Обеспечить Стасу моральную поддержку я в то время просто не мог — Татьяна вовсю готовилась к приезду Франсуа, и жизнь наша вернулась в обычное русло. Я радовался каждому дню той спокойной недели как чудесному подарку отцов-архангелов, прекрасно зная по опыту, что щедростью в предоставлении пусть даже честно заработанной передышки они не отличаются. По крайней мере, в отношении ангелов-хранителей.
О том, чтобы оставить Татьяну без присмотра в день переговоров, не могло быть и речи. Уже приближался день появления нашего парня на свет, и, хотя мудрый доктор рассказывал, что мальчишки обычно позже намеченного срока рождаются, этот намек на мужскую ленивость вызвал у меня серьезные сомнения. Да если он в мать пошел (на что указывали все мои предшествующие наблюдения), он не то, что позже — он раньше времени в человеческую жизнь ворвется, чтобы посмотреть побыстрее, как там она устроена и в каком направлении ее можно немедленно изменить к лучшему.
Кроме того, пребывание — в явном виде — целый день у Татьяны в офисе сулило весьма интригующие перспективы. Когда-то, на заре моей земной трудовой биографии мне очень хотелось именно там поработать — чтобы без отрыва, так сказать, от основного вида деятельности. Не вышло. Не нужен оказался психолог весьма удачливым менеджерам от интерьера. И теперь, когда Татьянины сотрудники уже убедились на ситуации с Ларисой в полезности моих советов, я решил устроить им выездной мастер-класс. На общественных началах.
Нет, это просто немыслимо, до чего эта земная жизнь располагает к желанию поработать на общество! Только-только устроился, чтобы чувствовать себя комфортно в материальном отношении, какой-то моральный зуд появляется сделать что-то для окружающих, причем совершенно бескорыстно. Немудрено, что только редким людям удается от общества оторваться.
Встретили меня хорошо — приветливо, с искренним радушием. Я решил дать этому чувству укрепиться, чтобы мои последующие замечания были восприняты как очередной добрый совет, а не как навязчивая критика. Как только Татьяна с Франсуа скрылись в кабинете Сан Саныча, я тихонько отошел вглубь комнаты, к Татьяниному столу и стал наблюдать за ее сотрудниками. И за Тошей тоже — что-то он мне совсем унылым показался. Вот, кстати, и ему дам шанс почувствовать всю абсурдность его детских капризов.
Я ведь во всех отношениях старше его. А значит, умнее. А значит, мне первому оставить дверь к взаимопониманию чуть приоткрытой: пусть только постучится — настежь распахнется! Я же вижу, что ему эта изоляция совсем не по душе.
Странно как-то. Я столько дней провел почти на этом самом месте, что даже считать страшно — сначала следя за тем, чтобы она со стула не свалилась или палец себе чем-нибудь не проткнула, потом — наблюдая, как свет от окна у нее в волосах играет, как тени от ресниц ей на щеки ложатся, когда она глаза опускает, как у нее губы подрагивают, когда она текст на экране читает… Случалось мне и бегать между этим местом за ее стулом и то ли кухонным столиком, то ли Тошиным рабочим столом.
Но ни разу я не обращал внимания на то, как ведут себя на работе ее сотрудники — разве что, когда кто-то из них к ней обращался. Сегодня же я сосредоточился на их разговорах с клиентами — большей частью, по телефону. И к обеденному перерыву уже тихонько посмеивался про себя. Нужен им психолог, ох, как нужен — как и всем, кто с людьми работает! За их безукоризненной вежливостью то и дело проскальзывало то раздражение, то неуверенность, то досада от того, что приходилось не в первый, видно, раз повторять одно и то же — одним словом, все то, с чем я постоянно сталкивался у других своих клиентов из сферы услуг.
На Тошу я прекратил поглядывать через какие-то полчаса — он сидел за своим столом, уткнувшись в экран монитора, напряженно сведя плечи и втянув в них голову так, что и шеи не было видно. Спиной, похоже, мой взгляд чувствовал — вот пусть и не воображает, что я с него, паршивца упрямого, глаз не свожу!
