– Все настолько плохо? – голос слушался лучше и лучше.
– Паршивее некуда, – признал невидимый собеседник, опознать которого я пока не сумела. – Дождь…
– И?
– И чтобы больше никаких заскоков, тетка! У меня повозка, а не лазарет! Из-за твоих выкрутасов я промок и охрип! Две серебрушки выбросил на ветер! Еще раз так сделаешь, и я тебя…
Наконец-то знакомые интонации! Я даже прослезилась, не стесняясь ни синих глаз-бусинок, ни возвратившегося серебристого пятна.
– Тая? – вопросительно произнесло последнее, нависнув надо мной. – Слышишь меня?
– Даже вижу, – скрипнув зубами, признала я. – Уйди, нечисть! Эй, Медвежонок, почему мне не шевельнуться?
– Сейчас скажу Меле, что твой бред возобновился, – без злости огрызнулся баронский сынок. – Пусть она разбирается, почему ты разговариваешь с совой.
Его неровные шаги гулко простучали по каменному полу. Наверняка каменному. Половицы ведь скрипели бы, разве нет? Я старалась занять мысли чем угодно, кроме происходившего в моей голове. Кто из нас сошел с ума? Может, это Артан тронулся, когда его бросили в застенок вместе со мной, и придумывает небылицы, отказываясь признать реальность?
Я снова попробовала подняться. Безуспешно, только очертания светлой кляксы стали четче.
– Лучше не вертись, бестолочь, – заботливо предупредила она. – У тебя половина костей раздроблена. Там какие-то заклинания были. На дверке кареты ищейки, если помнишь, о чем я.
– Ферн! – больше ничему не удивляясь, догадалась я. – Пушистый какой… Большой… Ах ты ж моя мелюзга, совсем взрослым стал… Сильным. Витаешь здесь как облачко…
Резко распахнулась дверь, ударилась в стену.
– Артан, убери клетку, – командным тоном распорядилась Мела. – Или просто накрой ее! Тая, сейчас ты сможешь двигаться, но постарайся этого не делать. Артан, придержишь ее, если что. Ив, за тобой ноги. Ну, начнем… Эй, целитель! – это адресовалось кому-то за дверью. – У нас оплачены еще два часа! Тащите своего больного в другое место. Что?! Мы совесть потеряли? Я же не говорю вам бросить его на улице, а только прошу запихнуть в соседнее помещение на каких-то полчаса. Да, всего полчаса! Нет, мы не потребуем обратно уплаченное! Спасибо за понимание, чтоб вас!
– Что происходит? – рискнула спросить я, поскольку понятия «исцеление за полчаса» и «взбешенная колдунья» слегка противоречили друг другу. Мела сама говорила: для магии эмоции недопустимы, а тогда она заговаривала всего лишь дом. Сейчас же речь шла, похоже, обо мне.
– Не шевелись! – в унисон гаркнули четыре голоса.
Я мысленно пожала плечами, недоумевая. Боли не было, так чего опасаться? Если мне предстояло вскоре покинуть нынешнее ложе на своих двоих, стоило начать разминаться прямо сейчас. Видала я вещи и похуже, чем несколько треснувших ребер!
– Тетка, ты безнадежна, – с наигранным восхищением выдохнул благородный участник нашего собрания и, обойдя Мелу, оказался в поле моего зрения. – Не вздумай дурить, – предупредил, кладя руки мне на плечи. – Ты и так уже стоишь как породистая лошадь. Столько денег угрохать на какую-то голытьбу! – странное дело, в его тоне не было сожаления.
Тонкие пальцы Ив впились мне в лодыжки. Клякса-Ферн убрался куда-то в сторону.
– Можешь не закрывать глаза, Тая, – произнесла колдунья, вытаскивая из широкого кармана нечто острое и покрытое темно-бурыми пятнами. – Здесь нет ничего страшного… К тому же на заклинание против боли я вбухала всю серебряную пыль, что у меня была.
«Так какого лешего ты собираешься делать, если магичить нечем?!» – открыла рот, чтобы возразить, я.
Но Мела нависла надо мной, подняв ту жуткую штуковину, и не оставалось ничего другого, кроме как позорно зажмуриться, предоставив лечению идти своим ходом.
Противный скрежещущий звук неприятно царапал слух, сопение баронского отпрыска у самого уха раздражало неимоверно, а успокаивающая тарабарщина Ив действовала на нервы хуже завываний котов по весне.
