Возле двери толчея достигала своего безумного апогея. В ход шли кинжалы, кулаки, локти, колени, пятки. Временами даже приходилось бодаться или пускать в ход зубы. С лестницы лезли все новые и новые озверевшие, дышавшие перегаром морды, словно те пять или шесть тысяч, которых отправили на усмирение мятежных Ураганов, волшебным образом перенеслись сюда. Олегу отчаянно не хватало воздуха, разбитое тело, словно неисправный механизм, вот-вот собиралось дать сбой. Сема-ии-Ргла тоже иногда ошибаются. Впрочем, стоило ли трижды обманывать смерть, чтобы сгинуть здесь, в этом вонючем подвале, бросив на произвол судьбы Птицу и всех родных…
— Бра-а-атишка! Да ты здэ-эсь, ва-а всю ра-а-звлэкаешься! А-а-ставь и на ма-а-ю долю чуть-чуть!
Что ни говори, Синдбад подоспел как никогда вовремя.
Вдвоем им удалось отвоевать изрубленную дверь и запереть ее изнутри, теперь они имели в запасе около десяти минут. Ситуация в подземелье тоже начала коренным образом переламываться. Камень и Смерч заблокировали в каморке жреца по крайней мере дюжину солдат, Палий и Глеб успешно держали оборону возле намертво заклиненной двери хранилища, Эжен и Вим по возможности им помогали. Олег с Синдбадом, налегая спинами на дверь, чувствуя, как крошится с той стороны привозной синтрамундский дуб, рубили тех, кто рвался к замкам. Синеглазов меч сделался красным от крови солдат, но дело свое исправно выполнял.
Когда к Олегу пришло понимание, что за десять минут они не управятся, и тогда придется начинать все сызнова, и так до конца времен, в тяжелом, душном, насыщенном запахом свежей крови и испарениями множества барахтающихся тел, воздухе раздался ни на что не похожий, характерный звук. Наконец-то! Тигр вновь оседлал карниз, и в подвале начался смертельный звездопад. Запас сюрикенов у кузнеца был неистощимым. Через несколько мгновений в подвале осталась лишь гора безжизненных тел.
— Впечатляюще! — с легкой завистью захлопал в ладоши Палий.
— Даже с АКМ, или бластером он не справился бы лучше — поддержал его Эжен.
— Настоящий герой дня! — высказался Глеб.
— А ты, А-а-алег, кажется, еще его па-а-адазревал!
— И совершенно справедливо… — со странным выражением проговорил Тигр.
В его черных глазах что-то сверкнуло, между пальцами показалось острие сюрикена. Олег это заметил потому, что смотрел на Тигра, а не на учиненный им разгром.
— Ложись! — заорал он, что было мочи, устремляясь навстречу крутящейся звезде.
Один сюрикен щелкнул по двойному оплечью Синеглазова доспеха, другой завяз в броне, одним из шипов достигнув плеча. «Не доверяй тому, кто придет к тебе другом! Другом, ты понимаешь…»
***
Когда Ветерок, словно на крыльях духа прародителя, взмыл к потолку по вертикальной стене, чтобы там схватиться с Диким Котом, Камень сначала ничего не понял и подумал, что воин лишился рассудка. И только железная звезда, вонзившаяся в стену, на которую ему указал более внимательный Смерч, открыла ему глаза на истинное положение дел. Он считал Дикого Кота другом, доверял его суждениям не только о качестве клинков, но и о людях. Именно Дикий Кот познакомил его с царевной. Была ли та встреча случайной или служитель темных духов с самого начала собирался заманить дочь царя Афру в ловушку, а потом всю вину свалить на Ветерка?
Впрочем, в тот момент Камень об этом не думал. Ошеломленный и сбитый с толку, он следил за зрелищем, которое разум человека, рожденного под звездами, а не над ними, был просто не в состоянии осмыслить и постичь.
