Когда был успешно завершён первый этап намеченного плана, пришла пора переходить ко второму. И вот этот-то этап вызывал у Луи неуверенность, граничащую с уколами совести. Потому что решалась не только его судьба, не только судьба Лестата, но и участь невинного человека. Да, с нотариусом они обговорили все детали, но жизнь бывает так непредсказуема!
Дождавшись, когда Лестат уедет из поместья, Луи осторожно постучал в дверь комнаты его отца и сразу же получил разрешение войти.
- Доброго вам вечера, мой господин, - начал он, и старик тут же повернулся на звук его голоса.
- А, это вы, господин Луи, - он слабо улыбнулся. – Приятно с вами поговорить, не так уж часто мы беседуем. Чем могу быть полезен?
Подобный вопрос звучал странно в устах старика, уже давно потерявшего зрение – но, видимо, отец Лестата был из тех людей, которые сохраняют волю к жизни вопреки любым несчастьям.
- Я надеюсь, что это я смогу быть полезен вам, - отвечал Луи, стараясь скрыть волнение. – Видите ли, я хотел бы преподнести вам подарок – усадьбу, которую недавно приобрёл. Сам дом великолепен, я не раз его осматривал, со всеми удобствами, окружён прекрасным садом. Правда, есть у него и недостаток: расположен он очень уединённо, до ближайшего поместья добираться несколько миль верхом…
Ну вот, теперь старик его хорошенько отругает и будет прав. Вряд ли престарелому человеку может понравиться, что его отсылают из дома, да ещё и в какую-то глушь.
Однако отец Лестата и не думал возмущаться. Напротив, едва сдерживая слёзы, он поднялся с кресла-качалки и пожал Луи руку.
- Благодарю вас от всего сердца, - голос его дрожал. – Я уже сколько раз говорил Лестату, что не дело двум людям благородного происхождения ютиться в чужом доме, будто погорельцам. Хотя мы погорельцы и есть… Наш родовой замок в горах Франции был когда-то пожалован нашему семейству королём, а теперь от него ничего не осталось, да и от моей семьи тоже, кроме младшего сына. Вы ведь знаете, во Франции свершилась революция, буржуа власть к рукам прибрали, а дворянам плохо пришлось… И ладно бы, если бы только власть сменилась, а то ведь и многих людей словно подменили. Сколько лет наше семейство жило в мире с соседней деревней – и вот они напали на наш замок, перебили всех, кто пытался защитить нашу семью, убили моих детей и внуков!
Луи не смел вымолвить и слова. Ему никогда даже не приходило в голову, что у семейства Лионкуров такая страшная судьба. Стало стыдно за то, что сейчас он пытается отослать этих двоих несчастных – но сказать об этом он не мог.
Старик же тем временем продолжал:
- Только Лестат у меня и остался, но и он стал другим. Знаете, он ведь всегда был таким чудесным юношей, вежливым, воспитанным… И всюду приносил с собой радость, где бы ни появлялся. Таким я его помню, пока он не уехал в Париж. Я не знаю, что случилось с ним в Париже – он внезапно разбогател, стал посылать нашей семье дорогие подарки, но никогда не пытался вернуться назад, и письма его были так сдержанны… Невольно думается о том, что в Париже он завёл себе какую-нибудь сомнительную компанию – но кто бы это мог быть? Революционеры? Но они не приняли бы в свои ряды дворянина. Быть может, контрабандисты? Этим можно было бы объяснить внезапное богатство, что завелось у Лестата, но тоже сомнительно. А когда верные люди помогли мне бежать в Новый свет, Лестат нашёл меня спустя десять лет – но я не узнал своего сына, его словно подменили. Да, он обо мне заботится, но он же меня и ненавидит. Да, между нами не всё было гладко, но сколько уже раз я просил у него прощения!
- Мне так жаль, - искренне проговорил Луи, - что такое несчастье случилось с вашей семьёй. Я обязательно закажу молебен в церкви за всех ваших покойных родственников.
- Да благословит вас Господь, месье Луи, - очень серьёзно отвечал старик. – Да ниспошлёт он вам много долгих и счастливых дней. Я бы хотел, чтобы вы были моим сыном… Могли бы вы оказать мне такую честь, господин Луи, и называть меня своим отцом?
