Он остановился где-то в шаге от всех нас и громко произнес:
— Ну, что — давайте уже поедем?
Все заторопились к выходу. Галя замешкалась, нерешительно переводя взгляд с Тоши на дочку, требовательно протягивающую к нему ручку.
— Галя, мы Тошу с собой заберем, — он многозначительно глянул в спину Галиной матери, — и прямо следом за вами…
Когда все остальные очутились на улице, он обратился ко мне. Просительно, почти заискивающе заглядывая мне в глаза — я прямо перепугалась. Когда он кричит, мне всегда как-то спокойнее. А потом возмутилась. На кого это он такого наткнулся в этой церкви, кто его в смирную овечку превратил? Не хватало мне еще, чтобы ему кто-нибудь характер испортил — приноравливайся потом заново!
— Татьяна, только не заводись сразу, — начал он, выставив ладонями вперед руки. — Ты можешь нас в машине подождать? Минут пять-десять — честное слово! Нам… поговорить нужно, — он чуть повел глазами справа налево. — Бить меня дома будешь.
— Обещаешь? — с нажимом произнесла я — в надежде, что вот сейчас-то он под небеса взойвется.
— Клянусь, — лихорадочно закивал он, и, полностью потеряв дар речи, я послушно пошла к машине.
Вот только это его обещание и дало мне сил дождаться их с Тошей в машине — пятнадцать минут, между прочим! Нет, дома он у меня вернется-таки к нормальному поведению! Даже если мне и кричать, и драться потребуется. Не решится, небось, мной в моем-то положении жонглировать. А заодно и расскажет мне, кто это посмел заставить его по струнке ходить! Я их из-под земли… нет, за облаками достану! Моим ангелом командовать, понимаешь ли! Это — мое дело!
Наконец, они подошли к машине и сели в нее с одинаково каменными лицами.
— Что случилось? — спросила я сквозь зубы, уже дойдя до полной готовности бить их обоих — и прямо сейчас. А если тот, с кем они беседовали, им на помощь прибежит — отлично, у меня и для него найдется пара весомых… аргументов.
— Татьяна, потом, — отрывисто бросил мой ангел, покосившись на Тошу.
— Опять потом? — взвизгнула я, снова услышав это ненавистное мне в период начала нашего знакомства слово.
— Поехали! — вдруг рявкнул Тоша. — Там Даринка уже, наверно, разрывается…
Так, весь мир с ног на голову перевернулся — мой ангел умоляет, Тоша рычит. Осталось только, чтобы Светка всеми командовать начала, а Марина — всех мирить.
Весь остаток пути мы провели в тягостном молчании. Не знаю, что там ангелы на передних сидениях делали, а я опять внимательно рассматривала знакомые с детства окрестности — и на этот раз они напомнили мне о том, с каким мазохистским удовольствием мой ангел тогда, в самом начале, постоянно откладывал самую интересную часть своих рассказов на потом…
Тоша оказался прав — не успела Галина мать открыть нам дверь, как до нас донесся отчаянный рев.
— Ну, идите уж, — бросила она Тоше, поджав губы, — чем Вы ее там приворожили, не знаю, но она и впрямь больше никого признавать не хочет.
Последние ее слова догнали его уже в двери ванной.
Во время застолья «потом» еще явно не наступило. Мой ангел тут же включился в разговор, умудрившись сделать его общим — расспросил Галиных родственников об их семье, подтолкнул Светку с Сергеем к рассказу об их Олежке и сразу ввернул словечко о том, как Тоша умеет находить общий язык с детьми. Короче, сделал все возможное, чтобы мне не удалось вытянуть из него, что произошло в церкви.
Я терпеливо улыбалась, считая минуты, отделяющие меня от сладкого момента расплаты. И выдержка моя была в очередной раз вознаграждена — наступил этот момент даже раньше, чем я ожидала. А может, небесные силы вмешались, не стерпев того, что их представитель столь бесцеремонно к себе всеобщее внимание привлекает.
И, действительно, он столько болтал, что взоры всех присутствующих были постоянно устремлены на этот источник словесной канонады. Даже Даринка на него уставилась, оторвавшись от пристального созерцания Тоши. Спустя некоторое время она вдруг угукнула и потянулась в его сторону, выставив вперед ручку — кнопку, наверно, искала, чтобы звук немного убрать.
