Вот так-то лучше! — одобрительно оглядел результат своих матримониальных действий Домкрат. Через минуту громадные колёса «Урала» с генералом Потопаевым на борту уже на максимально доступной скорости утюжили неровности федеральной трассы — прочь от города. Телефон был расплющен в драке, и доблестному Домкрату ничего не оставалось, как везти свой груз на базу без оповещения.
Доктор Зло на своём бессменном посту у пульта уже знал к этому времени, что операция по вызволению Каролины провалена, но отряд ещё не возвращался. Князь, пользуясь темнотой, решил заехать в ночной супермаркет и затариться на последние деньги всем необходимым. Настроение у всех было подавленное. Ни Каролины, ни денег, и непонятно, что делать дальше. Внезапно на пульте у доктора высветился звонок. Звонок был с номера Столбова. Доктор внутренне напрягся и нажал соединение.
Компания «Чистый город», — произнёс он, помедлив.
Здорово, партизан! — раздался в трубке бодроватый баритон. — А Хельгу можно?
«Нельзя!» — хотелось выкрикнуть бедному доктору, но он вместо этого осторожно спросил.
Кто говорит?
Прохор говорит, — увесисто ответило на том конце эфира.
Давай, не томи, партизан! Ревнуешь, что ли?
Доктор понял по индикатору, что кто бы там ни звонил, а нужно через десять секунд принимать решение, иначе координаты базы будут засвечены. Покрывшись холодным потом, он щелкнул по клавише ввода Хельгиного номера и нажал Enter.
Да, Зайчик! — отозвался в трубке её усталый голос.
А это не зайчик, — жирно хихикнул в ответ Прохор, — Это серый волк!
Не заказывали, — Хельга переключилась на громкую связь, толкнув Князя кулаком в бок.
Зато тебя, моя лапа, давно заказали. За имама Хусейна. Как ты его лихо — штык-ножом — от уха до уха!
Слушай, мужик! Хорош трепаться. Если по делу — выкладывай.
Я не мужик, — обиделся авторитет, — мужики под нарами. А я — Прохор! Слыхала, небось?
И чего теперь?
А теперь послушай сюда. Ты девочка храбрая, самого Вити Чёрного дочка. И на понт тебя брать я не собираюсь. Наоборот — хочу помочь. Абдуллу этого, что за тобой охотится, я хорошо знаю, кореш мой. И если мы с вашей бригадой подружимся — я ему скажу, он отвянет. Князю вашему, Белозерскому, тоже имею слово молвить.
Слушаю тебя, Прохор! — Князь взял из вспотевшей ладони Хельги трубку.
Есть базар до тебя, Князь. Хоть ваши люди мой кабак расколбасили, и меня самого подставили — я на тебя не в обиде. С обиженными сам знаешь, что делают.
Это радует, — осторожно ответил Князь, — продолжай.
А дело у меня к вашей братве такое. Хочу я вам предложить договор. О дружбе и взаимовыручке. Наши да ваши — больше в городе никого из реальных пацанов не осталось. Будем вместе — будем сила. Больших делов наворочаем. А у меня сейчас партнёр серьёзный нарисовался. Бодунов — слыхал о таком?
Слухом, Прохор, земля полнится, — в тон ему, на старорусский лад, ответил Князь.
Так вот, этот фраер очкастый меня в Серый дом сватает. Видать, чего-то очкует мужчина, раз до меня пришёл. Если вместе будем работать — всех реально разведём по понятиям. Ну, как тебе мой базар? Есть о чём перетереть?
Ну, что ж, Прохор, — не дрогнув голосом, ответил Князь, — забивай стрелу. По понятиям.
Ну тогда, слышь, — завтра в полдень, место сам говори.
Идёт, — Князь кивнул и на секунду задумался. — За рекой заброшенный кирпичный завод. Там кругом чистое поле — и вокруг завода дорога. Твои подъезжают со стороны реки — ну, а мы со стороны леса. В двенадцать.
Ну, лады. Хельге целую ручки. Отбой.
И как вам это всё? — Князь обвёл взглядом соратников. Хельга брезгливо вытерла руки о сиденье, словно Прохор их в натуре обслюнявил.
По-моему, это подстава, — пробасил угрюмо Тайсон. В это время из магазина показались Бабай и Индига с покупками.
Ладно, едем на базу. И так полчаса с одного места трепались. Того и гляди, сюда гости пожалуют.