Две упругие, подвижные тени, одна угольно-черная, другая серовато-серебристая в неверном свете факелов стремительно неслись по подземелью, не различая и не пытаясь различить пол и потолок, выписывая в воздухе немыслимые фигуры. Две мысли, две воли, две идеи, забыв про бренную оболочку, а вернее полностью ее подчинив, сошлись в смертельном противоборстве, дабы победить, или уничтожить друг друга. Им не требовалось иной опоры, помимо Правды, истиной, или ложной. И силу они черпали напрямую из тех источников, которые дают лишь духи прародители и Великий Се. И для того, чтобы доказать или опровергнуть свою истину, они по большому счету могли обойтись даже без мечей. Ибо клинки хотя и скрещивались, высекая искры и оглушая, а грохот в подземелье стоял точно в небесной кузнице Ильманарнена, но на их месте с таким же успехом могла оказаться травяная палка или просто голая рука. Таким умением даже по ту сторону звездного моста владели лишь избранные.
Прочертив несколько зигзагообразных фигур в узком горлышке Хранилища, соперники, которым здесь явно не хватало простора, точно две шальные молнии умчались в темноту лабиринта. Остальные последовали за ними, предварительно заперев и заклинив решетку, отгораживавшую эту часть подземелья: наемники уже взломали дверь.
Поскольку Камень шел замыкающим, он не сразу разобрал, что произошло. Использовал ли Дикий Кот какой-то неизвестный Ветерку прием или применил какое-нибудь средство, доступное лишь владеющим темной магией, но Ураган, до того вцепившийся в противника мертвой хваткой и явно близкий к тому, чтобы одержать над ним верх, неожиданно оказался отброшен на несколько саженей назад. Ударившись со всего маха о стену, так, что вылетело несколько кирпичей кладки, он тяжело рухнул вниз, и, несомненно, сломал бы себе шею, если бы Синдбад и Смерч не подхватили его. Хотя из его рта с бульканьем шла кровь, он подавал признаки жизни.
Дикий Кот ночным призраком умчался в темноту. Через несколько мгновений в глубине коридора прозвучал сухой хлопок, и гулкое эхо донесло грохот обвала. Отправившийся вслед за беглецом, Смерч вернулся, точно мукой, обсыпанный каменной крошкой и пылью.
— Он обрушил перекрытие в том месте, где мы выходили! — сообщил он.
Камень в это время обследовал коридор в поисках спасительного потайного хода. Великий Се! Ну где же он? Неужели за двадцать лет он все позабыл? Нет, все сходится: стрельчатая арка, поддерживающая свод, три ряда тяжелых колонн, узкий коридор, пять ступенек и… Глухая стена! Кладка совсем свежая, года два не больше. А он-то надеялся быть полезным. Старый безрогий зенебок, место которому на бойне. Ну что ж, теперь выход один. Сражаться и умереть с мечом в руке.
В это время Ветерок открыл глаза.
— Он ушел? — не без труда разобрал Камень движенье бледных, окровавленных губ.
— Знаешь ли, — почти с издевкой сообщил ему Глеб, — есть проблемы поважней! Ход Могучего Утеса, на который вы возлагали такие надежды, наглухо замурован, а другой этот негодяй взорвал!
Ветерок предпочел ему не ответить, только при слове «негодяй», сказанном ровно тем же тоном, как тогда в травяном лесу, на его лице мелькнула странная улыбка. Он жестом попросил Камня и Синдбада помочь ему подняться на ноги, и то придерживаясь за стену, то опираясь на плечи друзей, на каждом шагу отплевывая кровь, заковылял в ту часть подземелья, где располагалась царская усыпальница.
Камень подумал, что эта идея не лишена смысла — из усыпальницы имелся ход наверх, хотя, как выйти живыми из дворца, а потом еще и из города, Могучий Утес не имел никакого понятия. Впрочем, выбирать не приходилось, наемники шли буквально по пятам.
Усыпальница царей располагалась в самой древней части дворца, построенной еще до прихода царя Арса, в те смутные времена, когда поклонники темных духов взяли ненадолго верх, и жители Сольсурана вынуждены были скрываться под землей. Несколько рядов сужающихся книзу колонн поддерживали тяжкие своды, в симметричных арках и нишах, вырубленных в стенах, располагались надгробья царей. Поскольку Камень хорошо знал это место — сюда часто спускались во время дворцовых церемоний — он сразу отыскал последнее захоронение. Царь Афру и его супруга покоились рядом в великолепном саркофаге драгоценного розового порфира, который мастера народа Земли изготовили по заказу их убийцы. Может быть, Ураган пытался найти заступничество у последнего царя и его божественной супруги?
