Кажется, поверил. Еще бы! Тут даже врать не пришлось. Жемчужное небо переливалось маленькими блестками – звездами. Кажется их называли, гиады. Не помню на какой странице того злосчастного курсача, про них было целых две строчки!
Колесница стояла в нескольких шагах от белоснежного мраморного фонтана, выполненного в форме вставшей на дыбы лошади. Вода стекала тонкими струями по гриве, омывая крутые бока скакуна.
От фонтана в разные стороны вели восемь дорожек, вымощенных светлым кирпичом. Одна из них уходила в сторону золотых полей, на которых танцевали и играли красивые девушки, с огромными венками на голове. Другая уходила в темную, таинственную чащу леса, окруженного светлячками. Самая широкая дорога вела к дворцу, а еще две огибали его по разные стороны. Та, на которой стояли мы, вела к переправе Харона, а вот куда ведут еще две я не знала.
– Сумеет ли Воплощения Весны затмить красоту моего дворца? Все это теперь принадлежит тебе, – с гордостью спросил Гадес. В этот момент он был похож коллекционера, демонстрирующего свою коллекцию всем желающим и не очень.
– Не сумеет, но будет стараться, – ответила я, любуясь черным дворцом.
Он был воистину огромен, под стать самомнению хозяина, на которого я бросила мимолетный взгляд. Огромные окна, гостеприимно распахнутые двери и чувство, словно я попала в какую-то таинственную, немного мрачную, но при этом завораживающую сказку. Почему-то никто не выбежал нас встречать, и это удивляло. Так! А где мой большой и пушистый мальчик?
– Где Цербер? – обеспокоенно спросила я, осматриваясь. – Ты обещал, что он будет здесь раньше нас!
Владыка Подземелий удивленно поднял одну бровь, уголок его губ почти дрогнул в улыбке.
– О, мое наивное дитя природы, я сказал, что он будет здесь, – снисходительным тоном пояснил Гадес, улыбаясь каким-то своим мыслям. – Но я не сказал, что он выбежит нас встречать. Пойдем.
Гадес не стал дожидаться меня и направился в сторону открытых дверей. Я упрямо стояла на месте, озираясь и высматривая знакомые моськи. Гадес внезапно остановился.
– Это теперь и твой дом тоже, если что. Пойдем, – нахмурился Гадес, а его голос приобрел угрожающие нотки. – Не жди, он не придет к тебе. Моя собака послушна только мне.
И вот здесь я немного растерялась. А ведь действительно? Это я дома привыкла, что каждого кого поглажу и покормлю автоматически мой. Ладно, зайдем с другой стороны. Не мытьем, так катаньем, дорогой мой … муж!
– Это мне говорит тот, кто только что, несколько мгновений назад, щедро делился своим имуществом, – язвительно заметила я. – Наш дворец, наш фонтан, и пес, тоже наш! Семейный! Так что зови сюда наше семейное достояние!
Я не уверена, что у Богов должна отвисать челюсть, но… Но она отвисла. Гадес сориентировался, но было поздно. Торжествующее выражение лица с моей моськи уже не отодрать.
– Спасибо, братик, – как-то задумчиво произнес Гадес. – Я безмерно счастлив.
– Хорошего Бога “Гадесом” не назовут! – усмехнулась я, понимая, что рискую. Нужно у кого-то осторожно узнать как ведут себя Богини.
Бог Подземного мира тяжело вздохнул, набрал в грудь побольше воздуха и оглушительно свистнул.
Не прошло и пары секунд, как я почувствовала небольшое землетрясение. Через мгновение, из-за угла, по дороге, что огибает замок с левой стороны, неслась огромная туша с тремя счастливейшими мордами.
Пролетев мимо Гадеса, Цербер доскакал до меня и громко плюхнулся рядом,тяжело дыша всеми головами.
– Моя ты морда! – ласково погладила я самую бойкую из голов. – Что “р-р-р-р”? Кто мамина “рыка”? А! И тебя погладить? Иди сюда, мой зайчик! Так, почему у одной головы нос теплый? А ну признавайтесь?
– Я тебе не мешаю? – послышался голос рядом. Я обернулась, чувствуя огромный язык лижет мою коленку.
– Это я не тебе, продолжай, – усмехнулся Гадес, глядя на шарики света, которые парили вокруг меня. – Это я собаке.
– Ну скажи: “Р-р-р! Р-р-ревность!”, – с наслаждением чесала я восторженные головы. Ко мне бесцеремонно повернулись огромным задом. Ой! Ай!