- Да, отец, - опустившись на колени, Луи поцеловал старику руку.
Губы его коснулись кожи человека, который отныне стал его приёмным отцом, он ясно ощутил, как в пальцах старика, пускай и холодных по человеческим меркам, бежит живая кровь – но никакого искушения вонзить в него зубы он не испытал.
- А о том, что усадьба расположена вдали от людей, не беспокойтесь, - произнёс старик. – Если бы вы видели наш замок во Франции, окружённый горами и лесами, то поняли бы, что мы к такой жизни привыкли. И я бы хотел дожить свои дни на природе, в уединении. Может, когда окажемся вдвоём с Лестатом, с ним будет проще поладить…
- Так ты что, меня высылаешь? – Лестат, казалось, готов был накинуться на Луи с кулаками. – Испугался россказней своих рабов?
- Усадьба – это мой дар твоему отцу, Лестат, - спокойно отвечал Луи, - которому он, кстати, очень обрадовался.
- Да, так обрадовался, что сразу же признал тебя своим сыном! – Лестат распалялся всё больше. – И завещал тебе после своей смерти две трети своего имущества, в то время как мне достанется лишь одна треть! Какие махинации ты там обделывал, Луи, чтобы настроить против меня моего собственного отца?
- Я не сказал твоему отцу ни единого дурного слова о тебе, - Луи смотрел прямо в глаза Лестату. – И я могу поклясться в этом на Библии, если для тебя это что-то значит.
- Вампир и Библия… Тебе бы ещё в монахи постричься!
Лестат устало опустился в кресло.
- Ну как ты не понимаешь, что не сможешь без меня выжить, с твоими-то привычками? Да ты ничем не овладел за эти годы, кроме ловли крыс! Очень, кстати, полезно для сохранности урожая, который тебе не нужен! Или, наоборот, надеешься, что если меня рядом не будет, то и на крысах ты запросто проживёшь, и о шейке своей служаночки забудешь? А обо мне ты подумал? Что я буду там есть, там на много миль ни одного человека? Зверей в лесах буду добывать? Да, буду – чтобы отца прокормить.
- Лестат, слуги уже собирают вещи, - прервал их бурную беседу голос старика. – Иди проследи, чтобы всё было сделано как надо.
Лестат бросил на Луи последний взгляд, и на миг там мелькнула искренняя печаль и сожаление.
Луи и самому было не по себе. Потому что во многом Лестат был прав – отныне Луи оставался единственным вампиром среди множества людей, вампиром, не знающим толком, что делать со своим Тёмным даром, как называл это Лестат.
«Если бы Синь был рядом и умел читать мысли, - внезапно подумалось Луи, - он мог бы сказать, как нужно поступать с вещью, если не знаешь, что с ней делать. Такой вещи место либо в кладовке, либо на чердаке, либо в мусорной корзине».
Луи удивляло, что Синь вовсе не считал его живым мертвецом, которого нужно уничтожить – при том, что прекрасно знал поверья белых людей, связанные с вампирами. У племени, к которому принадлежали Синь и Иветт, понятия «живой мертвец» просто не было. Была вера в сверхъестественные силы, что странным образом сочеталась для них с христианством, были колдуны, способные проклясть человека, были жертвы таких колдунов, которых соплеменники не сторонились, а напротив, всячески стремились им помочь… Как всё-таки по-разному видят мир разные люди.
========== 4 ==========
Вскоре в комоде у Луи завелась записная книжка, ничем на вид не примечательная, страницы её были испещрены чернильными записями, сделанными аккуратным почерком, настолько мелким, что человеку, решившему их прочитать даже с лупой, пришлось бы немало потрудиться. Всё-таки у вампиров имеются и преимущества перед людьми, например, удивительная острота зрения и невероятная координация движений, и странно было бы этими преимуществами пренебречь.
Сами же записи выглядели примерно так.
17 – 18 августа 1795 года. Две индейки и гусь, сразу после пробуждения. Самочувствие вполне сносное большую часть ночи. За час до рассвета пришлось наведаться в курятник, взять двух цыплят. Итого: две индейки, один гусь, два цыплёнка за ночь.
