– Моя нога! Слезь с нее!
Опухшие глаза аристократишки вперились в меня, будто не веря.
– Ты ж без своей подушки костлявая, как смерть, – просипел он. – Не нарывайся, голытьба.
– Я сижу посредине сиденья! – Возможно, в другой ситуации я и стерпела бы, но когда еще выпадет возможность покомандовать высокородным?
Сильный толчок отодвинул меня к самой стенке. Если б не деревянный бортик, я наверняка бы прорвала кожаный навес и очутилась на земле.
– Так лучше? – грубый тон ясно давал понять, что ответ излишний.
Отвратительно завывал ветер, из щелей ощутимо тянуло холодом. Я затолкала между собой и тонкой, словно пропитанной морозом стенкой одеяло, надвинула платок на самый нос. Подозреваю, меня начинал бить озноб. Гадкое состояние…
Я ненавидела слабость во всех ее проявлениях. Болезнь означала зависимость, а такой роскоши мы с Ферном себе позволить не могли. И как я умудрилась простыть? Ума не приложу. Колдовство какое-то, иначе и не скажешь. Магия. Уверена, без нее не обошлось.
Выпуклые синие глазки птицы из клетки впервые за все время, проведенное в повозке, мигнули. Мне почудилась насмешка в ее пристальном взоре. Хотя как может пернатая жертва магии и лекарств издеваться над человеком? С другой стороны, Мела же лечила и меня… Вдруг я тоже превращусь в нечто, не похожее на разумное существо?
– Тебе больно, Тая? – одарив Медвежонка свирепым взглядом, спросила Ив.
– Не больнее, чем его треклятой светлости, или как там принято величать титулованных подонков.
Казалось, баронское отродье не смолчит. Попросту не сумеет сдержаться. И отчасти я не ошиблась.
– Извини, – невнятно буркнул наш господинчик. – Забыл, что ты понимаешь…
– Понимаю… – эхом отозвалась я.
– …как много может значить демон, пусть даже бесполезный, – закончил фразу он.
– …что ничего не понимаю, – договорила я.
***
Лошадь издохла – это все, что металось в голове. Надменный вельможа, оплакивающий своего отдавшего концы демона, был выше моего разумения, как и то, что он открыто в этом признался.
Ночка предстояла длинная. Мы застряли посреди безлюдного тракта в паршивую погоду, и даже наступление утра не решило бы возникшую проблему.
– Я думал, он еще пару дней протянет, – сокрушался Ферн. – Наверно, перетрудился, когда мы спешили в больницу.
– Как ты мог прятать эту тварь?! – не умолкала Ив. – Это тот самый, да?!
– Бедная лошадка, – слышалось со стороны Мелы. – Ей бы дожить свой век в покое… Понятное дело, когда потусторонняя сущность умирает, высвобождаются остатки ее энергии… Все вокруг дохнет, проще говоря! Особенно если это «все» и так на ладан дышит! Хорошо подгадил твой Герк, ничего не скажешь. Интересно, он не успел убраться подальше или нарочно остался в лошади?
Насколько я могла судить, нашей с Медвежонком любви к демонам не разделяли ни сестры, ни другой демон.
– Его рассеяли, – бросил Артан, не поднимая глаз.
– Кто? – возразила колдунья. – Вокруг ни души!
– Его хозяин, кто же еще. – Баронский сынок раскрыл ладонь и продемонстрировал золотое кольцо с треснувшим камнем. – Мой отец. Разве непонятно?
– Совсем непонятно, – пробасил Ферн. – И спросите, наконец, откуда он знает обо мне!
Я послушно повторила вопрос, не рассчитывая услышать внятное объяснение. Пусть нашей милой компании не оставалось ничего другого, кроме как чесать языками, и это располагало к крохам злой откровенности, меня Артан снова игнорировал с поистине барским упрямством.
– Стены на постоялых дворах тонкие! – неожиданно рявкнул он. – Тебе обидно, что тебя считают вселенским злом в Тавенне? А мне, похоже, роль вашего личного зла должна нравиться? Слишком много о себе мните, тет… Барышни! Ваши головы недостаточно ценны, чтобы загладить преступление моей семьи!
– О чем ты, Ари? – мягко обратилась к нему Ив. – Не волнуйся. Это плохой день, любой бы расстроился. Конечно, никто не верит в ту сказку о Барре и якобы вашем демоне. Успокойся, ладно? Ты наш друг, и мы не собираемся попрекать тебя прошлым.
