Баки чувствовал, что от судьбы не уйдешь, что зажился он на этом свете, шутка ли, сотня, да с такой работой, как у него… Все и всегда должно иметь свой конец, вот и его подходил, похоже.
Подойдя ближе, нависнув над Барнсом, Брок вплёл пальцы в его волосы, дёрнул назад, задирая голову.
— Я не предлагаю тебе любви до гроба и всего этого слюнявого «навсегда». При нашей с тобой работе даже год — немалый срок. Давай для начала переживем эту неделю, а уж подохнуть я тебе не дам, будь уверен и прекращай загоняться.
— Это значит, можно поехать за вещами, командир? — по-кошачьи улыбнулся Баки, позволяя Броку дергать его за волосы.
Это было неожиданно приятно — чувствовать чужую силу, особенно когда ты знаешь, что сильнее, и человек, позволяющий себе такое, тоже знает. Брок знал, что Баки может скрутить его и перевязать ленточкой, дабы тот не рыпался, но никогда ничего подобного не делал. Баки нравилось чувствовать себя немного слабее Брока, это подкупало своей новизной, потому что чуть ли не весь ЩИТ обходил Баки по кривой дуге, до сих пор считая его ебанутым на голову Зимним Солдатом.
— Езжай. — Брок с улыбкой почесал ему за ушами. — Но к трём что бы был здесь, как штык, понял меня?
То что Барнс был котом, кошаком, котиком, Брок был прекрасно осведомлён. Тот ходил где вздумается, мог завалиться спать в любом из кабинетов, врывался, не утруждая себя вопросами и стуком в дверь, и имел прямо-таки нюх на всё интересное. Брок был реалистом. Такие, как Барнс, ни с кем подолгу не задерживаются, быстро теряют интерес и идут дальше, ни разу не обернувшись назад.
— Тебе булок привезти? — спросил Баки, потеревшись о живот Брока головой, небритой щекой, носом потеребил блядскую дорожку, и снова поднял глаза. — Или боишься, жопа шире плеч станет?
Хихикнув, Баки продолжал смотреть на Брока, уткнувшись ему подбородком в живот, и нежась под рукой в волосах.
Год… Брок сказал, что год — много, но разве не хочется пресловутого навсегда? Чтобы день за днем бороться за одеяло, засыпая вместе, просыпаться, чтобы приготовить завтрак себе и своему мужику. Чтобы ждать с работы, хоть и работали они вместе. Чтобы просто быть рядом друг с другом. Вот этого навсегда хотел Баки, но пока у них и года, напророченного Броком, не было. А была неполная неделя.
— Нахуй булки, — вздохнул Брок, снова погладил Барнса по голове. — Ты сам возвращайся.
Чтобы не травить душу, Брок наклонился, целуя Барнса, укусил его за губу и сразу же отстранился, дошёл до шкафа, достал оттуда ярко-оранжевое полотенце.
— Вали давай, — хмыкнул он с улыбкой.
— Есть валить! — козырнул Баки и через пять минут уже был на пути к их со Стивом дому, где Стива как раз быть и не должно. Тот всегда вставал рано и приходил поздно, вот и приходилось тоже жить на базе. А сейчас у Баки была лафа. Можно было жить с Броком, правда, еще и с половиной Страйка, но это сейчас было не важно.
Добравшись до дома, Баки покидал вещи в рюкзак и оставил Стиву на столе записку, что с ним все хорошо, и он сам позвонит вечером. Главное, чтобы друг не сильно волновался. На обратном пути Баки заехал в пекарню и купил еще две коробки булок, но уже для себя, его жопе не были страшны такие дикие количества углеводов, еще прихватил смазку — а вдруг понадобится, а нету? — и пачку презервативов. Со всем этим добром он вернулся в убежище даже раньше назначенного Броком срока и, не спрашивая никого, устроился в его комнате, ленивым котом развалившись на кровати и поедая булки.
Не любил Брок бесполезные дни, стараясь даже в выходные чем-то занять самого себя и вдруг загостившихся у него бойцов, а потому сразу после душа, оказавшегося не таким интересным, как он предполагал (Барнс, зараза, увильнул от своего же предложения потереть спину и смылся за вещами домой), вышел на кухню, где хмурые бойцы ковырялись в какой-то каше.
— Чего такие рожи недовольные?
Мэй, выразительно глянув в сторону страшно довольного собой Веласкеса, копнула кашу ложкой, перевернула ее и потрясла. Каша осталась где и была.
