— Не думал, что она так сильна… — Ральф продолжал размышлять вслух, наблюдая за танцем. Мадлин никого не слышит и не видит. — Прямо Апокалипсис в миниатюре. Постановка собственного сочинения.
Вернер потянулся и достал из кармана пачку с последней сигаретой. Аккуратный щелчок зажигалки — и он выпускает в воздух первое колечко дыма. Горячий воздух обжигает рот, Ральф хмурится на мгновение. Теперь он понимает Дамзел: голод способен мучить хуже боли. Пальцы подрагивают, а Зверь внутри рвется наружу, к этим сходящим с ума марионеткам-людям, ведомым Мадлин. Он жаждет крови, жаждет расплескать её по мокрому асфальту и долго, истерично смеяться, глядя на расплывающееся сочетание черного с алым. Смесь пепла сигареты и пыли, пропадающая в красном мареве. Мадлин в сбившейся рубашке заляпана карминной жидкостью…
— Очнись, — тихий голос Найнса, и в руках оказывается грязный стакан, наполовину заполненный кровью. — У меня остался пакет с прошлого рейда.
— Спасибо, — прохрипел Ральф, делая большой глоток. Видения ушли, а горло, до этого сжатое тисками, отпустило.
Родригез сел рядом, опустив свой стакан. Кажется, даже Лидер Анархов устал от происходящего вокруг. Казалось бы, он уже столько всего видел, что ему очередной катаклизм в вампирском сообществе.
— Она как хиппи, — хмыкнул Найнс, кивнув на развлекающуюся Мадлин. А Ральф задумался.
Бруха привыкал к жизни с Малкавианкой. Он отдал в её распоряжение небольшую комнату, которая из холостяцкого пристанища превратилась в то ли хиппи-уголок, то ли «святилище» аниме-задрота. Серые стены завешаны разномастными плакатами, с плафона люстры свисали фенечки… В общем, культурно выражаясь, Ральф не слабо удивился. Сам же Вернер теперь обитал на двухместном диванчике в зале рядом с небольшим телевизором. Конечно, ноги не самым приятным образом свисали с подлокотника, но не ютиться же ему с девушкой на односпальной кровати, правильно.
Дав Крафт время оправиться от пережитого, Ральф потихоньку занялся её внешним видом. Сначала «одолжил» пару футболок и рубашек из местного магазинчика, потом утащил с фабрики джинсы.
А Мадлин удивлялась происходящей вокруг суете. И этому странному вампиру, спокойно называющему её «Мадди». И необъяснимому невероятному порядку в холостяцкой маленькой квартирке. Она чувствовала огонь в душе Ральфа, его силу и «степень неприрученности», как говорил её Сир, характера. Вернер, не боясь, грудью пёр на баррикады и шёл против правил. Это было в чем-то странно для неё, но интересно. Она пару раз «прогулялась с соседом до ближайшей трубы» на встречу с информатором. Крафт с интересом изучала город, который, казалось, видела впервые в жизни. Девушка вела себя по-детски непосредственно, могла легко лавировать в толпе, тыкая и задевая незнакомых людей. Они на Мадлин смотрели, как на чудачку, а ей было всё равно. Ральф задавался вопросом, что происходило в её не-жизни, что девушка порой так странно себя ведёт.
— Что угодно, — ответил на его немой вопрос Найнс, допивая содержимое своего стакана и глядя на кружащуюся вокруг своей оси Крафт.
— А?
Родригез хмыкнул.
— У тебя вопрос на лице большими буквами написан.
— Ага… — также информативно ответил Вернер, допивая свою порцию. А Мадлин так красиво изогнулась в танце… Справа снова хмыкнул Родригез. Как его Сир чувствует его эмоции — Ральф всё ещё слабо понимал.
Сзади хлопнула дверь бара, и к зрителям вышла Дамзел.
— ЛаКруа всех собирает в Театре Ноктюрн. Говорят, поймали нарушителей из числа наших, — оповестила она Лидера, повернувшего к ней голову. Ральф дотянулся до телефона и вырубил музыку.
— Идём, Мадди!