– Долго еще? – потребовала я ответа, не в силах ни терпеть это безобразие дальше, ни открыть глаза и посмотреть самой.
– Лежи смирно!
– Не дергайся, тетка!
– Не волнуйся, Тая!
– Замри, коза!
Знакомые голоса успокаивали. Было одновременно и страшно, и любопытно узнать, насколько плохи дела, раз одно лишь мое движение вызывает такой перепуг. Как на зло, взгляд сквозь приподнятые ресницы ситуацию не прояснил – комната не освещалась ничем, кроме сумерек за решетчатым окном, да и Мела повернулась ко мне спиной, не позволяя увидеть, чего она пилит.
– Еще чуть-чуть… Сейчас добежит… Потерпи, хорошо? – пробормотала колдунья и, прекратив скрежетать неизвестно чем, низко склонилась над столом (я надеялась, что это стол для операций, а не пыток). Ее нос почти уткнулся в доски, но она, поглощенная происходящим, этого не замечала. – Сейчас… Сейчас… О! Готово. – Мела резко выпрямилась. – Давай попробуем подняться, – в ее вроде бы обычном голосе слышалось сумасшедшее напряжение.
– Наконец-то. – Тонкие пальцы Артана разжались, он перекочевал к передней части стола и больше демонстративно, чем брезгливо, вытер ладони о потрепанный плащ.
Я хотела сказать, что в любом случае благодарна, и что не будь он таким напыщенным дуралеем, его вполне могли бы счесть привлекательным. Ростом баронского сынка Создатель не обделил, холеная мордашка с тонкими (под стать Ив, право слово) чертами выглядела прилично, желтые (ладно, признаю – золотистые) кудряшки, выбивавшиеся из-под поношенной меховой шапки, тоже причислялись девицами к достоинствам, ну а хилость среди благородных пороком не считалась. К счастью, здравый смысл, до сих пор оттесненный на задний план страхом за жизнь и облегчением от того, что все обошлось, вернулся ко мне прежде, чем я успела покрыть себя несмываемым позором.
Пренебрежительно отмахнуться от протянутой руки Мелы было легко, опереться же на локоть и принять некое подобие сидячего положения – невероятно трудно. Казалось, конечности плотно набиты ватой, которая пытается согнуться в самых неожиданных местах, кроме суставов. В горле першило, пальцы не чувствовали ничего, помимо гладкости стола, сердце медленно бухало в ушах, голова хотела взорваться, а желудок, похоже, превратился в живое существо и жевал меня изнутри.
Три пары глаз неотрывно следили за каждым моим движением, словно я была редкостной букашкой в стеклянной коробке. Клякса-демон испарился, если он вообще существовал, а не являлся плодом воображения.
– Что это? – Две нарисованные мелом кривые линии петляли вокруг стола, хаотично перекрещиваясь и расходясь. Часть из них отпечаталась на рукаве рубашки, когда я силилась подняться, часть «украшала» юбку. – Решили скоротать время за художествами? А руки дрожали из-за переживаний обо мне? – Я не узнавала себя, такую вечно осторожную и неконфликтную, но сдержать поток язвительности не получалось. – Что, цветных мелков не нашлось? Так угольком бы добавили узору разнообразия.
– Ой, Тая, ты даже не представляешь, как мы переживали, когда тебя сначала швырнуло вперед, потом отшвырнуло назад, затем зашвырнуло снова вперед, – взволнованный голосок Ив напомнил мне, где и с кем я нахожусь, хотя понять что-либо из ее быстрой речи было сложно. – Я тебе сразу же амулеты против кровотечения повесила, – она указала на мою шею, где среди дешевых оберегов (какая мещанка обойдется без подобной бесполезной мишуры?) проглядывали несколько толстых красных шнурков с деревянными бусинами. – Мела говорит, тебе ключицу раздробило, и руку в нескольких местах, и, вероятно, что-то внутри… Она всю нашу серебряную пыль потратила на быстрое заклинание против боли, – это звучало как обвинение, однако я сдержала рвавшиеся наружу резкие слова и, между прочим, правильно сделала, поскольку тирада на этом не закончилась. – Ты же понимаешь, да? Чем сложнее рисунок заклятия, тем меньше нужно магии, чтобы оно заработало, и наоборот. Тебе будет плоховато пару дней, но мы так испугались! Ну нельзя было иначе, пойми! – Ив почти умоляла.