— Мда, а ты, оказывается, террорист. Ночью мне спать не давал. — Таузиг и Глазго подавились. — Теперь ребят мучаешь. Давай мы на вечер пиццу лучше закажем?
Все активно закивали. Видимо, есть что-то ещё, приготовленное Веласкесом, не хотел никто.
В два пополудни Брок, взмокший от пота, ввалился в свою комнату и застыл на пороге, разглядывая явно начавшего обживаться Барнса. Ну истинный котище, еды даже вон себе натащил. Брок принюхался. Его любимые булки. А вот это уже было нечестно.
— Булочку хочешь? — Баки перевернулся на спину, оторвавшись от электронной книжки, и широко улыбнулся Броку. — Или мы все же потрем тебе спинку?
Чувствуя себя хорошо, радостно, как давно себя не чувствовал, Баки улыбнулся Броку, но булку не отложил, так и держа ее в бионической руке. На самом деле, можно было бы сказать, что Баки счастлив, его даже уже не пугала эта неделя, он просто хотел ее провести близко-близко к Броку, так, чтобы насытиться им перед неведомым четвергом.
— Я не знал, будешь ты булочки, или нет, — Баки откусил от лакомства здоровый кусок и показал на вторую коробку, предлагая Броку присоединиться к трапезе.
Брок только глаза закатил и быстро разделся, оставшись в чем мать родила, покидал мокрое от пота в корзину к грязному белью, а сам влез в шкаф, выставив на обозрение Барнса задницу.
Стесняться было нечего. Во-первых, Броку было чем гордиться. Тело он получил не от хорошей генетики, все мужчины в родне быстро толстели, стоило хоть немного засидеться на жопе, потому и он пахал, загибался на тренажерах, чтобы в свои сорок выглядеть именно так, давая фору многим двадцатилетним из других отрядов. Во-вторых, вышел уже из того возраста, когда комплексы имели хоть какое-то значение. Он не доллар, чтобы всем нравиться, главное — самому отлично.
Совершенно бесшумно Баки поднялся, успев облизать пальцы от булки, и, прижавшись к Броку со спины, обнял его, целуя в шею. Это было невероятно, Баки мечтал о Броке, но был уверен, что не для него такая ягодка росла.
— Поплескаемся? — тихо спросил он, слизывая соленый пот с шеи.
Близость Брока, а теперь еще и его доступность, туманили разум по полной, и Баки решил: зачем ходить вокруг да около, если можно словами, да и делами, выказать свое желание, не только спать рядышком и обниматься по углам, но и трахаться. Оба уже давно не мальчики, чтобы играть в стесняшку и мнимую девственность. Иначе зачем Баки запасся смазкой и резинками?
Волоски на теле Брока встали дыбом. Хотелось по-блядски потереться голой задницей об обтянутый жёсткой джинсой пах Барнса, развернуться, оседлать его крепкие бёдра, вылизать вкусную шею и… ещё много-много-много всякого, для чего было не время и не место, по крайней мере в эту неделю.
А хотя зачем себе хоть в чем-то отказывать?
— Полотенце на плечо и бегом в душевые, — приказал Брок, заматывая себе бёдра.
Он заметил и сдвинутые вещи в шкафу, и занятую полку, и дополнительную подушку на своей койке, и огромный темно-синий плед. Котище обживался, что, впрочем, не могло не радовать.
Быстро собираться и разбираться Баки умел. Скинув шмотки, тоже обмотался полотенцем, в которое его можно было завернуть целиком два раза, смеясь прижался к Броку и выпустил.
— Я готов, — улыбнулся он.
Все печали и тревоги остались где-то за забором вот такого вот простого счастья лапать понравившегося тебе мужика. И теперь неделя казалась не ожиданием беды и просто адом, а походила на веселый отпуск у моря, только вот моря не было. Даже бассейна не было, но это ничуть не мешало Баки радоваться.
Брок хлопнул Барнса по заднице, подпихивая вперёд из комнаты, а то они рисковали зависнуть надолго, подзабив на весь остальной мир. Веласкес был спасён, значит, программа минимум на день была выполнена, и можно было хоть немного расслабиться, позволить себе удовольствие быть рядом, прикасаться, не думая ни о ком другом.
В душевую добрались быстро, Баки скинул свое полотенце, сорвал с Брока его и прижал к стене, притеревшись пахом к паху. Дыхание стало тяжелым, а взгляд моментально поплыл, как только Баки почувствовал Брока кожа к коже. Он жадно втянул носом запах любимого мужика, вжался носом в шею, не желая выпускать добычу из рук.