Вместо хвоста была огромная, черная змея, которая поползла ко мне гладиться. Я отдернула руку, с ужасом глядя в желтые, змеиные глаза.
– Я вижу с родственниками ты не ладишь, – усмехнулся Гадес, стоя надо мной. – С каких это пор дочь Деметры пугают змеи, с которыми она состоит в тесном родстве?
А вот теперь точно: “Ой!”. Меня могли бы и предупредить! Я панически и органически не перевариваю змей!
– Да, мама любит змей, но я – не мать, – выкрутилась я, пока змея обвивалась вокруг моей руки, вызывая внутреннее брезгливое содрогание. Уберите ее от меня! Мамочки! Ой, не могу!
– Странно. Ты поражаешь меня, Пер-се-фо-на, – отчеканил Гадес, слегка прищурив глаза. – Не такой я тебя представлял.
– А какой? – осторожно спросила я, чувствуя, как по спине пробежал холодок. В голове всплыл разговор с Деметрой. ”Если он раскусит обман – ты умрёшь…”.
– Я не обязан тебе отвечать, – усмехнулся Гадес. – И долго мы еще стоять здесь будем? Для тебя подготовили комнату. У меня много дел, так что если я о тебе случайно забуду на пару сотен лет, ты не обижайся.
– Свято место пусто не бывает, – с улыбкой ответила я. Нет, я, конечно, понимаю, с кем я разговариваю, но пока что я не вижу в нем ничего такого, чтобы меня пугало.
– Я хочу на это посмотреть. В Подземный мир ни бог, ни смертный, ни одна душа не проникает без моего ведома. Кроме Гекаты. – Гадес развернулся и пошел во дворец. Я что-то не поняла? А как же… Я почувствовала, как меня толкают в спину мокрые носы, мол, догоняй. А я смотрела на одинокую фигуру, которая спокойно, даже не оглянувшись ни разу, зашла в роскошные двери.
Я подождала несколько минут, тревожно глядя на Цербера.
– Я ему не понравилась? – прошептала я, опасливо глядя в сторону дворца. – Почему он повел себя так грубо? Все же было хорошо, он улыбался… А потом… Что с ним случилось?
Морды смотрели на меня задумчиво, а одна проскулила.
– Вот сейчас я начинаю жалеть о своем решении, – вздохнула я, снова бросая взгляд на черный дворец и открытую дверь. – Ладно, я пойду…
Я отряхнула мокрую от собачьих слюней и шерсти тунику, вскинула голову и зашагала во дворец. Я поднималась по ступеням, глядя в черный, пугающий проем двери. Стоило мне сделать шаг в темноту, как вдруг меня схватили чьи-то руки.
– А-а-а! – заорала я, отбиваясь изо всех сил. – Пусти!
Сердце бешено колотилось, а в зале вспыхнул свет. На меня насмешливо смотрел мой будущий муж.
Вдруг взгляд Гадеса изменился: из смеющегося, он стал серьезным и внимательным. Он взял мою руку в свою и развернул ладонью вверх, погладив ее большим пальцем. Неотрывно глядя мне в глаза, он медленно наклонился и запечатлел на внутренней стороне запястья обжигающий поцелуй. Еще до того, как я успела подумать о том, как потихоньку отнять руку, ее уже отпустили. От этой мимолетной, но такой неожиданной ласки, мое сердце учащенно забилось и пульс застучал в висках. Я не сразу смогла отвести взгляд от глаз Бога, в которых светилось обещание, от которого я достигла крайней степени смущения. Почувствовав, что безнадежно краснею, я сделала шаг назад.
– Прошу прощения за моё поведение. Я не хочу, чтобы наша семейная жизнь начиналась так. Твоя комната в левом крыле. Не ошибешься, – усмехнулся голос позади меня, пока я бежала по коридору. В конце коридора я наткнулась на красивые двери, которые резко распахнула. Я влетела внутрь, чувствуя, как сердце учащенно бьется, а щеки полыхают жарким румянцем.
Закрыв за собой дверь, я прислонилась к ней спиной и, закрыв глаза, попыталась успокоить сердцебиение. Не каждый день приходится общаться с богом!
Гадес
Я шел по дворцу, чувствуя смесь странного разочарования и необъяснимой надежды. Обычно я не ошибаюсь ни в смертных, ни в богах. Я вижу душу каждого насквозь, и это мой темный дар. От моего взгляда не укрываются ни пороки, ни добродейтели. Впервые в жизни я не могу прочитать ее душу.