Время обеда Татьяна со своими интерьерными гениями проигнорировала. Я уже встал было, чтобы вежливым стуком напомнить им о приличиях (что это такое, в самом деле — вынуждать беременную женщину к нарушению режима!), как меня пригласили к столу. Я не стал отказываться — исключительно для того, чтобы не обижать гостеприимных хозяев. А также для того, чтобы лишний раз показать Тоше, что умение находить общий язык с людьми…. не говоря уже о молча и с достоинством несущих многократную нагрузку ангелах, произрастает не из упрямства, а из доброжелательности и обходительности. А также для того, чтобы не поглядывать каждые две-три минуты на дверь кабинета Сан Саныча, чуть не захлебываясь слюной. От возмущения.
Вооружившись бутербродом, я — словно невзначай — завел с Татьяниными сотрудниками разговор о горячей поре, которая всегда наступала у них в фирме с приходом осени. Они с удовольствием подхватили его, засыпав меня примерами нахальства, капризности и необязательности своих клиентов. Мне, как обычно, оставалось всего лишь чуть задержаться на каждом случае, чтобы найти ту критическую точку, после которой общение переходило из деловой области в эмоциональную. Разумеется, они меня слушали — оживленно переглядываясь и разражаясь хохотом, когда я показывал им способы изящно осадить зарвавшегося собеседника!
У Тоши на лице тоже появилась некая необычная задумчивость. Я имею в виду — типично земная задумчивость, а не отрешенность вечного скитальца по виртуальным просторам. Он почему-то остался в тот день на обед — я еще хмыкнул про себя, как это он не помчался со всех ног проверять, все ли в порядке у его бандитки. В разговоре он участия не принимал — лишь хмурился, внимательно вслушиваясь в мои слова, подергивал временами уголком рта и вскидывал на меня чуть прищуренные от сосредоточенности глаза. Вот так-то, юноша — учитесь у мастера наблюдательности и умению облечь свои мысли в наиболее доступную для аудитории форму!
В самый разгар нашей беседы из кабинета Сан Саныча вдруг выскочила Татьяна, и у меня сердце в пятки ушло. Неужели услышала, о чем у нас тут речь идет, и сейчас начнет возмущаться, что я ее сотрудников вместо обеда непрошеными советами потчую? Прощай, авторитет в глазах всех присутствующих. Да я же не вместо, а вместе с обедом! И, между прочим, совершенно бескорыстно — те три бутерброда не в счет, они, как декорации, нужную атмосферу создавали!
Даже не глянув в нашу сторону, Татьяна прошагала в противоположный конец комнаты и принялась бормотать что-то в мобильный. Не успел я насторожиться, как она уже вернулась, одобрительно кивнув мне на ходу. Понятно — пытается лестью усыпить мою бдительность. Я чуть не сбился с вдохновенной речи — спасла меня выработавшаяся за полтора года общения с Татьяной привычка любой ценой доводить до конца начатую фразу. И, похоже, эта привычка весьма мне сегодня понадобится — как-то Татьяна совсем не на шутку разошлась.
К концу обеденного перерыва, однако, моя пошатнувшаяся было уверенность в своем несравненном даре убеждения восстановила равновесие. Когда все уже вновь рассаживались по своим рабочим местам, ко мне подошел Тоша и буркнул, что у него ко мне разговор есть.
— Ну, говори, — с деланно небрежным видом пожал я плечами.
— Наедине, — многозначительно уточнил он.
— Давай выйдем, — предложил я.
— Так сейчас уже не могу, — горестно вздохнул он, — перерыв-то кончился.
— Тогда позвони вечером, — набрался я терпения, чтобы не спугнуть неожиданно накативший на него порыв откровенности.
— Это — не телефонный разговор, — отвел он глаза в сторону. — Ты что завтра в обед делаешь?
У меня прямо челюсть отвалилась — он во второй раз не поедет юную экстремистку проведывать? Любопытство сменилось острой тревогой — я ведь сам недавно думал, что, возникни у него какие-то сложности, тут же ко мне примчится. Допророчился, похоже…
— Завтра не получится, — медленно проговорил я, внимательно вглядываясь ему в лицо, — мне сегодняшнюю встречу отрабатывать придется. И послезавтра — тоже, я за городом работаю. Разве что в четверг…
— Хорошо, — с готовностью кивнул он. — Куда мне подъехать?
