— Мисс, в школу не носят такие вещи. Сотрудникам мужского пола будет дискомфортно, — сказал психолог.
— Из-за Лии Вам тоже было дискомфортно?
Он вспыхнул, как пион.
— Это всего лишь слухи, — прошипел мужчина, приближаясь ко мне. — Не стоит верить неподтвержденной информации. Не думал, что вы настолько наивна.
— А мне плевать, что вы думаете.
Я повернулась к нему спиной и показала неприличный жест. Хотела уже уйти, но он схватил меня за запястье, больно сжав его.
— А вот это вы зря, — горячо зашептал он, опаляя моё плечо раскаленным дыханием. — Я это так просто не оставлю.
— Уберите от меня свои грязные руки, — процедила я.
— А то что? — хмыкнул он. — Что вы мне сделаете? Я — компетентный и востребованный специалист. Таких, как я, в Нью-Йорк приглашают. А вы всего лишь дочка каких-то жалких фермеров. Ни вы, ни ваши подружки ничего не смогут доказать.
— Ну вот и валите в свой Нью-Йорк, а нас оставьте в покое, — сказала я, наконец вырвавшись.
Я побежала по коридорам, слыша его шаги. У лестницы он меня догнал, сгрёб в охабку и потащил обратно.
— Отпустите меня! — кричала я. — Уберите руки, а не то я применю силу, и меня не остановит то, что вы психолог!
Он втолкнул меня в кабинет директора.
— Вот. Посмотрите на это. Одевается неприлично, сотрудникам хамит, угрожает.
Директриса взглянула на меня поверх очков и жестом попросила психолога выйти.
— Я решительно не понимаю, что за конфликты у вас с мистером Макроу. Он — опытный психолог с двумя высшими, и знает своё дело, — устало вздохнула она.
— И это не мешает ему быть подонком, — презрительно сплюнула я.
— Выбирайте выражения, — нахмурилась директриса.
— Лия не станет врать, — сказала я. — Она не из тех людей. Представляете, как ей тяжело было признаться в этом? Представляете, сколько она храбрилась?!
— Лия, может, наврала, — фыркнула директриса.
— А синяков, по-вашему, недостаточно? А травм? Лия бы не поставила свою репутацию под угрозу ради того, чтобы опорочить человека. Тем более, у них конфликтов не было до этого.
— Мы не можем лишиться такого специалиста, — возразила директриса. — Тем более из-за неподтверждённых сплетен.
— Вы пытаетесь сохранить престиж школы ценой других людей, — сказала я. — Ценой психики молодых девушек, которые будут заново учиться отношениям. Которые, возможно, не смогут нормально смотреть на парней. Вы в курсе, что Лия пыталась покончить с собой и до смерти боится любых прикосновений? Вы в курсе, что она целый день сидит в душе, пытаясь смыть с себя эту грязь?
Директриса шокированно уставилась на меня. Думаю, до неё наконец дошёл смысл сказанного. Я поднялась и ушла из кабинета, оставив её в раздумиях.
Эрик вилял задницей и подпевал музыке. Если таковым можно назвать звуки, напоминающие мяукание. Я тёрла виски. Рядом валялся Том и курил кальян. Подальше — две загорелые девушки, читающие комиксы.
— Кстати, псих на тебя окрысился, что ли? Смотрит на тебя, как маняк какой-то, — обратился ко мне Том, выпуская изо рта дым.
— А мне плевать, что ему там не нравится, — сощурила я глаза. — Я не коррупционная сволочь, как директриса. Я это так просто не оставлю.
— Не оставишь что? — вмешался Эрик.
— То, что он сотворил с Лией, — сказала я.
— Что он с ней сделал? — спросил Том.
— Догадайся, — фыркнула я.
Его глаза расширились, трубка кальяна выпала изо рта.
— Вот гад! — выругался он. — Почему его до сих пор не засадили?
— Взятку дал, — фыркнула я.
— Так это из-за него Лия такой замкнутой стала, — покачал головой Эрик.
Мы замолчали. Желание танцевать пропало. Вокруг орали подростки, хлебая из бутылок, гремела музыка, а в окно стучалась ветка, и только я слышала это.
— Испортил я всем настроение, да? — хмыкнул Том. — Простите, я не хотел. Можешь треснуть меня, Зои.
— А мне, значит, нельзя? — обиделся Эрик.
— Ты же не Зои, — улыбнулся Том.
— Пойдёмте отсюда, — вдруг сказала я.