Я остановился, прислушиваясь к излюбленной и ненавистной тишине. Что-то изменилось? Видимо, нет. Тронный зал встретил меня той самой тишиной, к которой я привык за тысячи лет.
– Танатос! – громко позвал я своего верного слугу и друга. – ТАНАТОС!
Мой голос прогремел и донесся до каждого уголка подземного мира, кроме покоев Персефоны. Через мгновенье передо мной стоял яростный, неистовый бог смерти, способный отрезанием локона волос отнять столь хрупкую жизнь.
– Ты звал меня, Гадес? – с жестокой улыбкой произнес Бог смерти, окинув взглядом тронный зал. – Чью жизнь мне прервать для тебя?
– Пока ничью. – задумчиво произнес я, присаживаясь на трон. Мои пальцы скользнули по холодному подлокотнику. – Есть разговор.
– Я не вижу второго трона и твою супругу на нем. Где же наша Богиня Жизни? – дерзко заметил Танатос, проводя рукой по рукояти своего меча.
– Вот о ней я и хотел поговорить, – я смотрел задумчиво сквозь него, медленно и уверенно сопоставляя факты. – Скажи мне, мой смертоносный друг, как часто ты видел плачущую богиню?
– Я видел в своей жизни много слез. И слезы богини – просто вода, – усмехнулся Танатос. – Пыль в глаза смертным.
– Ты в чем-то прав. Только если эти слезы не рождены песком, попавшим в глаза, – осторожно заметил я, вспоминая каждый ее жест, каждый взгляд, каждое слово. – Хорошо. Можешь не отвечать. Еще один вопрос, друг мой. С каких это пор богини … Я даже не знаю, как тебе это сказать? Допустим, ты видел когда-нибудь, чтобы бог или богиня обнимали и гладили Цербера!
Танатос посмотрел на меня так, словно я шучу. Ха-ха, мне тоже смешно, аж разрывает.
– Я помню, как Геракл пытался украсть Цербера! Это считается объятиями? – задумался Танатос.
Да, я тоже помню. Мне кажется, этого я не забуду никогда. До сих пор перед глазами стоит Цербер, которого тащат к Элесфею. Зачем Элесфею понадобился мой пес, история умалчивает. А зачем Церберу понадобился Элесфей, нужно спросить у одной из морд. “Кто съел моего царя!!!” – орал самый умный из всех, учтенных мною, племянников, когда Цербер решил, что погуляли, и пора домой. “О мой мускулистый друг. Тут всего лишь три варианта!”, – ответил я. Стране опять нужны герои, а брат рождает … идиотов. Хоть имена стали разнообразными. Странно, что после Тесея, Персея, Орея внезапно Геракл.
– Геракл просто выгулял собаку. Это не считается. По законам греческой трагедии покакать должен был Цербер, но обосрались все, кроме него. Я не об этом, – я поднял глаза на Танатоса, который терпеливо ждал. – У меня нет больше собаки. И это не Геракл. Сегодня мой пес вместо того, чтобы зарычать и броситься, подставил свое ухо, брюхо и хвост моей будущей жене.
В зале стояла тишина. Танатос продолжал молчать. Его удивление удвоилось, а на лице проступал тяжелый мыслительный процесс.
– Тебя пощадить или дальше? Скажи мне, мой бесстрашный друг, с каких пор богини краснеют, когда им целуют руку? – произнес я, вспоминая маленькую ладошку и красные щеки.
– Э-э-э… – выдал изумленный Танатос.
– Развивай мысль. Не щади меня, – усмехнулся я. – Ну! Я жду! Я в трепетном ожидании! Скажи мне имя хоть одной богини, которая не раздвигает ноги по первому зову.
– Афина! – обрадовался Танатос, торжественно глядя на меня.
– Ее мы не берем в расчет. Афина – это отдельная песня. Она у нас Богиня Одержания и Воздержания. Ну, Танатос, припоминай, кто из олимпийцев смущается при виде мужчины?
– Аполлон! – радостно выдал Танатос.
Я вот сейчас сижу и думаю, откуда берутся безмозглые родственники и куда бы их деть, чтобы подальше. Это не они меня сюда засунули – это я от них ушёл.
– Это, конечно, не тот вариант, который я хотел бы услышать. Но мы его учтем. Боги тоже умирают. Нечасто, правда, а жаль… Так вот, я сегодня видел богиню, которая краснеет от поцелуя, – произнес я.
