«У меня тут кое-что наметилось. Полагаю, возможность. Алекс попросил согласовать с тобой».
Наоми слушала, как Бобби описывает ситуацию. «Шторм» заперт в Солнечной системе, сначала из-за катастрофы в медленной зоне, а теперь из-за «Бури». Антивещество.
Она чувствовала, как погружается в то аналитическое состояние, которое составляло её контейнерную жизнь. Она отсутствовала всего ничего – пара недель на «Бикаджи Каме», и здесь с Чавой – а возвращение к старому ощущалось как холод и скованность. Её мысли путешествовали по изгибам плана Бобби: засветка «Шторма», проверки, которым неизбежно подвергнутся базы на лунах Юпитера, «Буря», символическое и практическое значение того, что Дуарте потеряет уже второй «магнетар».
Она занималась анализом, а часть её души тосковала.
В день, когда она заперлась в контейнере, посвятив жизнь тому, чтобы стать шариком в их напёрсточной игре, она оставила «Росинант» позади. Тогда это казалось облегчением. Контейнер словно стал повязкой на истёртой в кровь душе. Всю жизнь она выживала там, где не было почти никаких шансов, отступая и становясь маленькой и невидимой. И каждый раз она выходила из событий исцелённой. Да, иногда в новых шрамах. Но исцелённой.
И миг человеческих отношений возвращал ей чувство, что Наоми, скрывшаяся в контейнере, сильно отличается от вышедшей из него. Проходило время, и она всегда обретала тот мир, который искала.
Роль Сабы она взяла на себя по необходимости, а ещё потому, что готова была её принять. Разобралась наконец, кто такие лидеры. И какую цену потребует эта позиция.
За спиной хлопнула дверь в спальне Чавы, зашипела вода. Значит, проснулась и отправилась в душ. Значит, скоро и Наоми на боковую. А пока есть время конфиденциально ответить Бобби, при этом не становясь невежливым гостем. Забавно, но это всё ещё имело значение.
Она поставила ручной терминал, чтобы камера смотрела на неё, и включила специальный защитный фильтр, размывший фон. Если сигнал перехватят, ничто не укажет на квартиру Чавы – на экране Наоми словно бы плавала в безликой пустоте. Она включила запись.
– Эй, Бобби. Твой план... смотрится убедительно. Я знаю, что в прошлый раз говорила совсем другое, но ситуация изменилась. Сразу несколько ситуаций, если уж точно. Я по-прежнему уверена, что использовать политические средства для достижения мирного финала критически важно. Но если есть шанс избавиться от ботинка на горле Солнечной системы в виде «магнетара», будет проще. Был бы это просто корабль, у меня осталась бы пара отговорок, но ты права. Дуарте превратил «Бурю» в символ. Не часто выпадает шанс испортить легенду, которую создает о себе враг.
– Хорошей тебе охоты. Люблю тебя.
Она закрыла сообщение, зашифровала местным кодом и поставила в очередь на отправку через сеть Черепа. Может пройти несколько дней, пока оно попадёт в бутылку и отправится через врата. Она побарабанила пальцами по столу, борясь с желанием отозвать отправку. Пока ещё возможность была. Но скоро исчезнет.
– Привет, – сказала Чава, выходя из спальни. Готовая заступить на смену: в строгой деловой одежде, с аккуратно собранными волосами. – Как проводишь утречко?
– В противоречивых желаниях, – ответила Наоми. – И думаю, для меня это вечер. Кстати, я сварила тебе кофе.
– Ты добрая и заботливая женщина, – польстила Чава, наливая себе чашку. В слабой гравитации дрейф кофе к чашке походил на медленный фонтан.
– Но, боюсь, должна расстроить тебя анализом трафика.
– Обмен бутылками с Обероном гораздо интенсивнее, чем с другими системами? Это проблема, я знаю. Или ты намекаешь, что вроде как не искала себе соседку по комнате?
– Оставайся сколько сочтешь разумным. Но, может, не дольше? – улыбка Чавы блеснула и погасла. – А что-то не так?
Наоми усмехнулась.
– Кроме того, что я, возможно, отправила на смерть двух самых дорогих мне людей? – Она потёрла глаза. – Чёрт...