— Ты чего? — удивился Эрик. — Утро будет нескоро.
— Здесь больше нечего делать, — твёрдо ответила я.
— Вы идите, — сказал Том. — Я останусь.
Я направилась к выходу, расталкивая танцующих. Эрик побежал за мной. Рядом кто-то блеванул. На меня попали брызги, и я выругалась. Эрик заржал и несколько раз хрюкнул. Он обнял меня за плечи, чуть облокотившись, и я ногой толкнула дверь. Мы вышли навстречу прохладному ночному воздуху, лиловым сумеркам, тёмно-зелёной траве и подстриженным кустам. Музыка и тепло остались где-то позади.
— Тут дышится очень свободно, — сказала я.
— Думаешь? — отозвался Эрик, крепче сжимая моё плечо. — На меня этот город давит.
Он вдруг сделался злым, жёстким. Даже его взгляд сделался… каким-то волчьим, что ли. На секунду мне показалось, что его глаза налились кровью, как у оборотня.
— Не делай так: ты пугаешь меня, — взмолилась я.
— Бу! — клацнул зубами Эрик. — Я сейчас тебя растерзаю, жалкая смертная.
— Не попадёшь в меня из-за судорог, — фыркнула я.
— Ты тоже иногда меня пугаешь, — признался Эрик. — Иногда твой взгляд становится звериным. А на самом его дне таится страх.
Я удивлённо на него посмотрела.
— Пошли на озеро, — вдруг сказал он, указав на тёмный водоём вдали. — Искупаемся! Давно не купался…
Он побежал к воде. Я едва поспевала за ним. Мы спустились по белым ступенькам, ведущим прямо на берег, на ходу скидывая обувь, и с разбега плюхнулись в воду.
Огни домов и уличных фонарей отсюда казались далёкими. Как будто мы оторваны от всего мира, находимся на несколько ступень ниже всех и никогда не выберемся. Небо было как будто нарисовано чернилами, без луны и звёзд, над нашими головами замер огонь: то ли вертолет, то ли НЛО — мне уже было всё равно. А вода была холодной, как-то странно-холодной для начала сентября. Казалось, она засасывала, как болото, тянула меня на самое дно, чтобы меня опутали водоросли и в мою кожу впились осколки разбитых бутылок.
— Тут уже несколько детей утонуло, — сказал Эрик. — Один на моих глазах. На том же самом месте, где ты сейчас плаваешь.
— Что?!
Я принялась барахтаться, пытаясь отплыть.
— Да шучу я, шучу, — принялся хохотать Эрик. — Видела бы ты сейчас своё лицо.
— Ты идиот, Эрик! — заорала я.
— Я знаю, — с гордостью ответил Эрик.
Я пыталась догнать его, но он слишком быстро плавал.
— Ладно, извини, Зои, — сконфузился Эрик. — Я не подумал.
Он остановился. Я подплыла к нему.
— Ничего страшного, — сказала я. — На дурачков не обижаются.
— Ага, попалась! — заорал Эрик.
Он схватил меня и потянул на дно. Я вырывалась, но он только сильнее прижимал к себе. Я почувствовала ногами прикосновение ила и водорослей. В волосах запутался какой-то мусор. В нос забилась мутная вода. А его руки сжимали мои, и я чувствовала их тепло, как будто передающееся мне. Эрик медленно закружил меня, и мусор наконец покинул мои волосы. Я порезала палец обо что-то острое. Лёгкие разрывались от отсутствия кислорода в них, нос болел. Толкнув друга, я вынырнула на поверхность и погребла к берегу, кашляя и отплевываясь. Челюсти сводило судорогой, ногти стали фиолетовыми, а кожа бледной до голубизны и покрылась мурашками. Я вся дрожала. Я села, и поверхность ступеньки показалась тёплой. Уткнула лицо в колени, обхватила их руками и заплакала. Я не помню, когда в последний раз плакала.
— Зои?
Эрик сел рядом со мной и тронул за плечо. Я дернула им.
— Ты в порядке, Зои?
Эрик был напуган. Но у меня не было никакого желания с ним разговаривать. Мне хотелось, чтобы он ушёл.
— Уходи, — просипела я.
— А что я такого сделал?!
— Ты что, издеваешься надо мной? — я наконец подняла голову. — Ты утащил меня под воду, стал держать меня там, не заботясь о том, что я могу захлебнуться, и ещё спрашиваешь, что такого сделал?!
— Но ведь не захлебнулась же…
— И что?! Ты вообще думаешь, что творишь?!