Что-то я окончательно запутался. Определенно что-то стряслось — раз он готов ехать ко мне на встречу; с другой стороны, явно не конец света — если с разговором можно целых два дня потерпеть.
— Ничего не случилось? — На всякий случай прямо спросил я.
Он покачал головой.
— Это, скорее, по личному вопросу, — неловко добавил он.
Вот спасибо — прояснил ситуацию. Совершенно сбитый с толку, я направился к Татьяниному столу, размышляя о том, что это у него за личные дела на земле, откуда они взялись и, главное, почему я впервые о них слышу. Когда они, по всей видимости, уже в проблему, требующую вмешательства извне, переросли.
Вдруг у меня мелькнула мысль, а не специально ли Тоша эдакого тумана напустил, чтобы взбудоражить мое любопытство и приблизить, тем самым, время встречи. Вот паршивец — у Татьяны навыков нахватался!
Долго размышлять над заразительным земным коварством мне не пришлось — переговоры на высоком уровне закончились раньше предусмотренного срока, но ко всеобщему с виду удовлетворению. И как только высокие стороны вышли из кабинета Сан Саныча, я в очередной раз мысленно поздравил себя с проявленной предусмотрительностью, не позволившей мне в тот день довериться здравомыслию Татьяны. Если бы не я, Франсуа потащил бы ее таки в какой-то интересный, как он выразился, ресторан, вместо того чтобы накормить побыстрее прервавшую свой законный, между прочим, отпуск ради его дел девушку. И она бы наверняка согласилась. С восторгом — вон как засияла, вырвавшись на оперативный простор, направо и налево благосклонными улыбками сыплет.
Я проявил твердость — и через десять минут мы уже кушали в нашем кафе. Татьяна сметала все со своей тарелки с таким видом, словно ее перед ней впервые за неделю поставили. Вот-вот — подумала бы хоть о том, что все это время и парня нашего тоже голодом морила! Чтобы отвлечь Франсуа от неправильных выводов в отношении организации нашего быта, я рассказал ему о том, что случилось с Мариной. Он тут же принялся критиковать организацию всего нашего общества, что почему-то здорово меня задело.
Но еще раз я проявил твердость совершенно не по этой причине. Я ничего не имел против того, чтобы Франсуа пострадавшую добрым словом поддержал, но Татьяне после целого дня напряженного труда на благо родного коллектива и дорогого партнера пора было домой. Отдыхать. Восстанавливать силы. И поддерживать вполне заслуженной похвалой другого альтруиста. Куда более родного ей и дорогого. Как он надеется.
Вот я знал, что она неспроста с такой готовностью во всем со мной соглашается! Это на нее офис, наверно, так подействовал — вспомнила, как раньше из нее там фонтаном били те сумасшедшие идеи, направить которые хоть в какое-то приемлемое русло стоило мне потом таких трудов. Вот зачем ей деньги? Разумеется, у меня есть деньги на все, что нужно моей семье. А сколько? Ну, для парня-то фонд давно уже создан! А зачем ему все через Интернет заказывать? Нет уж, вместе в магазин поедем — чтобы было кому подумать о функциональности всего того, что ей понравится. А то она сама такого назаказывает, что никакого фонда не хватит.
Вот, кстати, и Людмила Викторовна отметила рациональность всех наших покупок. Чтобы не испортить впечатление, я не стал ей признаваться, что нам на них не один день понадобился. Честно признаюсь, слабину дал — душа радовалась смотреть, с каким удовольствием она бродит по магазинам, перебирая детские вещи. Сам бы я, конечно, за один вечер справился.
Со всей этой магазинной лихорадкой мне удалось встретиться с Тошей только в пятницу. В обед — но поскольку перенеслась наша встреча из-за меня, я сам подъехал к нему в офис. Как раз в тот момент, когда он оттуда выходил.
— Ну, что — в кафе? — спросил я, оживленно потирая руки, как только он сел в машину.
— Там народа полно, — поморщился он. — Давай тут поговорим.
— Слушай, ты совесть-то имей! — возмутился я. — Я уже почти неделю на одних бутербродах — Татьяна меня каждый день то в один, то в другой магазин на разведку гоняет.