— Что же вы все такие нервные, пупсики?.. — осклабился Бельгард. — Я же вам желаю…
Дверь с грохотом распахнулась. Бельгард успел только резко развернуться. Его прицельно снёс плечом Шериф и тесаком едва не отрубил голову. Носферату, грязно ругаясь, рухнул на пол. Подскочивший Тореадор вогнал ему в сердце осиновый кол, заставляя заткнуться. Следующий за ним Бруха за ноги стащил громко орущего Амоса с кровати, поставил на ноги, схватив за шею. Еще один удар колом — и рядом с Сиром мешком валится его обездвиженное Дитя. Анна подскочила на кровати. Мысли спутались, она не могла понять, куда броситься. Тореадор метким броском обездвижил её, и девушка рухнула на пол. Бруха, размяв шею, подошел к Миллер-младшей, пребывающей в полуобморочном состоянии, и взвалил её на плечо. Шериф за шкирки поднял две остальные ноши и понес на выход; их ноги волочились по полу. Тореадор, мирно улыбаясь, наведался в кабинет к владельцу старого хостела. Он предложил за молчание чек на крупную сумму, абонемент на лечение в лучшей психиатрической клинике и безоблачную жизнь. Возможно, без этого занюханного хостела.
Три безвольных «мешка» были закинуты в кузов грузового автомобиля. Вместе с ними туда забрался и Шериф, положивший поверх тел свой тесак.
— Господин ЛаКруа, — отзвонился руководителю проекта Тореадор, пока Бруха пытался завести авто. — Нарушители схвачены, через несколько минут будут доставлены к Театру.
— Отлично, — раздался на том конце провода довольный голос Князя. — Хорошая работа.
Итак, действия начались.
========== Часть 3. Шум ==========
— Добрый вечер, мои дорогие Сородичи, — произнес Князь, когда актовый зал Театра Ноктюрн почтили своим присутствием вампиры Камарильи, Анархи. Большинство Первородных «проигнорировало» это собрание, сославшись на неотложные дела и заботы каждого клана. Присутствовал Первородный Тремер — Максимиллиан Штраус, лысый мужчина, высокий и статный. В глазах за квадратными стеклами очков мелькали, казалось, магические искры. Штраус облюбовал для себя и только для себя королевскую ложу. Он сложил руки на груди и ждал. Ждал окончания показательного поступления, чтобы вернуться, наконец, в капеллу, к своему клану, заботам и чаяниям о нём. Однако причина призыва всех вампиров, даже Анархов, его интересовала не менее. Князь не стал бы разбираться с нарушителем столь публично и громко, привлекая излишнее внимание со стороны. Даже Шабаш зашевелился, прознав о собрании. И Штраус подозревал, что сегодня ночью две «противоборствующие организации» снова столкнутся. Что же, похоже, это становится смыслом их бытия. Смешно. Регент капеллы Тремер оглядел зал, не задерживаясь взглядом на ком-то из Сородичей. У самой сцены, величаво прошагав меж рядов, уселась Тереза Воэман, Барон Санта-Моники. Судя по виду и глазам — Малкавианка, со своими скелетами в шкафу. На два ряда дальше от неё сидели несколько вампиров Голливуда, а перед ними вальяжно и элегантно, закинув ногу на ногу, разместился его Барон — Исаак Абрамс. И где-то там же примостился Эш, залечивая раны после очередной неудачной суицидной попытки. За колонну тенью скользнул Джек и затянулся кубинской сигарой, ожидая начала представления. Пират странно хмурился, теребил пальцами край жилета и пристально смотрел на сцену. ВиВи томно улыбнулась ему, словно невзначай потеребив лямку своего открытого костюма. Штраус только отмахнулся. В зал вошла самая безбашенная (по мнению многих) часть общества — представители Анархов Даунтауна. Впереди шёл небезызвестный в широких кругах Найнс Родригез, за ним — Скелтер и Дамзел, нервно сплетающая пальцы рук. Кажется, пострадала от разгулявшейся чумы. Что же, сама виновата, вернее, сами Анархи, если судить объективно. Затем вошли две близняшки, Гангрел и Вентру. Они сели на втором ряду, а Найнс занял место на третьем, оставшиеся — на пятом. Следом, с интервалом в пару минут, зашел Ральф Вернер, Дитя Родригеза, сопровождающий незнакомую маленькую девушку, вцепившуюся в его руку со всей силы. Штраус задался вопросом о личности милой незнакомки, даже чуть наклонился вперёд, но в этот момент за сценой что-то прогремело, и собравшиеся обратились к ней в немом напряжении.