Чава опустила чашку, и взяла руку Наоми в свою. Ощущение от касания пальцев оказалось таким острым, что Наоми, почти не способная его выдержать, вцепилась в руку Чавы, как в страховочную привязь.
– Большую часть жизни я старалась не быть особенной, – сказала Наоми. – Избегать необратимых решений. Но вот я здесь, а всё опять по-старому.
Они помолчали мгновение. Потом Чава заговорила, мягким, почти обычным голосом:
– Когда я только училась... Для меня самым сложным была ручная стыковка. И каждый раз на квалификационном экзамене повторялось одно и то же, сколько бы я не тренировалась. Я перехватывала управление у системы, а в голове стучала только одна мысль: не облажайся, не облажайся, не облажайся. И конечно я лажала. Так сильно зацикливалась на том, чего боялась, что каждый раз падала прямо в его объятия.
– Это ты так пытаешься меня подбодрить?
– Нет, – ответила Чава. – Мы слишком старые для таких трюков. Я пытаюсь показать, что в своих переживаниях ты не одинока. Это всё, что я могу.
Что-то оборвалось в груди Наоми. Высвободился какой-то титанический эмоциональный пласт. Она приготовилась зарыдать, но вышел только горестный вздох. Оказалось, мечта в её душе не исчезла, и даже не собиралась сдаваться. Найти способ собрать вместе семью. Чтобы все выжили в мясорубке истории. Чтобы всё как-то наладилось.
Возможность была, и не так давно. Всё, что требовалось – объявиться, принять приглашение Дуарте и оставить борьбу позади. Она не помнила, как именно выбрала нынешний путь, но принимала последствия выбора. Некого винить, кроме себя. Она наколдовала себе мечту. Просыпаться рядом с Джимом. Пить с ним кофе. Слушать как Алекс и Амос пикируются на фоне мягкого гула «Росинанта». И сейчас она отпускала всё это.
Она ещё раз сжала руку Чавы, потом отпустила и её.
Переведено: Kee
Глава 29: Элви
Элви села на заднее сиденье. Машину вел молодой, коротко стриженный кудрявый парень. Виден был только его затылок. Государственное Здание осталось позади, впереди простирался город. Элви хорошо помнила свой первый приезд сюда, в сопровождении солдат, обходительных, как портье роскошного отеля, только с оружием. Ей помнились улицы, просторней, чем в любом из виденных ранее городов, роскошная зелень вдоль дорог. Ввысь вздымались здания, стройные и красивые, с окнами, собирающими энергию солнца, с садами на крышах, будто Фрэнк Ллойд Райт возродился заново и снова созидает небоскребы. Все в городе было тогда огромным и хвастливым. Она не забыла, как потрясло это в первый раз.
Теперь же все казалось странно хрупким. Столицу населяли миллионы людей, но мало кто прожил здесь более десяти лет. Из-за ее кортежа приостановили уличное движение, и она увидела простых людей – обычных горожан, гражданских и военных низкого ранга, они вытягивали шеи, разглядывая проезжающий кортеж и гадая, кто она такая и не следует ли выражать бурную радость при виде ее. Здесь нет ни памятников, ни рекламных щитов, ни старого доброго соседства. Неприятно все это.
– Не хотите ли воды, мэм? – спросил водитель.
– Нет, – отказалась Элви. – Спасибо.
Он кивнул, не взглянув на нее. Она откинулась на плюшевое сиденье и попробовала вытянуть ногу. Все равно болело.
Лаборатории были огромны. Формально они являлись частью Университета Лаконии, но выглядели как настоящий военный лагерь. Охранники на воротах откозыряли им, не проверяя, и машина принялась петлять по кампусу, направляясь к загонам. Элви нервно стиснула трость. Когда они миновали последний поворот, на дорожке показался мужчина, явно поджидающий их. Чувство облегчения, захлестнувшее, когда она поняла, что это не Кортазар, не поддается описанию.
– Доктор Очида, – поздоровалась она, тяжело выбираясь из машины.
– Доктор Окойе, рад, что вы вернулись. Наслышан о вашей полевой работе. Должен сказать, теперь меня из наших безопасных лабораторий в поля не выманишь.
– Ну, зато набрали интересных данных, – ответила она, пока они шли к Загону. Мрачное здание без окон, в форме куба, с укрепленными на случай нападения стенами, хотя здесь, в самом сердце империи, нападение вроде бы невозможно. Говорят, Бог не играет в кости, но если бы играл, божьи кости выглядели бы точно как Загон. Огромный, квадратный, непостижимый.