— Чревоугодие опасно для здоровья, — произнес он тоном оракула.
— А голодание — для жизни, — не остался в долгу я.
Он вздохнул и смиренно уставился куда-то в даль. У меня мелькнула было мысль, что в последнее время смирение окружающих не предвещает мне ничего хорошего, но перспектива пообедать, наконец, по-человечески задушила ее в зародыше.
В кафе Тоша заговорил только после того, как нам принесли наш заказ. До этого он сидел за столом, опустив глаза на кусочек хлеба, который разминал в руках в мелкую крошку, и односложно отвечал на все мои расспросы о работе, Гале, ее девочке и жизни в целом.
— Слушай, ты меня вообще зачем звал? — не выдержал, наконец, я, разворачивая завернутые в салфетку вилку и нож.
— Как ты Татьяне предложение сделал? — вскинул он на меня пристальный взгляд, словно и не расслышав моего вопроса.
Закашлявшись, я глянул на него с невольной благодарностью. Теперь понятно, почему он хотел в машине поговорить и намекал на опасность чревоугодия. С такими вопросами немудрено и первым глотком подавиться до смерти.
— А тебе зачем? — прочистив, как следует горло, спросил я.
— Ответить трудно? — отпарировал он.
— Ну…. сказал: «Выходи за меня замуж», и все, — пожал я плечами.
— И она сразу согласилась? — снова сосредоточенно прищурился он.
— Ну да, конечно! — рассмеялся я, вспомнив ту свою битву с Татьяной. — Сначала она сказала, что ей нужно подумать, потом, вроде, сказала: «Да», а на следующее утро сделала вид, что ничего такого не помнит, и мне пришлось полдня правильными вопросами ей память восстанавливать.
— А что бы ты делал, если бы она отказалась? — продолжал допытываться Тоша.
— С чего это ей отказываться? — возмутился я.
— Ну, все же, — настаивал он.
— Не знаю, — честно признался я. — В невидимость перешел бы, наверно.
— Не подходит, — качнул головой он, словно отвечая на какую-то свою мысль.
— Ты, что, жениться собрался, что ли? — дошло до меня, наконец.
— Мне или жениться, — мрачно ответил он, — или от задания отказываться.
— А это здесь при чем? — опять не понял я.
— Меня Даринка в невидимости видит, — объяснил он.
Я тихо присвистнул, представив себе, как через год-другой эта хулиганка начнет гоняться за ним по всей квартире — со стороны ведь покажется, что она за воздух руками хватается и с пустым местом разговаривает. Так и до вызова экзорциста недалеко.
— Тогда женись, — поддержал я единственно правильный вывод из сложившейся ситуации.
— А если она не захочет? — опять помрачнел Тоша.
— Убедишь, — уверенно ответил ему я.
— Да неудобно как-то служебным положением пользоваться… — Он снова принялся катать в пальцах хлебный шарик.
— При чем здесь служебное положение? — искренне удивился я. — Как мужчина убедишь.
Он как-то странно глянул на меня.
— Как?
Я снова прочистил горло.
— Скажи мне, пожалуйста, — терпеливо начал я, — она тебе нравится?
— Конечно, нравится, — с готовностью ответил он. — У нее и характер покладистый, и руки красивые — мягкие такие, сразу видно, что заботливые…
Вот идиот! Если он ей такое скажет, она ему этой рукой так к физиономии приложится — вмиг все мысли о мягкости повылетают.
— Я имею в виду, как женщина? — уточнил я. — Тебе прикасаться к ней приятно?
— Ты, что, сдурел? — с ужасом глянул он на меня.
Меня начал разбирать нервный смех — едва сдержался, чтобы не ранить его самолюбие. А с другой стороны, лучше его сейчас поранить, чем потом такие же разговоры о разводе вести.
— Тоша, я не знаю, чем ты занимался на лекциях об опасностях человеческой жизни, — решил я говорить напрямик, — но если ты женишься, не прикасаться к ней у тебя никак не получится. Так что либо сразу отказывайся от задания, либо, делая ей предложение, признавайся, что ты — импотент.
— Я — импотент? — взвился он.