– Говори за себя, – буркнула Мела. – Когда человеку за тридцать, а он ведет себя безответственно, это не лечится. И я не собираюсь забывать, что тебя чуть не задавило обвалившейся стеной, пока ты заслоняла его бессознательную тушу от высвобожденного им же демона!
«И что из-за этого моя жизнь тоже пошла кувырком», – мысленно продолжила я ее тираду.
– Я не знал, что у него приказ нападать на любого, кроме хозяина, кто попытается его освободить! – подскочило аристократичное недоразумение. – Разве я мало извинялся? Герк заботился обо мне с детства, хотя отец и так использовал его без передышки! Ее-то, – он пребольно ткнул пальцем в мое плечо, – ты понимаешь!
Колдунья покраснела? Я не верила собственным глазам, но даже тусклый свет масляной лампы позволял заметить возникшие на ее щеках темные пятна густого румянца! Так-так, получается, ко мне она относится лучше, чем к баронскому отродью? Я просмаковала эту мысль и поняла, в чем именно заключается подвох. Наконец-то у нас с Мелой появилось что-то общее. Мы обе терпеть не могли напыщенных зазнаек из благородных семейств.
– Подождите. – Кажется, Ив начала кое о чем догадываться. – Ари, почему ты называешь домовенка Таи демоном? Я знаю, ты не можешь видеть мелкую нечисть… Или ты его видишь?
– Даже не слышу, – отрезал Медвежонок. – Как и она, – второй тычок был более слабым, – не слышит… Не слышала Герка. Но…
Закончить ему не дали.
– Я встречалась с настоящим демоном лицом к лицу! Просто поверь на слово, маленький пушистый Ферн не имеет к этим тварям никакого отношения!
– Но…
– Ты сомневаешься в искренности моей сестры? – холодно осведомилась колдунья. – Не советую этого делать, – ее спокойный голос был невероятно убедительным, я и сама едва не решила, будто моя мелюзга льстит себе, называясь демоном.
– Но…
Я незаметно лягнула баронского сынка, заставив его зашипеть и заткнуться.
– И не пытайся оболгать нашего малыша перед людьми! – я подчеркнула последние два слова. – Не наговаривай, понял? Домовые очень нежные существа, легко обижаются… Пеняй на себя! – Толчок, не смягченный одеялом, донес мою мысль быстрее, чем болтовня. – И вообще, Барсуки хрен знает где, а ты пытаешься доказать, будто твоего демона развеял твой же отец? Бред!
– Не бред, – тихо произнесла Мела. – Хозяин может сделать это на любом расстоянии. Герк наверняка ожидал подобного исхода.
– Потому что сидел в лошади, а не возле меня, как я считал? – печально уточнил Артан. – Думаешь, мое присутствие в Барсуках было настолько обременительным? Ха-ха…
Она отрицательно качнула головой.
– Нет. Опасным было само существование демона. Этого определенного демона… Барон вряд ли знал, чем чревато его уничтожение, и просто решил сделать тебя свободным.
– Но почему сейчас? Думаешь, чистильщик спешил к нам? Он не успел бы туда добраться, правда?!
Колдунья промолчала. Мы все знали, что успел бы. Мы даже знали, когда он это сделал.
Барон Ирресский вряд ли развеял демона посреди ночи из-за блажи. В Барсуках что-то произошло.
Разговор утих сам собой. Слова были излишни. Я отвернулась к стенке, укуталась теплым одеялом. Вроде бы задремала… И вновь очутилась в прошлом.
***
Необычная карета, с шумом ворвавшаяся во двор, сразу привлекла мое внимание. Султаны из красных перьев на головах лошадей означали, что приехал некто, пребывавший на государственной службе в качестве сыскаря либо же палача. Ищейка в первом случае, чистильщик, как называли подобных людей за глаза, – во втором. В Тавенне их было всего двое, причем один царствовал на Площади Казней в пригороде, а другой прославился как не гнушавшийся ничем охотник за головами.
– Принесла же нелегкая, – сообщила я оконной раме и прильнула носом к стеклу. – Кому-то скоро не поздоровится.
Дверка с мерзким гербом распахнулась, выпуская высокого нескладного мужчину в алом камзоле. Его голову венчала широкополая шляпа, украшенная черными перьями, и ему пришлось придержать ее рукой, пока он глазел на окна второго этажа.
