. Вот и отлично — значит, мой малыш (на недавнем УЗИ мне почти со стопроцентной гарантией пообещали мальчика) будет скорее ко мне тянуться!
Вернулся Тоша — Галя отдала ему девочку и принялась складывать ее вещи, без умолку тарахтя о Дарине, Даринке и Дариночке. Та все также внимательно изучала моего ангела, прочно зажав в кулачке Тошин большой палец. Мой ангел больше поглядывал на Тошу, озабоченно хмурясь, и лишь изредка бросал на девочку опасливо-настороженные взгляды. А у меня появилась наконец-то возможность, как следует, рассмотреть ее.
Галя не преувеличила не единым словом — мне еще в жизни не приходилось видеть такого красивого младенца. Я их, правда, не так уж много и видела, но эту кроху нельзя было назвать ни милой, ни симпатичной, ни славной, ни умилительно-хорошенькой — короче, ни одним из эпитетов, обычно употребляемых в отношении грудных детей. Она была именно красивой.
Все в ней было еще по-младенчески округлым, но на этом сходство с типичным грудничком, пожалуй, и заканчивалось. Кожа у нее была того оттенка, который приобретается после недельного отдыха на каком-нибудь берегу Средиземного моря. На щечках просматривался легкий румянец — именно просматривался, словно изнутри чуть-чуть просвечивал.
Рот был сложен в подходящий для кормления бантик, но губы были словно тонким карандашом очерчены, и уголки их то слегка растягивались, то двигались вверх и вниз — по настроению, надо понимать. Нос тоже никак нельзя было назвать приплюснутой кнопочкой — он уже явно выделялся на ее личике, с изящно вырезанными ноздрями.
Глаза у нее были зеленовато-серыми — то ли Галя мне цвет их неправильно описала, то ли они уже меняться начали. И когда она переводила их с предмета на предмет, каждое их движение сопровождалось взмахом темных ресниц, хорошо различимых даже с того расстояния, на котором я от нее сидела. И брови у нее были темные — тонкие, как стрелки, и очень подвижные — в такт с уголками губ.
Волосы же у нее были не просто темные, а самые, что ни на есть, черные, и действительно длинные — не обычный младенческий пушок на голове. И уже сейчас можно было увидеть, как в самом скором времени они начнут укладываться в тонкие, мелкие колечки — как у Гали.
Обнаружив, что этот потрясающий ребенок взял все же что-то и от внешности своей матери, я пришла в бурный восторг. Пока девочка и телом на нее походила — мягкая и кругленькая, но когда она распрямляла ручки и ножки, словно потягиваясь, сразу было видно, что это — округлость котенка, которая продержится недолго, уступив место притягивающей взгляды грации…
В этот момент Галя начала расспрашивать меня о делах в офисе, и мне пришлось оторваться от созерцания ее невероятного творения.
Спустя некоторое время Тоша принялся выпроваживать нас с моим ангелом.
— Ребята, на первый раз хватит, — вдруг произнес он первую, наверно, за весь вечер фразу. — Давайте, собирайтесь — нам уже купаться пора.
— А может, мы тебя подождем? — невинно поинтересовался мой ангел.
— Чего сидеть без толку — это же не пять минут! — метнул я него Тоша яростным взглядом. — Галя потом ее кормить пойдет — я сам выйду.
— Анатолий… — вдруг нерешительно заговорила Галя, — а, в самом деле, вы не могли бы немного задержаться? Мне с Татьяной очень нужно поговорить. Мы сейчас Даринку быстро выкупаем, а потом я Татьяну еще минут на десять-пятнадцать займу, пока кормить буду… А вы пока с Тошей, может, о чем-то своем…? — Она вопросительно глянула на моего ангела.
Тоша слегка позеленел.
— Нет-нет, это — не дело! — быстро возразил он Гале. — Татьяне вовсе не к чему допоздна засиживаться. Давай лучше так сделаем — я Даринку сам выкупаю, вон Анатолий мне поможет — заодно и посмотрит, как это делается — а вы пока болтайте. А потом, — он одарил моего ангела тяжелым взглядом, — я вместе с вами и уйду — после купания, как обычно.
