- Или ей в лесу чугунная шишка на голову упадет, - продолжала фантазировать Раферия. - Ладно, это маловероятно.
Юрген уткнулся носом в подушку и напряженно затих.
***
- Нет! – взвизгнула Дарьянэ и воздушным воплощением своего гнева расколотила вдребезги целую вереницу дорогих заграничных фужеров.
- А я сказал, да, строптивая девчонка! – не менее энергично взревел отец, тоже прекрасно умеющий говорить с Небесами, и неосторожно махнул рукой. Многоуровневая ракушечная люстра задрожала, раскачалась и с жалобным звяканьем обрушилась вниз. К счастью, на мягкий диван.
- Ты не посмеешь со мной так поступить! Я почти канцеляр агентской тайны!.. Тьфу, агент тайной канцелярии!
- Здесь и сейчас ты - моя дочь! И я имею полное право поступать с тобой так, как считаю нужным!
- Ни за что! – заходилась криком Дарьянэ, размазывая по лицу слезы и взметнувшуюся от воздушной магии пыль. Большое окно в деревянной раме опасно задребезжало.
- Дрянь неблагодарная! Так ты платишь мне за заботу?!
- Подавись ею!
- Восемнадцать лет ращу тебя, сопли вытираю! А сейчас ты мне сквозняки устраиваешь?! Тридцать четыре смерча на твою голову и ураган под зад!
- Ненавижу-у-у!
Окно все-таки вылетело. Вместе с рамой и частью подоконника.
- Хамка! – прошипел доведенный до бешенства отец, и по дому разгулялся самый настоящий вихрь. Порывы ветра больно хлестали непутевую дочку по щекам.
- А-а-а! Не смей! – Дарьянэ топала ногами, но ничего поделать не могла – отец если не сильней, то намного опытней.
- Это ты не смей со мной скандалить! И перечить не смей!
- А нечего меня замуж вышвыривать, словно я старая дева какая-то!
Семидесятилетний сильф громко хлопнул в ладоши. Останки люстры смело с дивана, подоконник вынесло окончательно, а непокорная девица приподнялась над полом, отчаянно вереща и дрыгая конечностями.
Откровенно говоря, Дарьянэ имела полное право чувствовать себя униженной и оскорбленной. В Сильфийских Холмах практиковали браки по договоренности родителей, знакомство молодых уже на свадьбе не было чем-то из ряда вон выходящим. Но так поступали только с засидевшимися в девках и не очень-то привлекательными сильфидами. К восемнадцатилетней Даше это никоим образом не относилось. Конечно, не первая красавица, но и не крокозябра (не к ночи будь помянута). Симпатичное остроносое личико, чистые и ясные зеленые глаза, крупные пепельные кудряшки волос с легким латунным оттенком. Рост средний, фигурка легкая и воздушная, как у любой нормальной сильфиды.
Красивых и молодых юношей родители тоже не женили, поэтому Дарьянэ закономерно возмущалась:
- Ты меня, небось, за старика выдал! Ненавижу!
- Не твоего ума дело!
- Моего-моего! – Даша закрутилась в воздушных силках веретеном. – Мне с ним жить, пока не убегу!
- Я тебе «убегу»! Только попробуй!
- Ну и что ты мне сделаешь?! Все равно женой сморчка не стану!
- Он не дряхлый!
- Но ведь старше меня?
- Да! Он достойный благовоспитанный сильф…
- У-у-у! У тебя «достойные» только после пятидесяти! Дряхлец!
- Значит, по твоему, я тоже дряхлый?!
- Я бы за тебя ни за что не вышла! – проорала любимая доченька.
- Дура! Об тучу стукнутая! Благодарить потом будешь!
- Не дождешься!
Сильф взмахнул рукой, и визжащее дитя улетело вверх по лестнице в свою комнату. Один порыв ветра швырнул Дашу на кровать в подушки, а другой громогласно захлопнул дверь.
- Все равно убегу!
- Не посмеешь! – донеслось снизу.
- Ха-ха, - на пару тонов тише проговорила Дарьянэ. Есть такие вещи, в которых лучше не разубеждать, чтобы не сделать хуже себе. Она убежит, непременно убежит! Ни за что на свете не выйдет за старика!