18 – 19 августа 1795 года. Пара кроликов, вполне упитанных на вид. До полуночи чувствовал себя прекрасно, но после двенадцати опять захотелось есть. Пришлось утолить голод ещё одним кроликом, которого я надеялся приберечь. Итого: три кролика за ночь.
19 – 20 августа 1795 года. Пробовал для разнообразия ловить рыбу. Что за гадость! Полчаса потом полоскал рот. Видимо, в пищу годятся лишь теплокровные. Возвращаясь домой, поймал зайца, дома перекусил парой уток. Итого: один заяц и две утки за ночь. Примечание: поскольку охота состоялась после полуночи, трудно сказать, хватило бы такой добычи на полный период бодрствования.
Встречались в записной книжке и другие записи, сделанные карандашом.
«Как всё-таки опустел этот дом без Лестата! Ещё недавно здесь стены, казалось, дрожали от наших споров, а теперь стоит такая тишина! Разумеется, мой слух способен различить, как под полом шуршит мышь и как в своей каморке в другом конце дома дышит во сне Иветт, но мне не с кем перекинуться даже словом. А когда придёт рассвет и мир людей вернётся к жизни, я погружусь в сон. Скоро, уже скоро осень, а потом зима, и солнце будет садиться раньше. Но порой так жутко становится, когда я думаю, во что превратился и что к полноценной жизни с людьми мне уже не вернуться. А прогнав Лестата, я обрезал и ту нить, что связывала меня с миром вампиров. Моё тело – это тело хищника. Мои острейшие клыки – это совершенное орудие убийства, но они совсем не годятся для хлеба или фруктов, даже если бы мой желудок принимал такую пищу. Мои ногти лучше назвать когтями, потому что они способны царапать камень – но где найти такую ткань для перчаток, которую они не смогли бы разорвать? Я создан для жизни по ту сторону нормального мира, но отверг её и остался по эту. Порой в нормальном мире я кажусь себе таким беспомощным, моя сила, мой слух, моё обоняние в нём просто не нужны. Сделал ли я правильный выбор или просто пошёл на поводу у своих желаний, пытаясь избежать собственного предназначения? Мне так одиноко».
«Надо перестать думать всё время о себе. Откуда я знаю, как живут другие люди, что их заботит? У рабыни в деревне муж постоянно пьян, а ребёнок тяжело болен. Какое я имею право считать, что мне приходится труднее, чем ей?
Нужно пригласить врача к ребёнку и оплатить лечение. Возможно, его ещё удастся спасти.
После того как я отказался от маскарада с бесполезными для меня накрытыми столами, стало возможно передавать все эти замечательные плоды в ближайшую деревню. Мне в ответ обязательно дарят какую-нибудь птицу или мелкую скотину. Приятно чувствовать себя кому-то нужным.
Обязательно пересмотреть все траты, сделать учёт всех вещей в доме. Зачем мне, к примеру, столько дорогих столовых сервизов из драгоценного фарфора? Если их продать, деньги можно направить на благоустройство жизни людей в деревнях.
Оставить ли себе на память любимый сервиз? Нет, лучше уж называть вещи своими именами. Я так скучаю по Лилиане, моей милой сестре. Очень хотел бы, чтобы она приехала в гости, я бы подал ей угощение на этих прекрасных тарелках… жаль, что сам не смог бы присоединиться. Лестат, зачем ты разлучил меня с сестрой? Я даже не знаю, счастлива ли она в браке. Она отдала свою руку наследнику рода Санчесов, а про них чего только не говорят в свете. Да, семейство у них – одно из богатейших в Луизиане, но ни для кого не секрет, сколько у них в роду было близкородственных браков. Неудивительно, что они так рады притоку свежей крови в лице Лилианы – ведь мы с сестрой родились в Европе. Что вообще за человек её муж? За время тех визитов, когда мне приходилось притворяться больным и видеться с ними в тёмной комнате, я и узнать ничего о нём толком не смог – но он показался мне человеком недалёким и приземлённым. Наверняка Лилиана связала с ним свою судьбу от отчаяния: после того как над нашей семьёй разразился скандал из-за бедного Поля, мою сестру не приняло бы к себе никакое другое семейство».