-… прошу прощения, если сегодняшним вечером какие-либо дела были прерваны.
Анна подняла голову, оглядывая помещение, куда её и брата притащили. Их небрежно швырнули на доски и вытащили кол из груди.
— К сожалению, повод, по которому я собрал вас здесь сегодня…
Девушка дёрнулась, чувствуя, что снова может двигать конечностями, пусть странно холодными и уродливыми. Это был…театр. И она на сцене. Будь ситуация другой, она бы порадовалась исполнению глупой детской мечты. Но нет, она не актриса и совсем не красива. Она урод, и сейчас ещё страшнее, чем прежде. Теперь на её лице не только шрамы.
— Мы собрались здесь сегодня, потому что незыблемые и важные принципы и законы нашей жизни были нарушены…
Она почти не слышала той речи, произносимой незнакомым мужчиной в элегантном костюме. Она безвольно глядела перед собой. На неё смотрят странные посетители этого театра. На них всех. На блондина среднего роста — с плохо скрываемым презрением и раздражением. На бугая с тесаком за спиной, который вырубил Бельгарда, — примерно также, а кто-то со страхом. На них не смотрели — птенцы, которые могут погибнуть уже сегодня, что с них взять? Бельгард…
-…наказание за подобного рода нарушение — смерть. Я не столько судья, сколько слуга закона.
Наказание… А ему никто ничем не мог помочь.
— Прости меня, — замогильным голосом проговорил Князь, наклоняясь к провинившемуся Сиру. Отходя от него, заранее отворачиваясь от тошнотворного и нелицеприятного зрелища, ЛаКруа махнул рукой. Горилла взяла тесак в обе руки.
— Пока, малыши, — успел хмыкнуть Бельгард, оскалившись. В тот же момент тесак резко пошёл вниз, с легкостью перерубая шею наглого Носферату. Тело осыпалось пеплом на старые, потёртые доски. Зрители в зале чуть оживились: кто-то отвернулся и закрыл лицо рукой, кто-то напрягся, ожидая очередного подвоха.
Амос покачнулся. Не очень удобно было сидеть спокойно, когда тебе в затылок упирается дуло крупнокалиберного пистолета. Рядом замерла Анна, пустым взглядом равнодушно скользящая по пришедшим. Наверное, каждый из них чем-то похож? Это не внешность, не национальность и даже не гражданство. Не оно в первую очередь. Их связывает одно проклятие, пронесенное сквозь годы и века. Проклятие крови, вынуждающее жить ночью и питаться кровью «теплокровных».
Князь снова заговорил.
— А теперь — о судьбе Детей. Без Сира многие из них обречены на безвольное существование в обществе без определённого места и знания законов…
«О чем говорит этот смазливый ублюдок?» — мелькнула мысль в голове Амоса. Что это за сборище бледных людей, разномастных профессий и положений в обществе? Даже вон, в нижнем белье пришли на заседание. Когда успели измениться правила этикета? Что за новое псевдо-модное течение?
— Поэтому я решил…
«Нам конец», — безрадостная последняя мысль и…
— Это всё дерьмо! — с криком вскочил Лидер Анархов. Весь его вид говорил о том, что некто в элегантном костюме в полосочку давно не получал в нос. Вместе с Лидером вскочили Дамзел со Скелетром, хватая его за руки и пытаясь успокоить. Перегнувшись через сидения, сзади Родригезу в рубашку вцепилась Энжи, не особо рассчитывая на то, что это нехитрое действие возымеет эффект и остановит Найнса. Ральф и Лидия напряглись, но с места ни один из них не сдвинулся. Вернер сжал руку в кулак, внимательно наблюдая за действиями Сира. Он оскалился и явно хотел выкрикнуть в адрес Князя ещё несколько нелестных и далеко не цензурных выражений. Его порывы с трудом сдерживали вампиры в три руки. Только Мадлин никак не шевелилась. Она что-то бубнила, словно говорила сама себе. Ральф чуть повернул голову в её сторону и прислушался:
— Вот уж шут начинает игру,
Может, детки все умрут?
Ночная волна скроет все тени.
