Ветви расступились, и она, закружившись, вошла на Поляну под капель из нот. Проход в живой стене сомкнулся, ветви заколыхались, и с комьев снега сорвались робкие капли. А за Хранительницей потянулись танцующие дорожки проталин.
'Пара-пара-па-пам'.
Девочка села под Яблоней и запустила руку в тайник с приёмником. Снег бежал от её прикосновений, прятался под землю, а на его месте тут же появлялись первые ростки. Зимние одежды Яблони превратились в звонкую капель, а на её ветвях начали набухать почки.
'Па-па-п... '
Музыка оборвалась, и поляну сковало холодом: побеги почернели и покрылись инеем, а талые дорожки стали ледяными шрамами на снегу. Приёмник был сломан: девочка сначала не обратила внимания, что внутри свёртка что-то звенит, перекатываясь, а когда развернула клеёнку, увидела уродливую вмятину, от которой расходились трещины по всему корпусу. Трясущимися пальцами она взяла радио - и из него посыпались кусочки деталей, - нажала кнопку, но та лишь провалилась внутрь.
Тьма залила поляну вместе с Хранительницей.
За ней гнались. Она спряталась в овраге, под корягой, надеялась, что так её не заметят. Её то отпускали, то снова настигали. Кто - она не знала, не видела, только угли глаз тлели во мраке. Она искала хоть какой-то проблеск: мутное пятно луны или хотя бы потерявшуюся звезду. Хоть что-то, лишь бы не было так страшно и одиноко. Но ночь не отвечала, только плотнее куталась в чёрно-фиолетовые облака. Наконец прямо над головой появилась звезда. А затем, рядом, вторая. Пары глаз зажигались по всему небу - её нашли.
Когда девочка пришла в себя, совсем стемнело. Она так и лежала под Деревом, рядом клеёнка и разбитый приёмник. А вокруг никого: Лес спал подозрительно беспробудно. Даже в зимнюю ночь кто-то охотится, кряхтят деревья, гуляет ветер. Никого. Боятся. Правильно делают. Но это потом. Хранительница вспоминала, когда Гостья уедет из деревни: её поезд должен отправиться в семь сорок утра, сейчас - беглый взгляд на часы - половина одиннадцатого. А вдруг она сумеет починить... Девочка не удержала всхлип, глядя на чёрный зев трещины.
А что если снова станет плохо? Нужно больше времени. Девочка закусила указательный палец, от отчаяния сжимая зубы всё сильнее. С руки сорвалась бусина крови. Безумная мысль осенила Хранительницу, так что она и думать забыла про боль.
Сначала она оторвала от подола платья большую полосу, затем принялась раскапывать снег и землю, царапая руки и обламывая ногти. Когда на белом полотне набралось две пригоршни почвы, Хранительница стала на колени перед Яблоней и поклонилась до самых корней. Поднялась, схватила тонкую и сухую веточку и отломала. Девочка ожидала чего угодно: что разверзнется земля, её на месте пронзит молния, но... ничего. Яблоня спала - или затаилась - вместе со всем Лесом. А, может, была уже слишком стара, чтобы покарать Хранительницу. Что это означало для Леса, лучше было не думать. Но сейчас это заботило девочку меньше всего.
Она положила веточку на ткань, сгребла вокруг неё землю ладонями. Ранка уже успела зарасти, и пришлось закусить палец снова. Упали три тяжёлые капли. Каждая мерцала слабым внутренним светом, и это мерцание совпадало с ударами сердца Хранительницы. Капли будто и не собирались впитываться, держались на поверхности, словно были красными металлическими шариками. Вдруг веточку изнутри озарил свет, и кровь в мгновение исчезла. А на засохшем сучке появился зелёный лист.
Когда девушка выглянула, кто же так яростно барабанит по стеклу, её заспанное лицо стало белее снега. Такой напуганной Хранительницу она не видела и даже не могла представить. Не включая свет, девушка побежала к двери и впустила лесную гостью. К груди та прижимала какой-то свёрток. Девушка просунула голову за порог, огляделась: нет ли где соседей, и захлопнула дверь. Хранительница стояла посреди комнаты, так и не убрав руки от груди, и смотрела куда-то в стену. Это продолжалось где-то с полминуты, затем напряжённое до окаменения лицо скривилось, расплылось, и девочка заревела, выплёскивая всё накопившееся. Помня, что к духам нельзя прикасаться, девушка накинула на плечи Хранительнице плед и усадила на диван.
- Они у... у... убили! - захлёбываясь, выдавил из себя ребёнок.
На все вопросы она отвечала только новыми приступами плача и трясла свёртком. В этом сером и мятом комке девушка наконец узнала своё одеяло и клеёнку. Она забрала моток у Хранительницы и развернула на полу.