Эрик пристыженно опустил голову, вжав её в плечи.
— Извини, я… У меня иногда спонтанные идеи. Мне вода помогает.
— А мне нет! Я вообще её боюсь!!!
— Почему?..
— В воде можно утонуть. Ногу или руку может свести судорогой. Может унести течением.
Я встала и чуть не упала, но успела удержать равновесие, облокотившись об Эрика.
— Да, я без тормозов, — сказал тот. — Мне всегда так говорили.
— Тогда тебе следует пересмотреть своё поведение, если хочешь дальше общаться со мной, — сказала я и отправилась прочь.
====== Оранжевое затишье ======
Сижу на крыше, ласкаемая бореем. Внизу город подмигивает мне огнями вывесок и уличных фонарей, поёт уличными бродягами, манит ароматом горячего супа и горячего шоколада. А сверху холодно и одиноко. Спину подпирает ржавая дверь, по бокам кирпич. Всё исписано графити.
Мокрые и спутанные волосы лезут в лицо, подводка размазалась, косуха не греет. Я подвываю холодному осеннему ветру:
Привет, ночь, моя старая подруга,
Я пришла вновь побеседовать с тобой.
Видение незаметно подкралось
И оставило свои семена, пока я спала.
— Тебе это знакомо, не так ли?
Чётко очерченный профиль, острый нос и русые волосы, собранные в хвост. И гитара, ярко-чёрная, новенькая и блестящая.
— Умеешь? — спросила я.
— Нет, — ответил он.
— А я умею. Дай сюда.
Я взяла у него инструмент и принялась наигрывать.
— Можешь прекратить? — взмолился он. — Я не люблю эту песню.
— Почему?
Он грустно улыбнулся и посмотрел своими зелёными глазами на меня.
— Когда-нибудь я тебе расскажу.
От него пахло бензином и серой. Он был огнём. А я так, головешка.
— Ты не из здешних, да? — спросил он.
— Здешняя, — проворчала я. — Даже более здешняя, чем ты.
— Что ты имеешь в виду?
— Этот город блеклый, как будто с винтажного фото. А тебя словно цветными мелками нарисовали.
— Забавно, я думал совсем наоборот.
— А думать наоборот вредно. Ты же не житель Зазеркалья, верно?
— Ты странная… Не из деревни, случаем? Напоминаешь мне одну девицу.
— Я с фермы.
— Ещё лучше.
Мы замолчали, каждый о своём. Ветер утих, листва умолкла. Стало вдруг как-то тихо. Парень встал и собрался было уйти.
— Останься, — неожиданно для самой себя взмолилась я. — Я сойду с ума, если пробуду одна хоть минуту.
— И снова я думаю наоборот, — хмыкнул парень. — Ты не одна, с тобой ведь ночь. — Я сделала страшные глаза, и он осёкся. — Так и быть, останусь.
Он сел поближе. Несмотря на то, что мы не соприкасались, я чувствовала тепло его тела. И мне хотелось прижаться к нему, но я знала, что, сделай я это, и он бы тут же ушёл и никогда не вернулся.
Он бренчал на гитаре песни, как он сам мне сказал, норвежской певицы, и даже пытался петь. И мне сразу же сделалось холодно, и я даже почувствовала запах хвои, костра и тёплого молока. Закрыла глаза и почувствовала мелкие поцелуи снежинок, падающих и кружащихся в каком-то безумном танце, услышала вой далекой вьюги, а дыхание превращалось в пар.
— Холодно, — выпалила я, стуча зубами.
— Ты издеваешься? — спросил он. — Сейчас +15.
— Это от твоих песен, — сказала я.
— Что, настолько очаровал? — усмехнулся незнакомец. — Играю я посредственно, прямо скажем. Пою ещё хуже. Мне в школе говорили, что мне медведь на ухо наступил.
— Меньше слушай их, — фыркнула я. — Тут не качество главное.
— Качество тоже имеет значение, — сказал он. — Надо просто уметь подбирать публику.
Он поставил сумку перед собой и принялся рыться в ней.
— Чего делаешь? — спросила я.
Он вытащил стопку тетрадей.
— Прощаюсь, — сказал он.
Достал зажигалку. Поднёс к бумаге. Сначала возник крохотный огонёк. Потом он распалялся, и уже через минуту на крыше распустился огненный цветок, освещающий наши лица и рождающий причудливые пляшущие тени. Рыжий, рыжий огонь, как мои кудри, как кирпич, как ржавчина на трубах, как уличные коты. Я подносила руки к огню, пока тот грел мои щёки и нос, дыша мне в лицо жарой, а в это время парень достал… сосиски! Сосиски на вертеле!