– Слышал, вас направили в святая святых, – сказал Очида. – Паоло очень близок к завершению проекта по старению.
– Я туда не просилась.
– Высокий консул поступает так, как поступает высокий консул, – сказал Очида, когда они подошли к постовым. Элви показала свою идентификационную карту и протянула руку для контрольного сканирования. Простое прикосновение к запястью, но ощущалось как нечто более инвазивное.
– У богатых и власть имущих терпения всегда немного, – заметила она. Охранники расступились, пропуская их. С негромким хлопком открылась дверь, и внутрь ворвался воздух. Когда они зашли, их, согласно следующему пункту протокола безопасности, обдало воздушной струей, затем система просканировала каждый миллиметр их тел, и только затем открылась внутренняя дверь.
Изнутри Загон почти всегда смотрелся лучше. Походил на самую обычную лабораторию, она проработала в таких не один десяток лет, по разным университетам и исследовательским институтам. На стенах развешаны правила техники безопасности – ярким шрифтом на шести языках, в воздухе запах фенола и газоочистителя.
– Пошли, – улыбнулся Очида. – Я проведу вас.
«Не расслабляйся, – напомнила себе Элви. – Это не твой дом. Здесь ты не в безопасности».
– У меня сейчас состоялся очень интересный разговор, – сказал Фаиз в тот день, когда ей поручили это задание.
– Как и я у меня, – ответила она. – Но мой разговор засекречен, так что рассказывай первым.
– Ну, он был ужасно уклончив, но, по-моему, наш старый друг Холден только что сообщил мне, что Кортазар замышляет убийство.
Элви сперва рассмеялась, уж больно жутко прозвучало, совсем не соответствовало окружающей пасторали, подобные ошеломляющие заявления часто кажутся смешными.
– Только этого мне сейчас не хватало, – сказала она. А секундой спустя: – Он, правда, так сказал?
Фаиз пожал плечами.
– Нет, конечно. Он очень осторожничал и не сказал ничего конкретного. Мы мило беседовали про то, как важно обучать детей использовать негативное пространство в качестве инструмента политического анализа. Затем обсудили всех руководителей научных проектов, за исключением Кортазара, и тут он пристально посмотрел мне прямо в глаза. А потом вдруг перевел разговор на историческую тему, про борьбу за власть на старой Земле, и особо напирал на Ричарда Третьего.
– Как-то… мутно.
– Ничего не мутно. Шекспир написал о нем целую пьесу.
– Как она называлась?
– «Ричард Третий», – ответил Фаиз. – Ты хорошо себя чувствуешь?
Она положила голову ему на плечо. Оно казалось теплее, чем обычно, но ничего странного – пока отрастала нога, у него держалась небольшая лихорадка.
– Я не поклонница театра, и у меня был тяжелый день. О чем пьеса?
– Ричард был отменным мерзавцем и перебил кучу народа, в том числе двух детей. Наследников трона, кажется.
– Ты прежде тоже не был театралом.
– Точно.
В вышине над ними плыла тонкая пелена облаков, по мере движения заслоняя звезды и открывая вновь. Зажмурить бы глаза, уснуть и проснуться в их бедной квартирке на Церере, в далеком прошлом, когда она и слыхом не слыхивала ни о Лаконии, ни о Дуарте. Исчезни все, как сон – и то, чего она добилась, и деньги, и положение, и все ее открытия, – она все равно была бы счастлива, лишь бы Лакония с Дуарте исчезли тоже.
– Значит, негативное пространство, все, кроме Кортазара, и король-детоубийца.
– Ну, строго говоря, не король, а принц, который карабкался к власти, убивая детей. Вроде бы.
– Шикарно, – сказала она.
– Разве Кортазар не работал на «Протоген» еще до Эроса?
– И во время Эроса, – подтвердила Элви.
– Просто напоминаю, что для него это не впервой.
– Он создал катализатор, – сказала Элви. – Для меня. Это не значит, что я убийца.
– Ну да, – согласился Фаиз, но он понимал, она считает, что отчасти это так. Вот для чего нужны десятилетия брака. Близость и умение распознать ход мыслей другого превращались в своего рода телепатию.