Но нет, он остановился у другой гробницы, самой скромной по украшению, но наиболее древней и всеми почитаемой. Одолев поклонников темных духов, основатель династии, мудрый царь Арс правил без малого восемь десятков лет, и его правление в Сольсуране именовали не иначе, как золотой век, ибо то было время всеобщего процветания и благоденствия. Когда же ему пришел срок подняться по звездному мосту, он сам построил для своего бренного тела последнее прибежище, строго настрого заповедовав потомкам что-либо в своей гробнице менять. Вот у его-то захоронения и остановился Ветерок.
Камень не удивился. Среди немногих украшений царского надгробия особым почтением пользовался знак поднятой руки — великое знамя первого из царей. Сомкнутые пальцы, означали единение народов травяного леса, рука, развернутая ладонью вперед — напоминание о мирных намерениях. Среди простых сольсуранцев, которые в прежние годы могли свободно посещать усыпальницу, бытовало устойчивое поверье, что если приложить к каменной ладони свою, то можно надеяться на осуществление самых сокровенных чаяний и надежд.
Молодой Ураган стер с лица кровь и медленно, словно преодолевая сопротивление воды или песка, опустил руку на крышку гробницы. Ладонь легла на ладонь, словно принадлежала одному человеку, где-то в глубине послышался скрежет… и у подножия саркофага открылся проход.
На какой-то миг все застыли в изумлении: десятки тысяч человек на протяжении веков прикладывались к священному знаку, но ничего подобного не происходило.
Глеб, который лопатками ощущал остроту копий и мечей неотвратимо приближавшийся погони, и которому не терпелось поскорее убраться из дворца посветил факелом в проем: ни ступеней, ни следов кладки, только непроглядная чернота бездонного колодца.
— И ты хочешь, чтобы мы туда лезли? — возмущенно глянул он на Ветерка.
— Это единственный путь, — с трудом подавляя мучительный кашель, выдохнул Ураган.
— Напоминает черную дыру, — задумчиво почесал в затылке Синдбад.
— Ты-то сам им пользовался? — с подозрением поинтересовался у брата Смерч.
Ветерок без лишних слов кивнул.
— Вы как хотите, — подал голос один из освобожденных пленников, тот самый здоровяк, который показал себя таким молодцом в бою, и это несмотря на то, что его бритый череп был украшен ритуальной татуировкой варраров, — а я обратно не вернусь! Чем в тот каменный мешок, уж лучше в черную дыру, или куда угодно!
Он первым решительно шагнул в темную пустоту. Товарищи по заключению последовали за ним. Камень шел предпоследним, поджидал Ветерка. Он почувствовал, как почва уходит у него из-под ног… а затем его тело оказалось подхвачено невероятным, стремительно закручивающимся вихрем, словно какая-то неведомая сила вознамерилась сначала сжать его до размеров наперстка, а затем забросить невесть куда. Последнее, что запечатлело его сознание, перед тем как погаснуть, были ошалелые рожи ворвавшихся в усыпальницу наемников и по контрасту с ними спокойное, слегка насмешливое лицо Урагана. За миг до того, как последовать за товарищами, он приложил к спасительному надгробию ладонь, запечатывая проход.
========== Двунадесятый ряд ==========
Сероватые, мутные струи дождя стекали по крыше и беспрепятственно проникали в дымовое отверстие, норовя погубить огонь. Земляной пол возле очага был уже весь мокрый, и сегодня никто не стремился как в обычные прохладные дни сесть поближе к огню. Пламя, впрочем, не сдавалось. Возмущенно отфыркивалось, пуская по всей комнате густые клубы дыма, вспыхивало, бросая неверные отблески на лица поглощенных работой женщин, на их руки, которые привычно ловко сучили пряжу, управлялись с ткацким станом, разминали травяные волокна, вязали узлы и продевали петли, образуя сложный рисунок травяных рубах.
На женской половине за работой собрались почти все обитательницы Гнезда Ветров, не занятые на кухне или не озабоченные сборами и проводами мужей. Женщины сидели на войлочных ковриках, шкурах животных, травяных циновках. Возле матерей копошились, играя с разноцветными лоскутками, плетеными и глиняными игрушками, или забавляясь с котятами домашнего мурлакотама, светловолосые ясноглазые ребятишки. По стенам сновали небольшие синие ящерки, промышлявшие тараканов и прочих насекомых.