– А что по этому поводу говорит Геката? – поинтересовался Бог Смерти. Его брови нахмурились. Ну-ну, только не надо делать такое лицо. Я все прекрасно знаю, мой влюбленный друг. Мне, собственно, все равно, что у вас там происходит.
– Я с ней еще не разговаривал. Придет время, и мы поговорим. А сейчас я задаю вопрос тебе, – я смотрел на него в упор. – Как ты думаешь, она точно дочь моего брата? Может, она полубогиня? Может, ее отцом был простой смертный? Тогда не сходится. У нее есть дар, я чувствую в ней частичку божественной силы. Более того, я видел свет, который она сотворила.
– Может, дело в том, что она выросла вдали от Олимпа? – предположил Танатос. – Мать воспитывала ее одна, пряча от всевидящего ока ревнивой Геры.
У меня невольно вырвался смешок. После фразы Зевса: “Что-то у меня давно детей – героев не было…” земные женщины начинают в ужасе рыть землянки и прятаться. Некоторые сразу взывают ко мне, догадываясь, чем дело кончится.
– Возможно, ты и прав. Ее не коснулся разврат Олимпа, ее сердце может быть чисто от вечной лжи, самодовольства и гордыни. Но! Может, я и не знаком был с Персефоной, зато я знаю Деметру! Знаешь, друг мой печальный, я терпеть не могу богинь. Они делятся у меня на две категории. Те, которые поражают своей красотой и тупостью, стоит им открыть рот, и те, которые раздражают своей ложью, стоит им хоть слово сказать. Так вот, Деметра из последних, – я смотрел на Танатоса, который уже привык к тому, что отвечать не обязательно. – Слишком легко. Слишком все просто. Я хотел наказать Деметру за то, что она пришла к брату с просьбой разрушить мой единственный храм. Я сам сказал о том, что не прочь взять в жены ее единственную дочь в обмен на доспехи.
Танатос смотрел на меня и молчал. Он знает, что сейчас меня лучше не перебивать.
– Я был уверен уверен, что Деметра, когда узнает, что ее дочь отдали за доспех, будет в ярости. Но она согласилась. И это меня настораживает, – негромко произнес я, глядя в пустоту.
Внезапно раздался грохот. Землетрясение прокатилось по моему дворцу, с потолка начала сыпаться мраморная крошка, стены пошли трещинами, обвалились двери, ведущие в тронный зал.
– Твой отец Кронос проснулся? – дернулся Танатос.
– Кто бы ни проснулся, сейчас я упокою, – я встал с трона и медленно пошел к выходу из зала. Колонны падали, слышались крики ужаса, рядом со мной обрушился кусок потолка, разлетаясь мраморной крошкой под ногами.
Души в панике разбегались. Бог сна пытался их успокоить.
– Гипнос, – окликнул его я, а он обернулся на зов, ища меня глазами. – Ты что знаешь?
– Нет, – отмахнулся Гипнос, а под ногами тряслась земля. – Где твоя жена? Она во дворце?
Погодите! Что-то у меня из головы вылетело. Никак не могу привыкнуть к мысли о том, что я женат.
Я медленно пошел в сторону ее покоев.
– Не боишься, что она погибнет? – Гипнос поймал несколько душ, которые орали громче всех. Геракл? А, нет, показалось.
– Ха-ха. Она – богиня, что ей будет? Но ради приличия могу сходить и проверить, – язвительно произнес я, понимая, что умереть в царстве мертвых – это искусство. – Тук-тук, я пришел исполнить супружеский долг. Тебя спасать или сама выйдешь?
Она не ответила. Я смотрел на дверь, слыша, как за спиной падают глыбы мрамора. И снова тишина. Она в комнате, но … Странное чувство смутной тревоги всколыхнуло душу. Я даже не мог понять, откуда оно взялось. Неужели мою никогда не произнесенную вслух просьбу услышали? Не может такого быть…
Я молча выломал дверь, вошел в покои своей жены и замер на месте. То, что я увидел, повергло в шок даже меня, Бога мертвых.
Глава пятая.
Дочь самого громовержца и великой богини Деметры сидела в углу и раскачивалась, обняв колени. Слёзы градом катились по щекам, и от тихого всхлипывания плечи её немного подрагивали. Я ожидал увидеть все, но не богиню в полуобморочном состоянии!
– Персефона, – позвал я, медленно подходя к ней, а она невидящим взглядом смотрела перед собой. Трещины на потолке увеличивались,нужно было торопиться. – Персефона!
Она не отреагировала, тихо поскуливая и забиваясь в самый угол. Нет, я понимаю, что не Афина, но …