Я растерянно кивнула. Она вроде как хотела извиниться за то, что они не позволили мне помереть от потери крови или болевого шока и с перепугу вбухали все припасенные на черный день «лекарства» в одну покореженную меня?
На глаза навернулись слезы. Нет, не благодарности – возмущения! Эти люди собрались грабить Тавенну? Да мир сожрет их прежде, чем они войдут в черту города!
– Собирайтесь, – Мела прервала излияния сестры и принялась деловито стирать рукавом рисунок со стола. – У нас не так много времени, прежде чем здешние успеют разобрать нас по косточкам и понять, что не все концы в нашей истории сходятся.
Что-то мягкое и тяжелое ударило меня в грудь, едва не столкнув на пол.
Подушка. Та самая подушка с пришитыми к бокам широкими лентами, благодаря которой мне удавалось поддерживать образ неуклюжей толстушки. Я сдавленно выругалась, адресуясь не то высокородному оборванцу, бросившему ее, не то тавеннскому чистильщику, из-за которого она стала грязнее половой тряпки.
– Привязывай давай, – почти миролюбиво проговорил отпрыск баронского семейства. – Эта штука спасла тебе жизнь. Я начинаю думать, что твое безумие бывает полезным.
– Э?
– Не будь у тебя брюха из перьев, твои ребра наверняка проткнули бы все, до чего дотянулись бы, – сухо сообщил он. – Это странно… В Барсуках Мела была единственной колдуньей на протяжении века, и ее боялись больше, чем нашего демона, но эта магия не идет ни в какое сравнение с теми безобидными штуками, которыми она пугала воров.
Я содрогнулась, поняв: произошедшее настолько впечатлило Артана, что он разговаривает со мной почти как с человеком. Наверное, у Ив не просто так тряслись руки, когда она придерживала меня в кругу заклинания. Кстати, какого именно?
– Тая, время, – отрывисто бросила Мела, уже успевшая закинуть сумки на спину и вцепиться в локоть сестры другой рукой. – Просто натяни на нее рубашку и придержи руками. Главное, побыстрее уехать.
Родовитый хам набросил мне на плечи мое же одеяло-плащ, схватил оставшуюся сумку (очевидно, принадлежавшую ему) и толкнул меня к выходу.
– Эй-эй-эй, – запротестовала я, не обнаружив среди вещей кое-чего, принадлежащего мне. – Мой мешочек! Где он?
– У меня, – не оборачиваясь, процедила сквозь зубы колдунья. – Не забудьте сову!
«Да вы что, издеваетесь? Откуда здесь сова, если в лесах они вымерли лет триста тому назад, а те, что выращиваются в неволе, никому, кроме богачей-магов, и не положены, и не по карману?» – мысленно возмутилась я, размышляя, не начнет ли мне слышаться всякая чушь из-за серебряной пыли.
Медвежонок пробормотал несколько проклятий и отступил назад. Я раздраженно обернулась, позабыв, что это Атайю кавалеры должны были поддерживать на лестнице, в саду, даже на прогулке по городу, мне же никто ничем не обязан и требовать внимания я не имею права.
Артан схватил нечто, что я поначалу приняла за стул, накрытый темной тряпкой. Поспешный рывок сбросил ткань наземь, и я остолбенела. Одно из привидевшихся под действием заклятья чудес оказалось реальным.
Глава 6. Полезные воспоминания
Синие глазки-бусинки требовательно смотрели на меня, словно ожидая какой-то реакции. Возможно, стоило заахать и заохать, выражая удивление, восхищение, благоговение. К сожалению, в нашей компании лишь один человек не знал, как выглядят совы, и это была не я. Ну а объяснять заносчивому аристократишке, в чем разница между благородной птицей магов и этим существом, неподвижно сидевшим в просторной клетке, не хотелось.
– Ты так вертелась, что обездвиживающее заклинание выдохлось раньше, чем Мела все подготовила, – шептал мне Ферн. – Нет, не снимай амулеты – боли ты сейчас не чувствуешь, но от внутреннего кровотечения лучше перестраховаться. И не глазей на дворянина – дырку протрешь!
– Ишь, разговорчики! – мое удовлетворенное бурчание не могло никого обмануть, по крайней мере из тех, кто был в курсе наших с ним отношений.