Где-то вдали, словно в подтверждение, провыла милицейская сирена.
Ночной звонок технической службы сорвал Офшорникова прямо с жены, причём с чужой, что всегда особенно досадно.
Что? Прохор выходил на связь? Стрелу забили? Ну, сейчас буду!
Окрылённый капитан, даже не подмывшись, впрыгнул в спортивный костюм, и через семнадцать минут был уже на рабочем месте. Прослушав два раза запись, он набрал мобильный номер генерала Потопаева, и с бьющимся сердцем принялся отсчитывать гудки.
Водитель-сверхсрочник Максим Шнурков очнулся первым. Он не мог вспомнить, что же с ним произошло в недавнем прошлом, но два момента в настоящем его сильно удивили, причём один — приятно. Первое — его щека лежала на податливой груди сладко посапывающей во сне женщины. Причём — он окинул её взглядом, насколько позволял угол обзора — такой женщины, каких ему, сельскому парнишке, и видеть-то доводилось разве в порнофильмах. Второй момент был менее благоприятен — у него, как выяснилось, связаны за спиной руки. Максим предпринял единственно возможное в этой ситуации — расстегнув зубами форменную рубашку леди, он истово припал к её груди горячими губами и языком. Аллочкины постанывания участились, стали громче, наконец она выгнулась на сиденье и… проснулась.
Кто ты? — томно спросила она, оторвав от себя Максима за уши.
Сперва развяжи! Разговоры после, — твёрдо ответил солдат. Аллочка, хоть и была в чине лейтенанта, безропотно и торопливо исполнила приказание… Потом как-то сама собой очутилась на нём верхом. Горячие тела молодых любовников уже совсем готовы были слиться в неземном переживании, когда под задницей у Максима, играя марш Мусоргского, завибрировал телефон. Поняв, что от этой заразы так просто не отвязаться, он сердито нажал кнопку. Оттуда затараторило:
Алло! Товарищ генерал! Это Офшорников! Жду ваших указаний…
Догадайтесь с трёх раз, читатель, по какому адресу послал незадачливого капитана Максим.
ГЛАВА 16
Вернувшись на Шукляевскую дачу, партизаны застали картину в высшей степени странную. Встретивший их Гришка, приложив палец к губам, на цыпочках провёл всех наверх, в мансарду, и приоткрыл дверь, так что образовалась узкая щель для наблюдения. Внутри, мигая, коптил прикрученный фитиль керосиновой лампы. На стилизованной под крестьянскую Русь деревянной лавке в разорванной до пупа майке, сгорбив плечи, сидел генерал Потопаев. В руке у него был гранёный стакан мутного самогона, а вокруг глаза расплывался радужный синяк. Приобняв генерала за плечи, Домкрат водил у него перед носом, как гипнотизёр, толстенным указательным пальцем и что-то нудно втолковывал за жизнь.
Так, с хера ли гости понаехали? — осведомился Князь, не сразу признав в расхристанном собутыльнике чекистского генерала, известного ему лишь по фотографии из досье.
Да вот, мы тут с Карлычем поспорили, — Домкрат сфокусировал взгляд на вошедших, — что такое… это… непротивление злу?
Слышь ты, толстовец! — Хельга решительно шагнула к нему, занося руку для пощёчины, — мать мою просрал — и сидишь тут, бухаешь?
Домкрат с неожиданной легкостью увернулся от оплеухи, а генерал, расплескав самогон, схватился за щеку.
Да не серчай на меня, дочка, — виновато прогудел Домкрат, — у самого душа ноет. Но мы ж с генералом обо всём уже сговорились. Он меняться согласен. Жить-то хочется… Ведь хочется, Карлыч?
Генерал что-то невнятно буркнул в ответ. Хельга бесцеремонно взяла его за редеющий чуб и повернула лицом к свету. Партизаны переглянулись.
Так… Если не ошибаюсь, у нас в гостях генерал-майор ФСБ Потопаев? — произнёс Князь, и перевёл разом повеселевший взгляд на Домкрата.
Не ошибаетесь, Игорь Генрихович, — сохраняя остатки достоинства, ответил генерал. — И вы, как офицер, могли бы приказать своим костоло… своим людям вести себя… корректнее, — он указал рукой со стаканом на свой быстро заплывающий глаз.