Он вздохнул, повернулся и обнял ее.
– Наверно, я напридумывал больше, чем есть. Просто он вел себя странно, и как будто на что-то намекал.
– Он точно что-то хотел сказать, – кивнула Элви. – Возможно, не то, что тебе показалось. Но что-то.
– Думаешь разыскать его и расспросить?
– Угу.
– Дуарте за ним следит, поэтому он так уклончив, вряд ли с тобой он будет более конкретен, чем со мной.
Если только я не намекну ему, что Дуарте больше ни за чем не следит, подумалось ей. Мысль эта обожгла холодом, то ли от страха, то ли от волнения, то ли от того и другого разом. Интересно, а что Трехо, неужели он тоже все время держит Холдена под прицелом новых скрытых радаров?
– Может, что-нибудь придумаю, – сказала Элви.
И наверно придумала бы, если бы той же ночью не обнаружили Амоса Бертона с его карманным атомным зарядом, а Холдена еще до наступления утра не бросили в камеру.
Увидев ее, Кортазар улыбнулся, словно заранее настроился помнить про любезность. Ее ответный кивок был в той же степени фальшив, но он то ли не заметил, то ли ему было плевать, Элви так и не поняла.
– Я могу еще чем-нибудь помочь вам, Паоло? – спросил Очида.
– Нет, благодарю, – ответил Кортазар. – Дальше мы сами.
Очида отступил назад. Вроде бы обычная вежливая беседа. А ощущалась как угроза. Кортазар развернулся и направился к металлическим дверям. Догонять его пришлось практически бегом.
– Сожалею, что пришлось перенести все на послеобеденное время, – сказал он. – Все утро я провел в отделе службы безопасности, изучая вещи, найденные у шпиона.
– Амос Бертон, – сказала Элви. – Келли доложил мне. Как странно. Я знала его. Когда-то мы были вместе на Илосе. Он спас жизнь моему мужу.
– Что ж, при себе в той пещере он держал портативную атомную бомбу, так что… – Кортазар неопределенно повел рукой. – Я входил в аналитическую команду. Трехо очень дотошно осмотрел аппаратуру связи. Похоже, негодяй пробыл там довольно долго.
– Известно, чего он хотел?
– Пока нет, но возможно удастся его расспросить.
– Я думала, он мертв.
– О, ну еще бы. Более чем.
– Тогда как?
Он поднес свой бедж к панели замка, и двери разошлись. Вслед за ним она шагнула в мрачный коридор. Стены толстые, толще, чем везде. Бронированные. Мысль, что сырая протомолекула не самая опасная штука в Загоне, отрезвляла.
– Илич знатно облажался, – продолжал Кортазар. – Не его вина. Он же не знал, что оставлять тело без присмотра нельзя.
За спиной с глухим стуком сомкнулись двери. Как в тюрьме. Коридор служил воздушным шлюзом.
– После того, как несчастному ублюдку прострелили голову, Илич бросил всех на защиту нашей маленькой принцессы, – в тоне Кортазара сквозила насмешка, и Элви сразу вспомнился Ричард III. – Надо было оставить охранника возле тела. Или сжечь труп, прежде чем уйти. Нет, правда, он не виноват. Он знает правила насчет ремонтных дронов, но не знает, откуда эти правила взялись.
Следующие двери раскрылись, в коридор хлынул поток света.
– Я не понимаю, – сказала Элви.
– Поймете, – пренебрежительно буркнул Кортазар, входя в секретную лабораторию. Он ее дразнил.
Эта лаборатория была меньше Загона. Кое-что из оборудования было знакомо Элви по отделу экзобиологии – ряды секвенсоров, анализатор образцов протеома, инфракрасный спектроскоп и низко-резонансные томографы. Другие приборы выглядели так же причудливо, как артефакты пришельцев, с которыми ей доводилось сталкиваться. Не обращая на них внимания, Кортазар подошел к прозрачной полимерной клетке, в которой, судя по размеру, держали подопытных обезьян и крупных животных.
– Трехо думает, пара свежих глаз поможет, но правда в том, что вам целые месяцы придется играть в догонялки, прежде чем вы начнете задавать нужные вопросы, – сказал он. – Но не хотите ли приступить? Вот вам исходные образцы. Песчинки для наших устриц.