Я будто купалась в лучах счастья. Ферн никуда не исчез – это раз. Мне удалось избежать смерти – это два. Хоть за нами, вопреки опасениям колдуньи, никто не гнался, сам факт того, что мы покинули стены государственной больницы, тянул на третий пункт радости.
Вспышка доверия, возникшая в результате неотложного общего дела в моем лице, угасла быстрее, чем доходяга-лошадь вытащила повозку с неровной проселочной дороги на тракт. Под кожаным навесом, на дыры в котором были нашиты промасленные куски ткани, снова царило унылое молчание, слегка разбавляемое бормотанием демона. Даже обычно разговорчивая Ив витала где-то далеко и лишь изредка спрашивала, как я себя чувствую.
Холод пронизывал до костей. Несмотря на обилие одеял и курток, наброшенных на плечи, суставы непрерывно ныли, как у старой бабки на мороз, пальцы превратились в ледышки, лицо же пылало. Сдерживать стук зубов становилось все труднее. Мне, никогда не знавшей ни болезней, ни травм, не верилось, что человеку может быть настолько худо. Но мои спутники считали, что ничего необычного в таком состоянии нет.
– Чуток поднялась температура, – вынесла вердикт Мела, потрогав мой лоб. – Наверное, ты простудилась в больнице… Если до утра не пройдет, попробуем что-нибудь придумать. На постоялых дворах должен найтись хотя бы уксус.
На этом интерес обеих сестер к моим мучениям испарился. Я мысленно возмутилась («Простуда? У меня? Да я босиком на снег выбегала! Это все чары!»), слегка поворчала насчет черствости людей, разделяющих хвори на тяжелые и не заслуживающие внимания, поплотнее укуталась в одеяла и, подозреваю, задремала. Мерная речь Ферна, вздумавшего просветить меня насчет температуры человеческого тела, причин ее колебания и возможностей молодого сильного организма возвратить все к норме, навевала сон лучше колыбельной.
Засыпая, я отчего-то вспомнила, что Атайю Тавеннскую никогда не убаюкивали. До сих пор это казалось достоинством, отсутствующим у благородных неженок, которые неспособны уснуть самостоятельно. Но глядя на Ив, склонившую голову на плечо Мелы, я ощутила легкий укол зависти. Существовали вещи, о которых мне ничего не было известно. Плохо это или нет, я не знала, однако горечь внутри меня говорила о том, что не все в моей душе так хорошо, как хотелось бы.
Снаружи что-то глухо рухнуло, повозка резко дернулась в сторону и остановилась. Я открыла глаза и встретилась взглядом с сидевшей напротив Мелой.
– Приехали, – язвительно произнесла она, оставаясь на месте.
Я заворочалась, выпутываясь из одеял. Жуткий холод сменился невыносимой жарой, и мне не терпелось почувствовать освежающую прохладу.
– Полегче, стрекоза! – заботливо одернул меня демон. – Сейчас снова начнешь колотиться. Столько лет живу с тобой, а никак не пойму, то ли ты думать не умеешь, то ли не хочешь…
– Сам такой, мелочь. – Морозный воздух прошелся по шее, и я снова застучала зубами. – Не видишь, укутываюсь сильнее… Осень, если ты не заметил!
– Хоть глаза оставь, луковица, – хмыкнул он. – И лучше попытайся задремать. Мы тут застряли надолго.
Застряли? Эх, я не понаслышке знала о размытых осенних дорогах, разбойниках, волчьих стаях и прочих прелестях путешествий. Но этот год выдался сухим (моросящий дождь, не прекращавшийся с вечера, не в счет), грабителей один вид нашего транспортного средства заставит стыдливо отвести глаза, а до голодных снежных буранов по меньшей мере месяц.
Полог распахнулся, пропуская внутрь насупленного баронского сынка, от которого прямо-таки веяло сыростью. Похоже, навес над местом кучера защищал от непогоды хуже, чем я думала.
Угрюмо обежав взглядом присутствующих и справедливо рассудив, что попытка втиснуться на сиденье рядом с сестрами будет расценена как трусость, Артан отпихнул в сторону спавшее с меня одеяло и уселся рядом.
– Нога, – пискнула я, не успев подвинуться.
– Да ничего ей не сделалось. – Он неохотно продемонстрировал разорванную штанину. – Подумаешь, упал…