Тоша понял ее неправильно. Он вообще какой-то молчаливый весь вечер был — к разговору в пол-уха прислушивался и по сторонам нервно поглядывал. Когда Даринка шевельнулась у него на руках, он нахмурился, недоверчиво покосился на моего ангела и с явной неохотой спросил:
— Хочешь ее подержать?
Мой ангел запнулся на полуслове, подозрительно зыркнул на Тошу и неловко расставил руки. Когда Тоша передал ему девочку, он весь напрягся, словно ему живого угря на руки положили — того и гляди, выскользнет, и с какой стороны, не угадаешь. Даринка, однако, с виду чувствовала себя вполне комфортно — она чуть закинула головку, внимательно изучая его лицо, затем слегка дернула носиком и зачмокала, издавая какие-то горловые звуки. Мой ангел наклонился к ней, прислушиваясь, она подняла ручку… и вдруг со всего размаха заехала ему по носу, тут же вцепившись в него и победно икнув.
Все вокруг рассмеялись. Я же старательно запоминала все детали его выражения лица, чтобы оно запечатлелось в моей памяти навечно — раз уж фотоаппарата под рукой не оказалось.
Вот — даже младенец знает, что делать с теми, кто этот свой нос везде сует!
Наконец, подошло время расходиться по домам. Галина мать даже слышать не захотела, чтобы кто-то, кроме нее, помог Гале девочку купать. Тоша едва слышно чертыхнулся и заторопился к выходу, надеясь, как я поняла, в общей суматохе незаметно назад проскочить.
В коридоре Сергей вдруг спросил моего ангела:
— Ну, что, теперь опять через полгода увидимся? Давайте хоть в то наше место на реке съездим — позагораем, покупаемся, пока лето не кончилось…
— Ага, — саркастически вставила я, — мне сейчас только на песочке загорать!
— Ну, ладно, не на пляж, — оживленно поддержала мужа Светка, — давайте к нам на дачу. Галя, и ты обязательно приезжай — мы уже почти одна семья.
— Да куда мне с ней ехать-то? — замахала руками Галя.
— И слышать ничего не хочу! — заявила Светка тем самым непререкаемым тоном, который я себе в шутку по дороге из церкви представляла. — Вот они, — она кивнула на нас с моим ангелом, — тебя привезут, а потом и домой доставят. Возьмешь с собой все, что нужно — машина выдержит. И спать Даринке найдется, где — у нас на даче коляска Олежкина еще стоит. Целый день на свежем воздухе — что может быть лучше для ребенка?
Мы с ангелом неуверенно переглянулись — летом количество культурных мероприятий, запланированных для нас моей матерью, существенно сократилось, и после той поездки в лес еще раз вырваться из города все никак не получалось…
— В общем, в следующую субботу ждем, — решительно пресекла Светка наши колебания. — И Марина как раз вернется — развлекательную программу нам обеспечит…
— Вернется? — удивленно переспросила я, и мой ангел эхом добавил: — Откуда?
Светка как-то странно глянула на нас.
— Так она же к вашим французам уехала!
Глава 12. Экскурс в прошлое
Это лето стало для меня временем того самого пресловутого сбора камней. Чтобы было, что потом разбрасывать. Причем прицельно — отбиваясь от всевозможных, мыслимых и немыслимых, ожидаемых и непредсказуемых нападок окружающего мира. Плотно так окружающего, со всех сторон.
Под камнями я, естественно, подразумеваю информацию. Устала, видно, земная жизнь обстреливать меня неожиданностями — я все равно всякий раз успешно увертываюсь! — и решила оценить мое умение мыслить стратегически: анализировать каждый незначительный с виду фактик, укладывать его на нужное место в общей картине, предугадывать его воздействие на последующие события и встречать оные во всеоружии надлежащей подготовки.
Точь-в-точь, как я того хотел.
Памятуя человеческую поговорку: «Предупрежден — значит, вооружен».
Вот только вооружать меня эта жизнь начала не мелким гравием, чтобы руку успел набить в метании, постепенно наращивая силу и точность броска, а сразу тектонической плитой. Вот спасибо за доверие — убедил в своих способностях справиться с чем угодно! Из-под эдакой махины сначала выползти нужно… по частям, потом эти части назад вместе сложить… желательно, в исходном порядке, а потом уже чесать в области верхней части, размышляя, как бы этот «камешек» с места сдвинуть. Не говоря уже о том, чтобы забросить его куда-нибудь.