— Ты что, собрался сосиски тут готовить? — обалдела я.
— Почему нет? — Тот пожал плечами.
Он подбрасывал тетради, чтобы огонь не погас. Я, вздохнув, решила ему помочь и держала сосиски. Следом за тетрадями полетели книги, блокноты, газеты, ветровка. Снизу кто-то громко заржал. Соседка высунулась из окна и ругнулась на нас. Потом махнула рукой и скрылась.
— Готово, кажется, — неуверенно объявила я, глядя на обуглившееся мясо.
— Вот и отлично.
Парень выхватил одну у меня и отправил в рот.
— Ошень вкушно, — прошамкал он. — Обяжательно поешь.
Я откусила от одной. Явно перегорело, но в целом на вкус неплохо. Думаю, с кетчупом и специями было бы очень даже недурственно. Мы жевали и смотрели друг на друга, улыбаясь и смеясь, как дети в парке аттракционов, наши щёки покраснели, и глаза хитро сощурились. Казалось, ещё немного, и на его щеках выступят веснушки.
Тем временем от стопки тетрадей остался тёмный пепел, который развеяло ветром. Как будто стая чёрных ворон. Жители верхних этажей не остались равнодушны к такому дивному зрелищу, и вскоре нам пришлось убегать от того же деда с метлой, к которому прибавилась мастерски ругающаяся бабка.
Мы убегали, но не смеялись. Только улыбались с заговорщиким видом. И я поняла, что этой ночью мне было очень-очень весело.
====== Розовая сладость ======
На ферме мы всегда встаём в полшестого. Солнечный свет мягок, в воздухе витают аромат лаванды и какая-то лёгкость, за окном травинки покрыты росой. Мать их называет слезами неба. Отец кормит скотину, мы с матерью едим тосты, запивая молоком. Иногда добавляем мёд, который покупаем у знакомых пасечников. Кухню заливает утренний свет, поют птицы, ветер шепчет что-то листвой. Идилия. Но в последнее время я не могу её чувствовать. Ночи выматывают, я чувствую непонятную тревогу, как будто надвигается буря.
Эта осень была буйно цветущей, холодной и дождливой. Дождь лил днём и ночью, грозя всё затопить, и иногда мне хотелось, чтобы это действительно случилось.
— А ведь ты прав, — сказала я. — Давит.
— Что давит? — охотно откликнулся Эрик. — Резинка от джинсов? Говорил же, подбирать надо вещи по размеру. Ох уж эти сельские!
— Город, идиот, — клацнула зубами я.
— Видишь? Я всегда прав, — горделиво подбоченился Эрик.
Огонь разгорался всё ярче, клубами валил серый дым. На мангале лежало мясо. Вокруг была мокрая трава. Тут повсюду кострища, следы от былого веселья, вот мы и воспользовались одним.
— Я как-то жарила сосиски на крыше, — сказала я.
— Сосиски! На крыше! — оживился Эрик. — Почему я до этого не додумался?! Кто-то пытается спихнуть меня с пьедестала самого безбашенного чувака в городе?!
Барбекю было уже готово. Мы принялись его лопать прямо с вертела, обжигаясь и пачкаясь маслом. Мясо было снова подгоревшим, но сочным, горячим и очень вкусным. Если бы я ела его одна, то меня бы вырвало. А с Эриком вкуснее.
— Почему с тобой еда становится вкуснее? — спросила я.
— А я вообще отличная приправа, — прочавкал Эрик. — Еда всегда вкуснее, когда разделяешь её с кем-то.
— Ты проверял? — скептически спросила я, поливая мясо кетчупом.
— Нет, — радостно ответил Эрик. — У меня нет друзей.
— Странно, обычно такие, как ты, быстро распологают к себе людей, — удивилась я.
— А я исключение, — нахмурился Эрик. — Никто не выдерживает со мной дольше месяца.
— Неудивительно, — хмыкнула я.
Снова пошёл дождь и потушил костёр. Перед тем как погаснуть, огонь зашипел. Капли барабанили по железу, по дровам, распрямили мои кудри и намочили мою одежду. Я поёжилась: было уже достаточно холодно.
— Сколько времени? — спросила я у Эрика.
Тот посмотрел на небо. Сквозь тучи неуверенно пробивалось солнце.