Непонятно только, почему отец вдруг так скоропалительно решил от нее избавиться? И получше расспросить сгоряча не догадалась…
Свою маму Даша совсем не помнила, та умерла вскоре после ее рождения. По рассказам бабушки это была самая красивая, добрая и честная сильфида на свете. «И смелая?» - всегда уточняла маленькая Даша. Ей было очень важно знать, что мама не трусила перед опасностями. «Она была изящных манер», - непонятно отвечала бабушка. Позднее Дарьянэ сообразила, что по бабушкиному разумению приличной сильфиде не стоит быть излишне смелой, но обязательно надлежит иметь безупречные манеры. Даша же считала иначе: сильфида может считаться достойной лишь тогда, когда умеет постоять за себя. А еще виртуозно летать на доске. Однажды Даша сдуру поделилась своими размышлениями с бабушкой, из-за чего удостоилась возмущенной воспитательной нотации на пару часов. Но это все было давно. Чуть больше десяти лет назад отец с бабушкой сильно разругались, из-за чего мамина мама перестала приходить к ним в гости. Даша много раз пыталась выяснить у отца причину, но так и не смогла. Дарьянэ смутно помнила, как обычно уравновешенная бабушка в тот день орала на папу и называла какими-то непонятными словами. Даже покойную маму раз-два упомянула. А отец в конце концов настолько рассвирепел, что вымел тещу за дверь. Вот так строгая бабушка исчезла из Дашиной жизни. Девочка оказалась предоставлена самой себе. Отец ничего не имел против быстролетных досок, порванных платьев, ссадин в интересных местах, сорвиголов-друзей и потоптанного соседского укропа. Поэтому лет до пятнадцати Дарьянэ всячески хулиганила, частных учителей посещала редко и ничем кроме упомянутых досок не интересовалась. Все изменилось два с половиной года назад, когда у отца гостил его приятель из тайной канцелярии и мимоходом развлекал юную Дашу производственными байками. Сильфида поняла: тайная канцелярия – то место, с которым она хочет связать свою жизнь. Погони, интриги, приключения, опасности – это по ней! Но вот беда: плохо образованных в канцелярию не брали. Пришлось Даше взяться за ум и полтора года непрерывно постигать различные науки: арифметику, естественные свойства, принамкский язык, разговор с Небесами и многие другие. Увы, испытания на должность агента внешней политики или хотя бы оперативной работы она в итоге основательно провалила. Пришлось устраиваться секретарем в пятый корпус, где вершилась внутренняя политика. Каждый раз, летя на работу, Даша останавливалась у четырнадцатого корпуса (внешняя политика и шпионаж), отчаянно завидовала тамошним работникам и мечтала когда-нибудь оказаться в этих стенах.
Сейчас, в начале лета, Дашина мечта могла осуществиться. Через месяц начинались новые испытания, и Дарьянэ рассчитывала их пройти. Костэн Лэй, которого уже несколько лет обихаживала ее коллега, говорил, что у Даши есть шанс. А Костэн Лэй знает, что говорит, он тоже из четырнадцатого корпуса. Жизнь налаживалась, заветная мечта приближалась к исполнению – чего еще желать? И тут – гром среди ясного неба – замуж! Как это, спрашивается, понимать?! А вдруг муж запретит ей работать? Или станет обижать? И… ой-ой-ой, как же супружеский долг? Страшно!
Даша зарылась лицом в подушки и горько разрыдалась.
***
В роковое утро, как назло, радостно пели птицы, свиристели на разные голоса. Было тепло и солнечно, сквозь неплотно прикрытое окно проникал въедливый запах цветущего укропа, которым каждый сезон пропитывались все Холмы. Укроп вообще являлся национальным сильфийским растением. Из него варили супы, мяли каши, его сыпали в заливные, тушили, давили сок, сушеные измолотые стебельки служили приправами ко всем блюдам, из соцветий настаивали отвары. Укроп использовали как основу во множествах косметических притираний, добавляли для цвета в зеленые тени, некоторые модницы даже ухитрялись им ногти красить! Одна беда – единым укропом сыт не будешь.
Но проблемы и польза укропного хозяйства сейчас волновали Юргена меньше всего. Несчастный жених обреченно мял в руках церемониальный брачный наряд, состоявший из полотнищ и завязочек жизнеутверждающего нежно-бирюзового цвета. Юргену не хотелось облачаться, и он попросту трусливо тянул время, полностью осознавая безнадежность своих поползновений. Юрген из последних сил напоминал себе, что он должен, и вообще такое поведение недостойно для агента тайной канцелярии и в принципе для мужчины, что свадьба неотвратима, а родители, даже если стукнулись об тучу оба, в любом случае не станут ломать ему жизнь по пустякам. Но облачаться в эти тряпки все равно было тошно. Легкие шелковистые ткани казались Юргену чугунными колодками, которые после церемонии сдавят его во всех местах и лишат сладкой пленительной свободы навсегда.