Нет, с другой стороны, правильно. Если я — неземное существо и горжусь этим, значит, и задачи передо мной нужно ставить соответствующего масштаба. Особенно, если время дается на подготовку к их решению. И сообщить о них поручено младшему по званию — перед которым как-то не к лицу позорно ткнуться носом в землю.
Вот это и была та единственная мысль, которая удержала меня в рамках приличий во время разговора с Тошей на следующий день после того, как у Гали родилась дочь. Только она дала мне силы изображать из себя могучего Атланта, которому по плечу новости любой степени тяжести. Слава Богу, хоть только голосом изображать — при первых же Тошиных словах я сел. От неожиданности.
— Я тебе настоятельно советую не присутствовать при Татьяниных родах, — отрывисто, без всякого вступления, бросил он, как только я примчался вечером в офис.
Я просто онемел. Это еще что за новости? С какой это стати я Татьяну в таком важном деле одну брошу — это же не в офисе на стульчике сидеть, или дома на мягком диване и в полной безопасности, пока я на работу или в магазин бегаю! Не говоря уже о том, что это мой парень рождаться будет. Мне уже не терпелось обычными глазами на него посмотреть, а не мысленными. Я и воочию первым увидеть его должен!
— Почему? — осторожно спросил я.
— Чтобы родное ведомство не потеряло ценного сотрудника! — процедил он сквозь зубы.
А тебя оно почему не потеряло, чуть не возмутился я, но тут же вспомнил, что Галя о его присутствии ни сном, ни духом не ведала. Из тех фильмов, что мы смотрели с Татьяной, я понял, что рождение ребенка для женщины — процесс достаточно неприятный. И винят они в этом, разумеется, мужчин — причем довольно громко. Наверно, потому у их мужчин и принято держаться в это время от них подальше. Правда, недолго, и потом женщины, как правило, лежат и выглядят совсем слабенькими — едва-едва руки поднимают — так что можно уже без опаски подходить.
— Ну, не прибьет же она меня совсем, — постарался я уверить самого себя.
— Кто? — Он даже повернулся в мою сторону, словно мы с ним на улице, на скамеечке светскую беседу вели.
— Кто-кто — Татьяна! — ответил я, и прикрикнул: — Головой не верти!
— Ты, что… совсем идиот?! — заорал Тоша — к счастью, все еще мысленно. — Я имел в виду — чтобы ты умом от этого крика не тронулся!
— Тоша, — попытался я урезонить его, — мы с Татьяной не первый день общаемся — она постоянно на меня орет. И на здравости моего рассудка это пока никак не сказалось. Ее, главное, в охапку схватить, чтобы руки не очень распускала — какие-нибудь десять-пятнадцать минут, как по телевизору показывают, удержу, не переживай.
— По телевизору? — Тоша закрыл глаза, тяжело дыша. — А тебе там их лица в этот момент показали? Как зрачки от боли расширяются? Как от крика вены вздуваются? Как пот градом катится? Как они то корчатся, то обмякают безвольно, словно из них все кости вынули? И их там много — одна замолкает, две другие эстафету подхватывают…
Я ошеломленно молчат, пытаясь охватить разумом услышанное.
— И это продолжается часами, — продолжил Тоша, переведя дух. — Поначалу еще хоть не так часто, а под конец… Это просто невозможно! Это невозможно ни видеть, ни слышать! И деться некуда, и сделать ничего не можешь.
— Совсем ничего? — тихо спросил я.
— Ничего! — глухо ответил Тоша. — Там и врачи эти только ходят, смотрят и «Еще рано, процесс естественный и должен идти своим чередом, нужно потерпеть». Потерпеть! — скрипнул он зубами. — Я внушать пытался, чтобы отвлеклась немного, расслабилась — так меня чуть в сторону не отбросило… звуковой волной. Я не знаю, как они это выдерживают! — чуть не вскрикнул он. — Как они вообще на это решаются! Еще и улыбаются потом — сквозь слезы! — глядя на этого монстра, от которого их только что на части разрывало.