Сколько он мечтал о Броке, сколько смотрел на него, боясь подойти, боясь хотя бы на свидание пригласить, а тут словно пелену сорвало с глаз, оказалось, что все гораздо проще, чем думал себе Баки, и теперь он не собирался упускать момент. С Броком хотелось быть двадцать четыре на семь, валять его в кровати, а потом подгрести под себя и уснуть. Хотелось пострелять по мишеням только вдвоем, хотелось разговоров за чисткой оружия, прогулок дневных и ночных. Хотелось жизни с Броком, какой бы она ни была. Даже если они будут ругаться из-за бардака, который разводил Баки везде, где появлялся (бардака, а не грязи), незакрытого тюбика с зубной пастой и заляпанного мылом зеркала. Баки даже был готов делиться своим оружием, потому что Броку можно.
Жарко выдохнув в шею Барнсу, Брок облапал его задницу, с тихим стоном сжал обе половинки и присосался к манящим, распахнутым в немой просьбе губам, наконец нормально, не впопыхах, пробуя их на вкус. Барнс оказался именно таким: твёрдым, вытесанным природой, Гидрой из самого прочного мрамора, вкусным, по-девичьи сладким, шумным, откровенным на наслаждение — каким Брок и представить его боялся, стирая ладони ночами в кровь.
— Детка, — выдохнул Брок, потянул поплывшего любовника за собой под закреплённую на потолке широкую лейку душа, врубил любимую программу для релакса.
— Сам ты детка, — в губы Брока буркнул Баки, снова целуя.
Он был готов быть хоть деткой, хоть масиком, хоть еще каким странным словом, которое Брок знает, потому что он был с ним, а остальное не важно.
Баки потянулся за гелем для душа, найдя первый попавшийся, пахнущий яблоками с корицей, плеснул на руку и принялся гладить Брока. Всего, до чего мог дотянуться, и бионическая рука этому никак не мешала. А Брок сходил с ума, давая добро внутреннему фетишисту на доступ к телу Барнса. Он гладил руками невероятно гладкую, ровную кожу, балдея от ощущения под ладонями, выцеловывал змеящиеся по левому плечу шрамы, обводил кубики пресса, идеальную линию спины и выпал на ямочках над ягодицами. Колени подогнулись сами собой, и Брок осел к ногам своего личного божества, усмехнулся, чуть не получив членом по носу, обхватил ствол мыльной рукой, надрачивая.
— Ты везде вкусный, Баки? — спросил выделив его имя.
— Попробуй, — попытался усмехнуться Баки, но из горла вырвался стон. Когда же у него был последний секс, если не считать позавчерашнего, Баки уже и не помнил. Он был не большим любителем разовых перепихонов, даже в Бруклине у него был относительно постоянный партнер (хотя Баки предполагал, что они просто не могут найти кого-то еще), и сейчас, глядя на Брока, понимая, что они теперь вместе, Баки плыл от ласк, отпустив мысли погулять. Забрался в волосы Брока пальцами, но просто гладил, не принуждая ни к чему. Пусть сам делает, что хочет. А потом он, Баки, сделает, что хочет сам.
Вот эта вот покорность била под дых, И Брок был готов в лепёшку расшибиться, лишь бы сделать приятно, так, как никто и никогда до него не делал. Барнс был в разы мощнее в плечах, сильнее, Брок сам видел, как он арматуру на спор гнул, совершенно не напрягаясь, и все вот эти ласковые, едва ощутимые прикосновения, закушенная нижняя губа и мокрые подрагивающие ресницы рушили весь образ отморозка и убийцы на корню.
Смыв с его бёдер и члена мыльную пену, Брок коснулся языком головки, обвёл её по кругу.
Баки потянул Брока за волосы в желании толкнуться глубже, но остановился. Ноги подрагивали от простого прикосновения, так что будет дальше, когда Брок… Баки не хотелось представлять, ему хотелось чувствовать, и он полностью отдался во власть губ и рук Брока, так, как давно хотел.
Обхватив губами головку, Брок замер, поднял взгляд на Барнса, всё ещё не веря, что всё это реально. Что вот он стоит на коленях с членом во рту самого охуенного мужика Америки, хотя ещё вчера… а наплевать, что было вчера, сейчас в голове грохотали барабаны, на языке растекалась терпкая сладость Барнса, под руками дрожали крепкие бёдра. Брок сосал, гладил языком крупные выпуклые вены на стволе, выпускал головку изо рта и заглатывал до самого горла, дурея от того, что можно.