Эх, Карлыч! — укоризненно посмотрел на него Домкрат, тяжело поднимаясь с лавки. — Ну, вы тут сами теперь. Я спать пошёл, — и он загромыхал вниз по ступеням в свою комнату, ещё хранящую повсюду следы и запахи Каролины.
Вам придётся простить их, генерал. Вы сами своими действиями провоцируете моих людей на насилие. Захватили в заложники беззащитную женщину…
Не я начал эту войну! — глянул на него здоровым глазом Потопаев, но Князь проигнорировал его ответ.
— Сейчас я хотел поговорить о другом. Вы пейте, генерал! Если желаете, я велю подать коньяку. Гриша! Принеси, дружок, нам с генералом армянского.
Когда бутылка воцарилась на столе, Князь поманил взглядом Индигу.
Побудь с нами, солнышко.
Она уселась в кресло напротив генерала и, сняв тёмные очки, принялась глядеть ему в глаза. Павлу Карловичу показалось, что его втягивает в какую-то сияющую воронку, но отвести взгляда он уже не мог.
Есть контакт? — спросил Князь.
Он будет говорить правду, — ответила девушка.
Итак, для начала расскажите нам всё, что у вас есть на Олега Столбова, генерал…
Павлу Карловичу ужасно хотелось отделаться общими фразами, но начав говорить, он вдруг почувствовал, что уже не в силах себя контролировать, так же, как не в силах вырваться из поля притяжения этих удлинённых мерцающих глаз — и оперативная информация, прорвав слабую плотину его волевых усилий, хлынула на собеседников полноводной рекой. Через полтора часа, когда ответы на все уточняющие вопросы были уже получены, Индига по знаку Князя поднялась из кресла и провела ладонью перед генеральским лицом. Павел Карлович мгновенно уронил голову на грудь, и через минуту мансарду огласил его богатырский булькающий храп.
Капитан Орест Фомич Шорников, дозвонившись до генерала и получив от него посыл в неожиданно грубой форме, был обескуражен, но это длилось недолго. Он перезвонил на мобильный Аллочке — но та, перетрусив, не взяла трубку. Деятельная натура капитана подсказала ему, что если сейчас, воспользовавшись отдыхом Потопаева, взять инициативу на себя, то в случае неудачи можно всё свалить на халатность руководства. Зато если операция пройдёт гладко — тут уж все его старые грешки забудутся, и фамилия его будет навеки впечатана золотыми буквами в историю органов госбезопасности! Дело в том, что операция с самого начала находилась на личном контроле у генерала, и никто из нижестоящего руководства не был в курсе. Так что и беспокоить их среди ночи не имело смысла. Поэтому Офшорников обзвонил своих приятелей — Останина из спецназа ФСБ, майора Василенко из убойного и доблестного Егора Михалёва, скучавшего дома со слишком медленно сраставшейся после перелома ногой. В итоге каждый из друзей-силовиков обещал выставить по пять-семь вооружённых профессионалов — вполне достаточно для захвата врасплох малочисленной, хотя и наглой банды партизан. Прохоровские, увидев, что дело пахнет керосином, скорее всего в бой вступать не станут. И на здоровье, — рассудил Офшорников, — надо будет дать им улепетнуть. Насчёт Прохора никаких указаний от генерала ведь не поступало. На этом и порешили. В пять часов утра два микроавтобуса со сводной группой из восемнадцати хорошо обученных головорезов переехали через мост и, крадучись перелесками, подкатили к окрестностям заброшенного кирпичного завода. Бойцы, по знаку своих командиров, используя складки местности, рассыпались по территории и взяли участок дороги в кольцо — мышь не проскочит. Слегка окопавшись и закамуфлировавшись ветками, они достали термосы и пакеты с бутербродами и принялись ждать. До полудня времени было предостаточно. Офшорников с нетранспортабельным Егором оставались на командном пункте, с аппетитом закусывая на переднем сиденье «Газели». В восемь утра капитан отзвонился своему начальнику отдела и сообщил, что проводит операцию, выполняя личное распоряжение Потопаева. И полковник Подшивалов, будучи не в курсе деталей особой миссии Офшорникова, дал ему своё вялое «добро». Генерал оставался по-прежнему недоступен.