— Ну, прямо — на монстра! — обиделся я за своего парня. — Насколько я помню, очень симпатичный человечек — только в миниатюре…
— Опять ты мне со своим телевизором? — рявкнул Тоша. — Красное что-то, сморщенное, трясется все и вопит благим матом. Пронзительно так, прямо в ушах звенит. Мне и смотреть-то противно было — одна мысль в голове: «Слава Богу, все это кончилось!».
— А сколько же все это длилось? — У меня вдруг закралось страшное подозрение, что его фраза о часах может оказаться вовсе не преувеличением, порожденным нервным перенапряжением.
— Почти… девять… часов, — раздельно произнес он, и у меня сердце рухнуло куда-то вниз. — Причем, как я потом наслушался, это еще ничего — с мальчиками дольше бывает, потому что они крупнее. И дальше не лучше, — продолжил он, багровее. — С Галей в палате — еще трое. И кормят одновременно. Практически раздевшись до пояса. Обсуждая при этом свои нынешние, а также недавние ощущения. Мне что при всем этом делать? Я на работу сбежал, чтобы хоть немного в себя прийти.
— А вечером что делать будешь? — сочувственно спросил я.
— Назад поеду, — обреченно произнес Тоша, — куда же мне деваться — не здесь же ночевать. Но у тебя-то — другое дело, — убежденно качнул он головой в мою сторону, — и я тебе точно говорю — не зря их мужиков всю жизнь даже близко к этому зрелищу не подпускают. Иначе они бы уже просто вымерли.
К концу этого разговора я почувствовал, что пора выбираться из-под первого пробного камня свалившихся на меня свидетельств очевидца. И что-то делать, пока они меня в полупрозрачную лепешку не расплющили.
Тем вечером я впервые в жизни с удовольствием отправился в магазин по просьбе нашей бабули-соседки. И по дороге позвонил Людмиле Викторовне с просьбой дать мне телефон ее чудо-доктора. Сначала она удивилась моему столь неожиданно возникшему интересу. Потом обрадовалась моему желанию заранее обсудить с ним условия пребывания Татьяны в его клиники. И под конец решительно воспротивилась моему намерению находиться там вместе с ней.
Вот же — до чего въедаются в людей эти их вечные предрассудки! Я же не в невидимости там буду по углам жаться! А мое присутствие всегда оказывало на Татьяну самое благотворное воздействие. Вспомнить хоть тот случай, когда у нее голова после пикника у реки разболелась — десять минут рядом с ней посидел, и она успокоилась и заснула. И две таблетки от головной боли здесь не при чем — сколько она их до меня глотала, и никогда такого быстрого эффекта не наблюдалось.
Разговор с доктором оказался вдвое короче моей беседы с Людмилой Викторовной. Да, конечно, он помнит Татьяну. Да, разумеется, он с удовольствием примет ее у себя в клинике. Да, естественно, у нее с ребенком будет отдельная палата. Как только она почувствует приближение родов, ему нужно немедленно позвонить, и он тут же приедет и лично возьмет ее под наблюдение. Вот что значит специалист-мужчина! Кратко и по сути.
В конце, правда, он тоже посоветовал мне довериться ему и не путаться во время родов под ногами. И он туда же! С какой это стати он решил, что у него как у доктора психика крепче, чем у остальных мужчин? Не говоря уже об их ангельской разновидности, куда дольше наблюдающей за человечеством во всех его проявлениях. Не выйдет — в крайнем случае, буду при его появлении в невидимость нырять!
Покончив с подготовкой внешней линии обороны, я перешел к созданию внутренних факторов, благоприятствующих как можно более быстрому и безболезненному прохождению через этот естественный кризис. Оба объекта моего воздействия находились в одном теле, что существенно облегчило мне задачу.
Для начала я начал особо тщательно следить за их питанием. Крупных при рождении мальчиков нам не нужно — пусть парень пока на диете посидит, потом откормим. На первых порах он явно надулся — принялся отворачиваться всякий раз, когда я к нему обращался. Пришлось и его на размышления навести, как Светиного Олежку — спросить, кто с ним играть будет, если мама из-за него заболеет, а папа ее лечить будет.
Перед этим, правда, я всякий раз должен был нейтрализовать Татьяну, чтобы она своим сюсюканьем парня с истинного пути не сбивала — нечего ему еще до рождения внушать, что он — такой замечательный, что ему все на свете можно. Сначала посмотрим, как он вести себя будет, рождаясь, а потом уже решим, стоит ли им сразу восторгаться или… тесать еще и тесать.