- Юрка! Ты чего, решил нарочно протереть свой наряд до дыр? – это в комнату без стука ворвалась неунывающая Рафуша в роскошном изумрудно-зеленом платье.
- Уже одеваюсь, - безразлично вздохнул Юра.
- Гы! Какая многоярусная хламида! – восхитилась Рафуша, помогая брату стащить привычную золотистую рубашку на «змейке». Пока еще там Юрка негнущимися пальцами ее расстегнет… – Я тоже, когда буду жениться, такую надену?
- Нет.
- Почему?!
- Потому что ты никогда не будешь женихом. Невестам полагаются длинные небесно-синие платья и белые ленточки.
Рафуша с притворным сожалением вздохнула и потянула его за штаны.
- Отстань, сам переоденусь.
- Вижу я, как ты сам переодеваешься! Гы-гы! Целый час уже. Меня мама с папой послали тебя поторопить, доски уже скреплены и бьют копытом!
- Где ты только этих человеческих выражений нахваталась?
- От тебя! – тут же заявила сестренка.
Обычная доска, даже самая большая, не превышала по площади двух с половиной метров. Этого для свадебного кортежа было явно недостаточно. Поэтому несколько досок скрепляли специальным держателем и ставили на них сиденья, чтоб стоя не лететь. В Ордене о подобных свойствах досок, конечно, не знали. Самые лучшие изобретения сильфы всегда приберегали для себя.
Кое-как, не без помощи Рафуши, Юрген переоделся. Страшно не было, только муторно, противно и до жути безнадежно.
- Ну что, идем? – подпрыгивала от нетерпения дорогая сестренка. Раферия не видела в свадьбе ничего плохого и решительно не могла понять, почему старший брат так убивается.
- Подожди, - Юргена вдруг посетила поистине гениальная идея. Маячивший на жизненном горизонте призрак первой брачной ночи с самого утра его немного беспокоил. Вдруг невеста действительно окажется страшной, как крокозябра? Теперь выход был найден.
Юра подошел к шкафу с книгами, отодвинул секретную панельку и достал из неглубокой ниши маленький мутноватый пузырек без этикетки. Запихнул его в складки церемониального одеяния и направился к двери.
- Ты что, задумал отравиться? – опешила Рафуша, хвостиком семеня следом. – Или невесту отравить?
- Усыпить, - мрачно поправил Юрген и быстро добавил: - Родителям не говори.
- Понимаю, не маленькая, - важно прищурилась Рафуша.
- Ничего ты не понимаешь, - с досадой прошептал Юра, кидая последний взгляд на измятое одеяло и навсегда прощаясь с вольной холостяцкой жизнью.
***
Все свадьбы по традиции играли в главном саду, у дворца верховного. Испокон веков там стояли специальные венчальные беседки – круглые монументальные сооружения без крыши. Иллюзию стен создавали белые, лоснящиеся эмалью колонны, по которым каждое лето взбирались стебельки повители, словно устраивая медленное, но непрерывное состязание: который из ростков быстрее взберется на самый верх? Но колонны были высокие, толстые, повитель всходила лишь во второй половине июня, а потому к зиме беседки обычно оказывались увиты лишь на две трети.
Юргену хотелось не любоваться идеально гладкой эмалированной поверхностью венчальной колонны, а размозжить об нее голову. Желательно, свою, но и невестина сойдет. Где же ее смерчи носят, крокозябру эдакую?! Скорее бы уже с этим покончить, мочи нет ожидать!
Невеста запаздывала. Уже прибыли и жених с родителями, и сильфида-венчательница, которая должна будет узаконить брак перед всеблагими Небесами. Гостей, вопреки традициям, не было. Странная намечалась свадьба, скомканная и невеселая. Юрген покачал головой. Он обязательно должен выяснить, что к чему. Очнулось и подняло из пепла безнадежности всклокоченную голову профессиональное любопытство. Жизнь как-то незаметно переставала казаться хуже небытия.
Где-то над горизонтом раскатисто забабахало, словно Небеса ненароком просыпали мешок-другой чугунных горошин. Испуганно зачирикали яркие маленькие птички, что сновали здесь повсеместно.