- Мда-а-а-а...
Девушка хотела бы утешить и сказать, что это случайность, что какой-то камень случайно упал и разбил радио, но... Таких камней, видимо, было несколько - налицо злой умысел. Нет, не всмятку, конечно...
- Хочешь, я подарю тебе новый?
Плач терял силу, и Хранительница яростно замотала головой.
- Я новый смогу уже на следующей неделе привезти, лучше старого! Честное слово!
- Но я хочу этот!
Девушка села на пол перед ребёнком и посмотрела ей прямо в глаза. Хранительница всё поняла и снова зарыдала.
- Но это же... - захлёбывалась она, - твой по-да-рок!
Девушка оставила её одну, пошла на кухню заварить чай, а когда вернулась, Хранительница тихо всхлипывала с разбитым приёмником на руках.
- На, держи. - Девушка протянула кружку чая, самую большую, что смогла найти. - А радио отдай мне, может, и починю. Но не радуйся раньше времени!
Любовь к технике она унаследовала от дедушки, страстного радиолюбителя. Дедушки уже не было, а вот чердак, полный всевозможных запчастей, остался. Беглый осмотр показал, что больше всего пострадали корпус и динамик. Их убийца не пожалел, но зато на них же и успокоился. С корпусом мало что получится, а вот заменить динамик да припаять оторванные провода и элементы - вполне возможно. Лишь бы только найти подходящие...
Хранительница полулежала на диване и следила за починкой. Точнее, пыталась: полумрак, мягкий плед и горячая кружка чая в руках убаюкивали, убеждали устроиться поудобнее и закрыть глаза. Она пока сопротивлялась, но уже смотрела на комнату сквозь ресницы. Гостья сидела в островке света от настольного светильника и колдовала над приёмником: длинной железкой с деревянной ручкой тыкала то в нутро радио, то в коробочку с застывшей смолой. Смола шипела, заполняла дымом комнату, а Гостья иногда шипела что-то в ответ.
Девушка внезапно оказалась у дивана. Хранительница бросила взгляд в окно: ночное небо уже не непроглядно-чёрное, а тёмно-лиловое, - всё-таки заснула.
- Просыпайся-просыпайся, держи.
Гостья протягивала ей приёмник. Передней решётки не было: зубы, рот и горло радио - динамик - были обнажены, но трещины, где возможно, заделаны.
- Включай, чего же ты.
Кнопка больше не западала безвольно, щёлчок, и радио ожило, шумя и возмущаясь, что его до сих пор не настроили. От радости девочка едва не кинулась Гостье на шею. Та вдруг перестала улыбаться, вспомнив:
- Стой! Я заработалась и забыла! Тебе не плохо, помочь добраться до леса?
Девушка поднесла ладонь ко лбу Хранительницы, но та покачала головой. Улыбаясь, Хранительница бережно положила приёмник на диван и достала из-за пазухи свёрток, раскрыла его. Из горсти земли торчали тонкие корни, а по ветке пошли зелёные ростки. Гостья подняла глаза на девочку - она поняла, откуда этот стебель.
Девочка ещё раз, как будто извиняясь, улыбнулась.
- Приезжай к нам через две недели, двадцатого.
- Да я же и так собиралась приехать.
- Нет, я про другое. Приходи в Лес, на Праздник.
Девушка опешила.
- Они не заметят, не переживай. Я тебя встречу на опушке и сделаю так, что они не заметят.
'Даже если заметят - не их дело', - но вслух говорить не стала.
***
Если днём в сыром воздухе, бурых прогалинах на снегу и тихом журчании ощущалась весна, то ночью всё сковывали лёд и мрак. Но ёжилась девушка не от холода. Она стояла на опушке, вглядываясь в чащу из-за дерева. За время знакомства с Хранительницей она привыкла ко всякому, но сейчас Лес, похоже, и не старался притворяться обычным. Вместе с ветром доносился еле слышный звон колокольчиков, перебор струн, свист флейт и смех. Сначала девушка всё списывала на воображение, но, когда в глубине чащи замелькали огоньки, тусклые, как светлячки, - ей стало не по себе. Плавно раскачиваясь, один из светлячков оторвался от собратьев и полетел к ней. Затем он разделился на два, и наконец в мягком серебряном свете проступил силуэт лисы. Шерсть её была лунного цвета, кроме тёмно-алых кончиков ушей и хвоста. Двух хвостов, как заметила девушка. Волшебный зверь шёл прямо к её укрытию и держал в зубах какой-то свёрток. Положив посылку у корней дерева, лиса села на задние лапы и, повернув голову, смотрела на человека. 'Да она же награды хочет!' - догадалась девушка. Она вышла из-за дерева, спешно надела варежку и почесала посланнице шею. Лиса не отшатнулась и не укусила человека, а с радостью приняла ласки, зафыркав от удовольствия, и спустя минуту убежала в лес, взмахнув на прощание хвостами.