По жизни Баки минеты не обошли стороной, но сейчас он понял, насколько минет может быть офигительным, когда тебе сосет тот мужик, которого ты действительно хочешь до звезд перед глазами. А Брок был именно таким, какого Баки ждал всю свою жизнь: сильный, напористый, который кого хочешь в бараний рог свернет. И неважно было, что Баки сам мог Брока свернуть, и не только в рог, а вообще по-всякому. И когда такой мужик тебе сосет, то мир уходит из-под ног, оставляя только туманное марево и желание быть не просто с Броком, а для Брока.
Баки застонал тихо, просяще, двинул бедрами, погладил пальцами за ушами Брока, чтобы не дергать за волосы, полностью растворяясь в удовольствии. С улыбкой Брок отстранился, снова сжал член в ладони у самого корня и широко лизнул от яиц до самой головки, снова вбирая её в рот.
Вот оно, то главное и важное — теплота, наверное, даже любовь в глазах самого важного, его удовольствие в твоих руках и желание это удовольствие подарить, нисколько не задумываясь о своём собственном. И лишь когда Барнс тихо вскрикнул, дёрнулся, загоняя глубже, содрогаясь, Брока утянуло в пучину следом, накрывая с такой силой, что он на несколько мгновений ослеп, оглох, кончился.
— Вкусный, — немного придя в себя, облизал губы Брок.
— Это радует, — шало улыбнулся Баки, которому вот сейчас вообще ни о чем не хотелось говорить, даже стоять не хотелось, и он сел на пол, дернул на себя Брока и поцеловал, чувствуя свой вкус на его губах. — Я не встану.
Баки трясло от наслаждения, от перенапряжения всех мышц. Он был сладко вымотан, хотя ничего не делал, только принимал ласки. А сейчас он сидел под теплыми струями воды, тискал Брока, и ничего ему больше не было нужно.
— Какой же ты охуенный, — пробормотал Баки, поглаживая Брока всего, куда дотягивался, медленно отходя от невероятного оргазма. Наверное, именно так и должно быть с человеком, которого любишь, которого хочешь, и желанию твоему не день-два, не неделя, а долгие месяцы, в которые ты мог только смотреть.
Ответить Броку не получилось, он лишь дотянулся до вентиля и чуть уменьшил поток воды, чтобы не заливало лицо, устроился в объятиях. Стоило дожить до сорока, чтобы понять, что всё, что было то блёклое и неважное и тянет только на опыт, а никак не полноценную жизнь. С Барнсом эти вопросы в голове не возникали. Было хорошо.
— Командир? — где-то ещё минут через пятнадцать в дверь душевой достаточно деликатно постучали, заставив вздрогнуть. Разом вспоминая где они и из-за чего. — Ты там жив? Если что, искусственное дыхание тебе Веласкес делать будет, как тот, кому помирать уже не страшно.
— Эй, — раздалось приглушённое. — А чего сразу я?
Брок хохотнул и хлопнул Барнса по бедру.
— Пора вылезать, а то детишки смотри как волнуются, — и уже громче добавил для бойцов: — Живой и заёбанный! Кто рискнёт поинтересоваться почему?
За дверью сразу всё стихло.
— Знаешь, — Баки поднялся, подняв и Брока, вымыться все же стоило, — мне иногда кажется, что вне миссий, вне пиздеца, ты не командир боевого подразделения Страйк, а воспитатель детсадовской группы, в которую и я, надо сказать, вхожу. Потому что ни с кем, кроме тебя, я не работаю. Они или боятся меня, или мне не нравятся.
Баки говорил и намыливал Брока всего очень споро, но все равно словно ласкал руками, глазами, только что языком мыльную тушку не облизывал.
— Очень даже возможно, — фыркнул от попавшего в нос мыла Брок, отзеркаливая действия Барнса. — Сколько я с вами вожусь вне рабочего времени? Каждого надо погладить, похвалить, выпороть за проёбы, объяснить, как никогда нельзя делать, и всё это я один.
— А ты Стива попроси тебе помочь, — рассмеялся Баки, брызгая в Брока водой, и плевать он хотел на то, что вода эта лилась на них сверху в полном объеме. — Или, хочешь, я попрошу. Скажу, что у тебя детский сад и мне с вами стало скучно, так он прибежит и построит так, как и не снилось.