В это время года на севере России ночь коротка — «заря с зарёй целуется». Дождавшись, когда очертания предметов стали чётко выступать из темноты на расстоянии нескольких шагов, фигура, передвигавшаяся до этого по-пластунски, приподнялась за кустом на одно колено и огляделась. Потом короткой перебежкой пересекла дорогу и скрылась в проломе забора. Территория бывшего кирпичного завода в предутренней дымке являла собой зрелище сюрреалистическое, почти что послевоенное. В этих живописных развалинах можно было при желании скрытно разместить стрелковый батальон — и держать оборону, пока не кончатся боеприпасы. Но Тайсона в данный момент интересовало другое. Он встряхнулся, поправив между лопатками удлинённый чехол, туда же, за спину, перекинул мощный флотский бинокль — и взялся рукой за ржавую скобу. На эту кирпичную трубу, доминировавшую над местностью, в последний раз, наверное, залезали лет десять назад. В некоторых местах кирпич выщербился от непогоды, каждую скобу приходилось предварительно прощупывать на прочность. Тайсон, несмотря на свои сорок лет сухощавый и лёгкий, как кошка, достиг вершины за каких-нибудь двадцать минут. Угнездившись сверху на расширении трубы и замаскировав свою позицию кирпичами, он был абсолютно неразличим снизу — ему же открывалась панорама на много километров окрест. Подкрутив колёсико бинокля, он удовлетворённо засвистал себе под нос «Семь сорок» и принялся сворачивать из голландского табака свою извечную самокрутку. До рассвета было ещё далеко.
Изредка он отламывал дольку шоколада «Алёнка» и, смакуя, перекатывал её во рту языком. Потом сплёвывал длинной коричневой слюной в бездонное жерло трубы, вновь свистел, потом вновь курил. Ожидание было для него привычной работой. Снайперская винтовка уютно угнездилась у правого локтя. Так прошло около двух часов. Наконец по просёлку от моста запылили среди кустов два микроавтобуса. Бойцы, рассредотачивающиеся в обхват участка предполагаемой встречи с Прохором, были у него, как на ладони. Можно перещёлкать всех поодиночке, как фигурки в тире. Но это не входило в его планы. Тайсон достал из кармана мобильник и набрал номер Князя.
Ты был прав. Охотники на привале.
Ну, что ж, — раздалось в трубке, — как и следовало ожидать. Работаем план «Б».
Через минуту особо сладкий, как на заказ, утренний сон Виталия Иосифовича Кузякина разлетелся цветными эротическими клочьями от телефонного звонка.
ГЛАВА 17
«… Gomosexual revolution!» — привычный рингтон известного в своё время шлягера, с которым было связано столько всего в юности, выдернул Кузякина из обьятий сна в жуткую реальность похмельного утра. Он натянул на голову шёлковую простыню, надеясь под ней от этой реальности спрятаться. Тщетно. Мотивчик продолжал наяривать. Тогда Виталий Иосифович обречённо сел, всунул левую ногу в турецкую туфлю — вторая валялась далековато, у входа в будуар. Потянулся привычной рукой под кровать, отхлебнул, запрокинув голову, добрую порцию джин-тоника и взял телефон. Конечно же, последней модели, в титановом корпусе с позолотой. Высветившийся номер был ему неизвестен.
Кто это? — предварительно отхаркнувшись, спросил он по возможности вежливо — мало ли кто, а может быть, из Кремля звонят. Надо отдать ему должное, став большой шишкой, Виталий Иосифович человеческого обличия не потерял и хамил редко и всегда по существу.
Вы только не волнуйтесь, Виталий Иосифович… Вы с нами пока не знакомы, хотя наверняка про нас слышали, — вежливый, но с нажимом баритон был довольно интеллигентного тембра. Неужели и правда — Оттуда?
Слушаю вас! — он инстинктивно подтянул рыхлый живот.
С вашим сыном всё будет в порядке. Он жив и передаёт вам приветы.
Что такое? Я с кем говорю? — Кузякин был явно сбит с толку, что с удовлетворением было отмечено на том конце линии.
Повторяю, он жив, и вы с ним сегодня увидитесь, если только примете взвешенное решение.
Да кто вы, наконец! Какое решение? — взвизгнул Кузякин и отхлебнул из горлышка с гневом.
С вами говорит князь Белозерский, руководитель партизанского подразделения области. Ваш сын у нас, и пыткам мы его пока не подвергали.
Это чёрт знает что! Какой дикий розыгрыш! Я звоню в ФСБ — у меня есть ваш номер.