В свёртке лежала маска. Вытянутая морда, длинные усы - по три красных росчерка на каждой щеке, - заострённые ушки с тёмными хохолками придавали сходство с посланницей. Выдохнув, девушка приложила маску к лицу.
По крайней мере, она не умерла сразу. Девушка оглянулась. Ничего не изменилось: ни лес, ни небо, ни луна. И в духа вроде тоже не превратилась. Она завязала верёвочки маски на затылке и отправилась в сердце чащи искать музыку, которая успела скрыться.
Что-то было не так, и дело вовсе не в празднике. Всегда, когда она приходила в гости, чувствовалась какая-то настороженность: звери прятались, ветер затихал. А ещё казалось, что за ней пристально следят. Ночью, а тем более ранней весной, легко разминуться с редкими ночными хищниками, но... Раньше будто даже деревья избегали её, тропинки путались под ногами и старались вывести на опушку. И только при девочке это прекращалось. А сейчас ей никто не мешал.
Спустя полсотни шагов, девушка нагнала музыку и смех, а скоро показалось и само шествие. Девушка подумала, что видит сейчас всех обитателей леса одновременно, и как они уместились среди деревьев! В середине шли духи: звероподобные человечки облачились в праздничные одежды, насыщенно-яркие, разноцветные, отглаженные и так крепко накрахмаленные, что, казалось, слышно, как трещит ткань; а рядом шли или парили волшебные звери, гордо распушив мех. Отличить их можно было не только по нескольким хвостам, лишним парам глаз, но и по яркой и странной окраске, как у той лисы-посланницы. Нашлось место и для простых животных: держались они скромнее, в стороне, стараясь не попадаться духам. Но даже это не могло изменить общей радости. Все старались как могли украсить себя, выделиться: кто развесил цветочные гирлянды по ветвистым рогам, кто держал, как знамя, ветку, сплошь покрытую листьями, кто размахивал бумажным фонариком. Человечки несли чаши, чокались, угощали тех, у кого не было рук, а когда кто-то заводил песню, то нестройный хор пополам с воем тут же подхватывал её.
Девушка приблизилась. Она перебегала от одного дерева к другому, пряталась за ними. Она понимала, что звери волшебного леса всё чуют и замечают, но не могла побороть страх. Над головой ухнула сова. Девушка чуть не вскрикнула, испугалась, что ночная охотница поднимет тревогу, но та вспорхнула, перелетела на соседнюю ветвь и продолжила бормотать о своём, совином.
Наконец показалась Хранительница. Она возвышалась над толпой, плавно покачиваясь в переносном кресле. Не живое существо - статуя, которая не удостоит взглядом случайного прохожего, но посмотрит сквозь него. Пышные, тяжеловесные, с обилием складок одеяния только добавляли сходства с мраморным изваянием. Трон поднесли ближе, и девушка заметила, что взгляд Хранительницы рыщет из стороны в сторону. Сначала он пробежал мимо укрытия девушки, но тут же вернулся и остановился на дереве. Сомнений не было: её заметили и приглашали присоединиться.
Девушка робко вышла из укрытия, сделала пару шагов и чуть не споткнулась о пьяного гнома, в половину её роста. Тот разлепил окосевшие поросячьи глазки, сощурился и завалился дальше спать.
Трон поднесли к Дереву, но Хранительница осталась неподвижной. А жители леса всё прибывали и прибывали на поляну, девушку зажали со всех сторон, чей-то огромный пушистый хвост упрямо лез в прямо в лицо. Внезапно толкотня закончилась, все стали смирно и беззвучно: Яблоня приковала их внимание. Из толпы протиснулся горбун в маске из коры на голове, балахоне из пожухлой листы и таком же плаще. Он подошёл к трону и подал Хранительнице руку, и цветом, и толщиной напоминавшей сухую ветку. Хранительница опёрлась на неё всем весом, но горбун даже не покачнулся. Держась вместе, они направились к Яблоне. Он шёл будто по воздуху, его шаги не приминали и снежинки, а под её ногами таял снег. Только у самой Яблони горбун отпустил руку Хранительницы. К нему подбежал человечек, похожий на него, только не такой сухой и без горба, и протянул прозрачную бутыль. 'Белое вино', - сначала подумала девушка, но, присмотревшись, поняла, что это совсем не так. В бутылке плескался жидкий свет. И по сравнению с ним не только свечи в бумажных фонариках казались тусклыми, но даже луна выглядела фальшивой. Горбун протянул бутыль Хранительнице, та сделала несколько глотков и вернула её. Только теперь карлик отошёл от дерева, но в толпу не вернулся, остановившись чуть впереди.