Прямо на меня.
Я отшатнулась, споткнулась о складку ковра и упала на пол, пребольно ударившись локтем о низкий столик у кровати. Он пришел за мной, это не вызывало сомнений. Вот так просто, среди белого дня, на глазах слуг и охраны, он поднимется к моей комнате и отопрет дверь. Сколько удастся продержаться? Я больше не питала иллюзий и понимала: счет идет на мгновенья.
Взгляд из-за занавески показал, что чистильщику пришлась по душе уродливая карликовая собачка какой-то дамы. Как долго он будет умиленно сюсюкать? Как долго женщина выдержит его навязчивые комплименты?!
Я лихорадочно соображала, как лучше распорядиться временем.
Для начала – одежда. Основная ее часть осталась в гардеробной, однако я прекрасно знала, что ни одно из моих ярких кружевных платьев не позволит далеко убежать. Слишком приметные они были, слишком мои…
Обкорнать лишние оборки с того, что наличествовало здесь, я успела давно, еще когда планировала оглушить старую служанку и с боем прорываться сквозь охрану. Но вот цвет… Розовый, лиловый, желтый, светло-зеленый – даже регулярное протирание пыли этими нарядами с целью их состарить не помогало замаскировать дорогие ткани.
Взгляд наткнулся на некогда уроненную на пол, да так и не поднятую чернильницу, в которой виднелись засохшие чернила. Полусладкая бурда, выдаваемая служанкой за компот из сухофруктов, стала отличным растворителем. О том, что времени на сушку одежды нет, я не думала.
Эх, риск того стоил! Ткань впитала всю жидкость до последней капли и казалась лишь слегка влажной. Оставляя на коже светло-синие разводы, я натянула перекрашенное платье и осторожно приоткрыла занавеску.
Чистильщик уже ушел со двора.
Пальцы дрожали, кода я пыталась втиснуть непослушный ключ, оставленный добросердечным стражником, в замочную скважину. Не получалось. Я искусала губы, не понимая, почему он не подходит, пока не догадалась: с той стороны торчит другой ключ.
Это было ужасно. Я ревела, сидя на полу у двери, не в силах ничего сделать. Призрачная надежда угасла, и мне не оставалось ничего, кроме как ждать. Тяжелые шаги то и дело слышались в коридоре, и лишь несколько раз впав в полное отчаяние, я сообразила: это стучит мое сердце.
Почему так долго? Ожидание изматывало…
Клацанье замка у самого уха прозвучало как гром. Я непроизвольно подняла голову и увидела ошарашенное лицо палача, взиравшего на меня с нескрываемым удивлением.
Дверь, у которой сейчас не было охраны, начала закрываться. От спасительного коридора меня отгораживали лишь ноги господина в алом камзоле, но он этого еще не понял.
Будучи непоседливым подростком, я часто наблюдала за тренировками стражников на заднем дворе, больше оценивая их внешность, чем боевые навыки. Но одно мне запомнилось навсегда: нанесший первый удар получает серьезное преимущество.
Обхватить руками колени чистильщика и дернуть на себя оказалось проще, чем я думала. Он покачнулся, вцепился пальцами в дверной косяк, однако чернила и слезы, которые я размазала по всей двери, сделали свое дело. С приглушенным стуком его затылок встретился с дверной ручкой. Дверь сразу же отошла в сторону, а мужчина рухнул на мягкий ковер коридора и на мгновение затих.
– Чтоб тебя! – Я впечатала ненужный теперь ключ ему в живот (вроде бы в живот), и ринулась вперед.
Если бы палач по-честному отключился и не попытался меня остановить, слепо размахивая руками, я бы не прошлась острыми каблуками (другой обуви у княжны-подменыша попросту не было) по его лицу и не разодрала бы ему верхнюю губу.
Князь повстречался мне на первом этаже. Он стоял у лестницы, держа в руках мешочек с красными завязками, и смотрел в распахнутое из-за жары окно. Да, снаружи моей бывшей темницы жизнь шла своим чередом, я же не представляла, заканчивается лето или начинается.