«Меня пугает восторг, который я испытываю в тот миг, когда мои зубы впиваются в шею добычи, когда в меня переходит чужая жизнь. Лестат говорил, что это и есть истинная суть вампиризма – поглощая чужие жизни, приобщаться к великой истине. Но даже если бы он такого не сказал, я ничего не могу с этим поделать. Мне не нужна великая истина, замешанная на крови, я просто хочу питаться, как все живые существа – но с этим восторгом ничего не могу поделать, он приходит помимо моей воли и желания. Мне словно приоткрываются в такой миг все тайны мироздания – и всё-таки, как говорил Лестат, они не станут моими полностью, пока я не убью человека. Я не хочу, чтобы такое случилось. Завтра иду к Синю, попрошу у него совета».
========== 5 ==========
Теперь нужно вернуться на несколько лет назад, чтобы проследить за судьбой госпожи Лилианы Санчес, урождённой де Пон дю Лак.
Как ни грустно, но будучи принуждена постоянно слышать распускаемые вокруг её брата сплетни, Лилиана сама не заметила, как позволила сомнениям поселиться в собственном сердце. Она старалась быть терпеливой и ласковой с Луи, который тяжело переживал потерю любимого брата, но с каждым днём ей всё труднее было оставаться искренней – и Луи это видел. Перед сном Лилиана молила Господа, чтобы тот развеял её сомнения, помог вновь поверить в невиновность Луи, но стена отчуждённости между сестрой и братом всё крепла.
Наконец настал день, когда Лилиана посчитала за меньшее зло видеться с Луи как можно реже. Оба старались забыться, каждый по-своему. Луи днями и ночами пропадал в тавернах, Лилиана же не пропускала ни одного светского вечера, хотя, сказать по правде, не получала от этих вечеров никакого удовольствия. Молодую особу из семейства со столь сомнительной репутацией никто не спешил приглашать на танец, и большую часть времени Лилиана проводила в каком-нибудь уголке, обмахиваясь веером.
Поэтому девушка сначала не поверила своим ушам, услышав:
- Сударыня, не будете ли вы столь любезны подарить мне этот танец?
Очнувшись от своих мыслей, Лилиана с интересом взглянула на неожиданного кавалера. Одет молодой человек был отнюдь не бедно, однако чувствовал себя явно не на своём месте. Лилиане подумалось, что он с радостью предпочёл бы светскому одеянию костюм для верховой езды и только правила этикета заставили его натянуть на себя этот наряд.
- Понимаете, - смущённо пояснил тем временем юноша, - здесь почему-то у всех дам уже заняты все танцы. Как только я пытаюсь пригласить даму, она отвечает мне, что этот танец занят, а сама потом идёт с другим кавалером! В той книге о светских манерах, которую я читал, говорится, что так делать не положено – но, возможно, автор книги чего-то не учёл или что-то перепутал?
Внезапно Лилиана поняла, что очень сочувствует юноше. Наверняка он впервые на светском вечере, вот здешние дамы и пытаются оставить его в дураках. Но кто он такой и почему его так стараются избегать? Возможно, его семейство здесь не в чести, как и её собственное? Но разве юноша в этом виноват?
Однако вслух Лилиана сказала совсем другое:
- Разумеется, сударь. Я с удовольствием с вами станцую.
Вести даму в танце юноша почти не умел, но Лилиана старалась направлять его мягко и незаметно, так что им всё же удалось станцевать все фигуры, пусть и не в совершенстве.
Когда же танец кончился, Лилиана попросила отвести её на свежий воздух, и вскоре оба оказались на террасе.
- Я ведь так и не представился, - заговорил её кавалер. – Это непростительная ошибка с моей стороны! Эрнесто Санчес к вашим услугам, сударыня.
- Лилиана де Пон дю Лак, - отвечала девушка. – Очень приятно познакомиться, господин Санчес.
Откуда же ей знакома эта фамилия? Ах да, на предыдущем балу две барышни, чей разговор она ненароком услышала, судачили о каких-то Санчесах, у которых, как поговаривали, не было никаких достоинств, кроме денег.