— По-моему, неплохая идея, — с готовностью подхватил мой ангел, и тут же поднялся вслед за Тошей, который уже командовал ему из ванной, что делать.
Галя растерянно захлопала глазами, потом пожала плечами и, встав, закрыла дверь в спальню.
— Татьяна, у меня к тебе просьба есть… — Она неловко замялась. — Ты только пойми меня правильно. Мне через неделю Даринку крестить… — Она чуть поморщилась и продолжила скороговоркой: — Я, конечно, хотела через сорок дней, как положено, чтобы и мне можно было присутствовать, но Валька, сестра моя, потом в отпуск уезжает…
Я безмолвно занялась привычным для себя делом — терпеливо слушала, пытаясь понять, к чему она клонит.
— Я тебя хотела в крестные, — сбивчиво пробормотала Галя, пытливо вглядываясь мне в глаза, — но говорят, что твоему малышу это может не на пользу пойти…
— Галя, — не выдержала я, — кто это у нас недавно о суевериях говорил?
— Это — не суеверия, — решительно замотала она головой, — это — христианский обычай. И мне не только мать об этом говорила, так что я грех на душу не решусь взять. Но я не об этом… — Она опять нерешительно замолчала.
— А о чем? — решила я подбодрить ее.
— У меня, кроме Валькиного мужа, и мужчин-то знакомых нет — чтобы в крестные, — пояснила она, глядя куда-то в сторону. — А его нельзя — крестные не должны в браке состоять. Вот, разве что, Тоша… Только мне неудобно прямо его просить — от такого приглашения не отказываются, а это ведь на всю жизнь ответственность… Меня и так совесть мучает — он с ней целыми днями возится, словно у него и своей-то жизни нет… В общем, может, ты у него выспросишь осторожненько… как он к этому относится. Если не захочет — я пойму, — торопливо добавила она.
Я просияла. Вот оно — решение всех проблем! Крестные родители в жизни ребенка на втором по важности месте после родных стоят — так Тоша получит полное право заботиться о девочке, сколько его душа пожелает. А заодно и о Гале — и ни у кого больше язык не повернется назвать его внимание к ней противоестественным.
— Прямо завтра и поговорю с ним! — с энтузиазмом пообещала я Гале. — Я, конечно, ручаться за него не могу, но мне кажется, он согласится.
— Ох, хорошо бы! — вздохнула Галя. — Ко мне как раз завтра днем мама приедет — лучше ему на обед на работе остаться.
К тому времени как Тоша принес Гале разрумянившуюся Даринку, в голове у меня уже созрел план боевых действий.
В коридоре, где Тоша принялся настойчиво подталкивать нас к входной двери, чтобы, перейдя в невидимость, захлопнуть ее за нами, я быстро шепнула ему:
— Завтра в обед остаешься в офисе — нужно поговорить. К Гале все равно мать приезжает.
Оба ангела подозрительно уставились на меня — я первой выпорхнула на лестничную клетку. Хотя, правда, в последнее время я уже начала скорее переваливаться при ходьбе, чем порхать.
— А мне, что, не приезжать завтра? — поджав губы, поинтересовался мой ангел в лифте.
— Почему? — радостно улыбнулась я. — Конечно, приезжай! Я же обещала тебе — больше никаких секретов.
На самом деле, подумала я, его поддержка мне вовсе не помешает — на тот случай, если Тоша заартачится. Мой ангел намного лучше сможет объяснить ему преимущества моего предложения с ангельской точки зрения.
На следующий день я в очередной раз поняла, что могу рассчитывать на него, только воплотив предварительно свою идею в жизнь — когда ему деваться уже некуда.
Когда мы вышли с Тошей из офиса, он уже ждал нас у входа. Они обменялись быстрыми взглядами — я хмыкнула про себя. Каждый, небось, надеялся, что я другому преждевременно проболтаюсь. Нет уж, будем придерживаться принятого среди ангелов равноправия — до самого кафе я рассыпалась в дифирамбах Галиной Даринке. Чтобы заранее настроить аудиторию на нужную волну.