- Может, ее молнией шибанет? – с безумной надеждой пробормотал Юра себе под нос. Юноша окинул усталым взором беседку и наткнулся на высокий маленький столик у противоположной колонны. Там стояли два непрозрачных бокала, в которые венчательница только что плеснула из хрустального кувшина что-то белое и густое. Небесное молоко! Строго раз в семнадцать лет специально обученные сильфы на быстрых и надежных досках поднимаются в небо и доят облака. Притом не абы какие, а самые белоснежные и пушистые с виду. Полученную священную жидкость разливают по прозрачным бутылям и дают только молодоженам в день свадьбы и младенцам в день рождения. Говорят, это приносит какую-то пользу. Но Юрген, охваченный азартом, видел сейчас в небесном молоке лишь одно полезное свойство.
- Рафуша, - ласково и тихо позвал он. Стоящая шагах в пяти сестренка повернула голову и глянула недоуменно.
- Чего тебе?
- Видишь, там столик, а на нем бокалы, украшенные ленточками?
- Гы. Вижу. А что?
Юра поманил сестру пальцем.
- Я тебе сейчас дам пузырек, который взял сегодня перед уходом, а ты пойдешь к столику, якобы посмотреть – ты ведь у нас любопытная - и выльешь содержимое пузырька в бокал с белой ленточкой. Смотри, не перепутай: синяя для жениха. Но только сделать все надо незаметно. Справишься?
- Ага, - беззаботно кивнула Рафуша, схватила пузырек и громко попросила у родителей разрешения пойти поглазеть на настоящее небесное молоко. Ее отпустили, не заподозрив дурного. Раферия покрутилась у столика, сунула любопытный нос в оба бокала, вернулась к семье и сообщила, что небесное молоко пахнет вполне земным укропом. Наверное, на продовольственном складе кувшины стояли рядом с укропным жмыхом. Потом Рафуша незаметно отдала брату пустой пузырек.
- Спасибо тебе, - от души поблагодарил Юра. – Ты меня очень выручила. А как талантливо ты все провернула! Вырастешь – иди в тайную канцелярию.
- Вот еще! – фыркнула Рафуша. – Я, когда вырасту, путешествовать стану. А всякие гадости в еду подсыпать у нас все соседские дети умеют. Мы так играем.
Вслух подивиться увлечениям нынешней детворы Юрген не успел. Наконец-то прибыла невеста в сопровождении отца. У сильфа немного отлегло от сердца. Девушка была вполне симпатичной, хоть и не полностью в его вкусе. Она шла к венчательнице, низко опустив голову и мало интересуясь происходящим. Может, ей тоже не шибко хочется связывать себя узами брака?
…Сходя с доски и позволяя непривычно мрачному и торжественному отцу взять себя под локоть, Дарьянэ мельком глянула на того, кто полагался ей в женихи, а далее в мужья. И тут же с отвращением уткнула взгляд в землю, невидяще разглядывая синий подол с белой каемочкой и выглядывающие из-под него при каждом шаге загнутые носки перламутровых туфель. Такого урода Даше видеть еще не приходилось. Рожа серо-желтая, брови нависли, фу-у-у! А глаза красные, с мешками, наверное, выпивать любит. Это не жених, а проклятие какое-то! Чтоб Дарьянэ хоть на двадцать шагов приблизилась к этому… крокозябру?! Да она лучше умрет!
- Прости меня, папочка, я так не могу, - прошептала Даша, решаясь.
…Внезапно будущая Юрина женушка лихо выкрутила отцу руку и опрометью кинулась бежать, оставив за собой заградительный шлейф мощных сквозняков. Среди присутствующих вспыхнуло недоуменное волнение, будущий тесть, справившись с болью и замешательством, помчался вдогонку, на ходу создавая в руках ловчую ветряную петлю.
«Только бы ее не поймали! – мысленно взмолился Юрген Небесам и до кучи всем высшим силам сразу. - Давай, давай, беги же быстрее, клуша неповоротливая! Отклони эту петлю, ну пожалуйста! Сзади, что ж ты не видишь!.. Эх…»
Невесту, уже одним скачком перемахнувшую через невысокую ограду беседки, захлестнул воздушный вихрь и поставил рядом с разочарованным женихом, удерживая на месте. Суженая тяжело пыхтела и не поднимала глаз. Церемония началась.
- Согласен ли ты, Юрген Эв, стать мужем Дарьянэ Ару? – суховато спросила венчательница.
- Угу, - обреченно буркнул Юра, жадно запоминая имя будущей супруги. Завтра он пойдет в архив, опросит осведомителей, проконсультируется с другом Липкой, и к вечеру будет знать о данной сильфиде все.