Игра не твоя, не иди до грани, — проговорила Крафт, не сводя глаз с замершего на сцене Князя. Он с небольшим прищуром и свысока взирал на дерзнувшего его перебить. Тем временем присутствующие в зале вампиры ожили: многие повскакали со своих мест и кричали, некоторые перешёптывались с соседями, злобно глядя на ЛаКруа исподтишка. Сам же Князь обвел взглядом готовую к бунту общественность, снова обернулся к Найнсу и желчно произнес:
— Если мистер Родригез позволит мне закончить… — если бы мог, Найнс покраснел бы от злости. А Князь продолжил говорить, следуя сценарию новой, только загруженной игры.
— Я решил позволить таким Сородичам жить…
Далее ни Амос, ни Анна не слышали сказанного. Главное — они будут жить. Если подобно состояние вообще можно назвать жизнью.
Их оттащили от края сцены и развязали руки. Амос успел заметить, что мужчина, вскочивший и крикнувший фразу в их защиту, демонстративно повернулся спиной к Князю и широким шагом направился к выходу из зала. За ним ушли почти все представители Анархов.
— Вампиры… — прошептал новоиспеченный Носферату, мельком оглядывая лежащую у его колен сестру. Она даже не шевелилась, тупо глядя перед собой, на начищенные до блеска ботинки ЛаКруа. Охранники отошли в сторону и о чем-то шептались, бросая косые взгляды в сторону птенцов. Миллер с трудом наклонился и рывком поставил на ноги Анну, вставая вместе с ней. Она покачнулась и ткнулась брату в грудь, сдерживая рвущиеся наружу завывания. Он неуклюже провел рукой по её лысому черепу и приобнял за плечи.
А Князь, сухо попрощавшись с публикой, подошёл к ним. Амос сгрёб сестру в охапку и завёл за спину, сопровождаемый смешками бывших «охранников».
— Ваш Сир… — он выдержал короткую, призванную выразить печаль, паузу. — Мои соболезнования. Я очень сожалею, но существует Закон, который все мы должны соблюдать, чтобы выжить. Войдите в моё положение. То, что я оставляю вас обоих в живых, делает меня ответственным за ваши дальнейшие поступки, — продолжил ЛаКруа. — Поэтому то, что я предлагаю, — не благородный жест, а возможность уйти от судьбы, начертанной вам вашим безответственным Сиром. Это — ваше испытание. Вы отправитесь в Санта-Монику и встретитесь там с моим агентом по имени Меркурио, — Принц протянул Амосу небольшую бумажку с адресом. Анна приподнялась на цыпочки и, вцепившись брату в предплечье, прочитала надпись. — Он ознакомит с деталями.
Девушка, поджав губы, взглянула исподлобья на Князя, оценивая. Красавчик, приторный красавчик, какими она увлекалась в подростковом возрасте. Костюмчик с иголочки, явно сшитый на заказ и уникальный в своем существовании. Холёное «личико» и идеально ровная осанка, словно кол проглотил. По сравнению с ним она бы почувствовала себя уродом, как сейчас, так и тогда, когда она дышала. Но почему-то не последовало за нерадостными мыслями эмоционального всплеска. Собственная внешность перестала её интересовать, а с языка рвались фразы, способные оскорбить, унизить. Хотелось высказаться, обматерить этих выродков, в особенности этого блондина, говорящего что-то о задании. Вцепиться ему в глотку, вырывать куски плоти, чтобы он захлёбывался своей кровью. Пусть она хлещет из огромной рваной раны, заливает накрахмаленную белоснежную рубашку. Пусть он бьётся в конвульсиях, валяясь на полу. А потом получает пулю в лоб и рассыпается чёрным пеплом, застывающим в лужах крови.
— Я проявил большую снисходительность. Докажите мне, что это было нечто большее, чем широкий жест. Не возвращайтесь, пока не выполните задание. Доброго вечера, — закончил очередную пафосную речь Князь и махнул рукой. Всё те же «работники месяца» — подчинённые ЛаКруа — подошли к новоиспечённым Сородичам и, грубо схватив за плечи, вытолкнули на улицу.
Анна потеряла равновесие, поскользнувшись на ступеньках, слетела вниз, со стоном грохнувшись на землю. Амос успел ухватиться за выступ и выматерился в адрес всех участников недавнего процесса.
— Мой копчик, ублюдки! — зарычала Анна, поднимаясь с земли. Амос, пошатнувшись, спустился к ней. Но в тот же момент его внимание привлекла тень у забора. Силуэт достаточного крупного мужчины с сигарой в зубах; он вышел к фонарю, давая птенцам возможность его разглядеть.