Следовало считать дни? Спустя несколько недель после того, как дверь моей комнаты захлопнулась для меня навсегда, эта светлая мысль тоже пришла мне в голову. К сожалению, на первых порах я не думала, что останусь пленницей настолько долго, и не придавала значения времени. А оно бежало быстрее, чем предполагалось…
Одного моего появления оказалось достаточно, чтобы князь побледнел и рухнул на колени. Я не собиралась ему мстить, честное слово! По большому счету я сама согласилась закрыть глаза на все странности роскошного времяпрепровождения. Если бы богатство и положение в обществе не вскружили мне голову, можно было бы заметить множество свидетельств того, что происходит нечто неправильное. Оглядываясь назад, я видела фальшивые улыбки родителей, их наигранные жесты и показушную заботу, слышала лживые слова, не обманувшие бы и ребенка. Жаль, блеск драгоценностей прекрасно сглаживал неровности.
Я сбежала вниз по лестнице и почти миновала князя, когда он в испуге поднял руки, закрывая лицо. Мешочек, призывно позвякивая, продолжал болтаться в его пальцах, красные завязки вызывающе извивались, словно дразня меня.
«Плата для чистильщика!» – мелькнуло в мозгу.
Это стало последней каплей. Страх, разрывавший сердце, ушел, и на его месте запылала самая настоящая ярость. Для них я уже не существовала. Ни богов, ни людей не заботила моя судьба.
– Стоило позволить мне подохнуть от голода! – выкрикнула я, впечатав хозяину Тавенны звонкую пощечину.
Оплеухи у меня получались знатные, недаром я столько тренировалась на вечно околачивавшихся во дворце благородных девицах, посмевших чем-то меня задеть. Ни у одной из них не хватало мужества дать сдачи или кому-нибудь пожаловаться. Они называли себя моими подругами… Похоже, лицемерие было частью этикета.
Мешочек оказался тяжелым, а пальцы князя, несмотря на его страх, цепкими. Я потратила несколько драгоценных мгновений, выдирая неожиданную добычу, и это позволило палачу окончательно очухаться.
– Стой! – его звонкий голос никак не вязался с грубым, словно вылепленным ребенком, лицом и вкрадчивыми движениями. – Тебе некуда бежать!
«А то я не знаю! Банальность за банальностью, аж неловко!» – нас разделяли шаги, но рядом с выходом я снова ощутила себя запросто управлявшейся со всем на свете княжной.
Пробежав мимо тяжелой двустворчатой двери, я выпрыгнула во второе открытое окно, благо его размеры позволяли проскочить и всаднику на лошади. Здесь меня ждал неприятный сюрприз: цветник, в день моего совершеннолетия бывший клочком земли с редкой зеленой порослью и куцыми кустиками, превратился в заросли роз. Впрочем, по сравнению с чистильщиком их шипы не значили ничего.
Не снижая скорости, я пролетела сквозь кусты и заорала, глядя на свои голые руки, изборожденные глубокими царапинами. Судя по ощущениям, лицу досталось меньше, на ноги же лучше было вообще не смотреть.
Зарлат степенно вышел сквозь дверь и остановился. Стражники у ворот старательно таращились на травку и мостовую, несколько праздных дамочек запищали и скрылись в саду, даже какой-то незнакомый смуглый господин со странной ухмылкой на лице, вылезший из только что подъехавшей кареты, отвел глаза.
Я зло ощерилась. Нетушки, даже не надейтесь остаться в стороне! Можно отвернуться, заботясь о собственной шкуре, но нелегко делать вид, будто ничего не происходит, в ответ на прямую просьбу.
Время, проведенное взаперти, сделало меня слабее старухи. Раньше расстояние между зданием дворца и воротами было сущей мелочью, сейчас же колени задрожали на полпути, а легкие вспыхнули огнем и напрочь отказывались дышать. Я ковыляла, судорожно глотая воздух и не думая о том, какое впечатление производит моя раскрасневшаяся физиономия с открытым ртом. Позади неторопливо вышагивал палач.
– Кто она? Синюшная, как утопленница, – произнес незнакомец у кареты, хотя я могла поклясться: его губы не шевельнулись. – Воровка? Поэтому за ней бежит чистильщик?
– Откуда мне знать? – на этот раз приезжий открыл рот. – Не влезай ни во что, Ферн.
Людей, разговаривавших с собой, я встречала и раньше. Некоторые из них развлекали публику чревовещанием, другие доживали свой век под надзором родственников или слуг. И пусть тот смуглый мужчина не выглядел безумцем, зрителей для его представления здесь не было.