Старые и молодые лица объединяло схожее выражение умиротворенности, спокойствия и незыблемой веры в промысел Великого Се, заступничество духов прародителей и стойкость мужей народа Урагана и других сольсуранских племен. И хотя все присутствующие уже знали не только о нашествии варраров, но и о приближении войск князя Ниака, это никто не обсуждал. И только обилие плетущихся здесь травяных рубах да связки расщепленных стеблей, на которые молодые женщины и мальчишки, не достигшие возраста посвящения, крепили стальные наконечники и перья хищных птиц, превращая их в стрелы, говорили о грядущей войне.
Птица подумала, что в таком восприятии жизни присутствовала какая-то высшая, увы, непостижимая для нее мудрость. Что толку переживать? Все звенья жизненной цепи давно выкованы небесным кузнецом Ильманарненом. Она вспомнила свою собственную растерянность и беспомощность тогда, в пустыне Гнева, и позже в пещере, когда Олег крикнул ей: «Сиди и не высовывайся!»
Полуобнаженный ужасный воин совсем не походил на того веселого зеленоглазого оболтуса, который на семинарах спорил с преподавателями по поводу способа закалки сольсуранских мечей, и даже на того красивого и фактурного витязя, который во время реконструкции битвы при Фиолетовой, исполняя роль царя Афру, едва ли не в одиночку загнал всех «варраров» в Волгу, после чего не по канону признался своей царевне в любви. Таким она видела его всего лишь раз на экране монитора в охваченной пламенем рубке истребителя, задыхающегося от дыма, идущего в атаку на четыре корабля Альянса…
Легкое Облако, младшая жена великого вождя Бурана, затянула песню, подхваченную другими женщинами. Птица тоже подтягивала знакомый мотив, полуавтоматически анализируя количество ударных и безударных слогов, мелодическую линию, разночтения с другими вариантами. Все сходилось. Силлабический стих 4+8, напев четырехстрочник. Впрочем, к чему все это? К храмовым свиткам не применить, а поездка в Гарайю… Великий Се! Как можно думать о подобной ерунде!
Сидящая справа от нее голенастая рыжеволосая женщина восхищенно замерла, приложив руку к своему сильно выступающему вперед, округлому животу:
— Ой, сыночек шевелится!
— Почему ты уверена, что это сын?
Будущая мать, которую звали Яркая, была взята из рода Огня в жены старшим сыном Бурана Суховеем, отцом ей приходился Пожар, мудрый вождь народа Огня, первым присягнувший на верность царевне Сольсурана. Ее первенец, двенадцатилетний Шквал, проходил воинское обучение под руководством Ветерка.
— Конечно же это сын! Мне все говорят, будет мальчик! Я только сына и жду! — убежденно проговорила молодая женщина.
— Но ведь сына, когда он достигнет возраста посвящения, придется отдать на воспитание к дальним родственникам или отправить в мужской дом. Таков обычай, а девочка останется с тобой.
— Девочка подрастет и уйдет в другой род, как я, а сын же, повзрослев, вернется и будет моей опорой в старости!
Птица пожелала Яркой благополучия и замолчала, невольно прислушиваясь к собственному телу. Хотя никаких особых изменений в своем организме и самочувствии она пока не замечала, и до возвращения Лики не имела возможности что-либо проверить и подтвердить, ей до безумия хотелось, чтобы пророчество Словорека оказалось истиной. Особенно сейчас, когда Олег, толком не долечившись, опять покинул ее и вновь рисковал жизнью, которой, если верить странным предсказаниям Сема-ии-Ргла у него и так оставалось в запасе немного.
Мысли липли друг к другу словно комки паутины, как нить на веретено наматываясь на одну: что с Олегом, где он сейчас. Связь отсутствовала уже несколько часов, и это могло означать все, что угодно.
Птица почувствовала, что у нее затекла стопа, и поспешила переменить позу, стараясь не выпустить из рук свое плетение. «Интересно, привыкну ли я когда-нибудь обходиться без мебели». Травяная рубаха была почти готова, осталось два последних ряда. Когда только ее теперь удастся на Олега одеть? Увы! Помочь мужу и его товарищам она ничем не могла, и все, что ей оставалось, ждать возобновления связи и молиться, пытаясь, как и все вокруг, отогнать тревожные мысли, заглушив их работой.
Еще один ряд и можно заделывать ворот и проймы. Сейчас самое главное не сбиться с ритма рисунка и не напутать чего-нибудь в потайных узлах.