Помимо всего прочего, он слышал, как тяжело дышит его спутник. И это тяжелое дыхание было словно бы воплощением самого упрямого страха Юко: не остаться в темноте, а остаться в темноте без Тристана. Без шанса выбраться. Без шанса снова услышать какую-нибудь странную сказку, способную заглушить собой грозу.
- Поднимайся, - настойчиво попросил он. - Используй меня, как точку опоры. Все будет хорошо.
- Подожди, - у Тристана дернулись плечи. - Дай мне... пару минут.
Юко не видел, как - из ниоткуда - на запястьях его спутника возникают язвы, как они лопаются, а их близнецы распускаются алыми цветами по всему телу - там, под черными одеждами, и на висках, и на скулах, обнажая уголки челюстей. Как через миг они заживают, а потом возвращаются, и крупные соленые капли - вовсе не пот, кровь, - катятся по белой и прозрачной, так, что проступают синие сетки вен, коже.
Тристана мелко трясло. Отодрав себя от пола - не поднявшись, как просил Юко, а именно отодрав, - он шагал осторожно и неуверенно.
- Юко, - хриплый голос бил по ушам больнее, чем однажды била по ним вода. - Перила. Слева от тебя, кажется, вполне себе крепкие. Хватайся.
- Тристан, - эхом отозвался мальчик. - Я его слышу. Он... кажется, идет сюда. Пожалуйста, поклянись мне...
- В чем?
- Поклянись, что он тебя не убьет.
Воин Господень лишь отрывисто засмеялся.
Было невыносимо жарко. Тонкая льняная рубашка на спине Юко насквозь промокла, но ему было некогда о ней думать; Тристан молчал, и мальчику померещилось, будто в этом его молчании проступало принятие возможной гибели. Мол, не стоит беспокоиться, Юко, экзорцисты умирают каждый день, и если я все-таки успею дотянуться до горла демона... то погибну не зря. Это будет превосходное расставание.
Перила его не интересовали. Он сжимал, опасаясь, что она ускользнет, узкую ладонь своего спутника - и не собирался выпускать ее, даже если ради этого нужно будет умереть самому.
- Тристан?
- Я здесь, Юко.
- Извини. Там, наверху, я повел себя очень плохо. Но у меня вовсе не было цели оскорбить твою любимую книгу и святое слово. Ты будешь читать ее мне, когда мы отсюда выберемся?
- Хорошо. Конечно. И ты меня тоже извини.
Прошло довольно много времени, прежде чем оба различили шаги. Размеренные шаги, вполне себе человеческие, вполне себе спокойные - словно тот, кто поднимался по лестнице, понятия не имел о парочке воинов Господних и о том, что по крайней мере один из них готовится размазать его по ступенькам, по самые брови перемазавшись алой кровью.
А потом они увидели силуэт. Невысокий, несколько угловатый силуэт мужчины со сломанной рукой; беспомощная и бесполезная, она болталась на перевязи, и ее хозяина как-то странно перекосило влево. Длинные темные волосы - темнее, чем у Тристана, - обрамляли худое бледное лицо, на котором двумя яркими пятнами светились непонятного цвета глаза - мгновением раньше обычные синие, они резко выцвели до голубого, а голубой плавно ушел в серый. Серый медленно сменился багровым, а багровый - желтым; зеницы, поначалу больше похожие на кляксы, вытянулись вертикальным лезвием, дрогнули и утонули в радужке, сделав ее непроглядно черной.
Миновала секунда, и Юко закричал.
Зажимая ладонями уши, он кричал, не переставая, и Тристану почудилось, что мальчик двинулся умом. Что некто, вышедший из подземных коридоров, довел его до безумия; упрямо стиснув челюсти, он распахнул увесистую книгу на середине.
- Господь, - удивительно твердо зачитал он, - создал всякую живую тварь: и человека, и ангела, но были Те, кто решился Его покинуть и уйти на землю. От Них произошел грех; вне всякой меры подверженные соблазну, этим соблазном Они вынудили свернуть с пути истинного племя людей. И огорчился Господь, и обратился к верному серафиму, и сказал: любое преступление, совершенное против Меня, будет жестоко наказано. Любое преступление, совершенное против Меня, повлечет за собой...
- Тристан, - пальцы Юко сжались на его мантии. - Я слышу тысячи... тысячи голосов...
Невысокий мужчина остановился.
У него не было чешуи, не было рогов и не было когтей. Не было ничего, что отличало бы его от нормального человека - кроме этих сумасшедших глаз и манеры поведения. Он держался так, будто никто поблизости не читал святое слово, будто не кричал никакой ребенок, будто никто не сидел на каменной ступеньке, роняя капли крови на старые желтые страницы. Он держался так, будто бродил по своему дому и внезапно обнаружил какую-то преграду на пути; и надо бы от нее избавиться, но правое плечо сломано, а без него не подчиняются ни локоть, ни кисть.
И тогда Тристана осенило.
- Это не демон, - пробормотал он. - Юко? Не бойся его. Это не демон.
Мальчик потянул его за мантию:
- Тристан, пожалуйста... пожалуйста, давай отсюда уйдем. Вставай, я помогу тебе идти. Вернемся в монастырь, скажем, что мы не в силах избавиться от этой заразы... что нам не хватило смелости, или что лестница обрушилась, или... да какая разница, что мы им скажем?! Главное, что мы останемся живы, что мы...
- Tare, - перебил его незнакомец, - dlasta na suar .
Юко запнулся и повернулся к нему.
Тысячи голосов, тысячи разных увещеваний. Тысячи вопросов, тысячи песен, а с ними - неподдельное веселье, или тоска, или отчаянный, горький стон, или смех. И сквозь плотное полотно чужих мыслей, образов и желаний - кроткое человеческое молчание.
- Кто, - выдохнул мальчик, - вы?
Проблески. В синем июльском небе - сплошные белые проблески, а в них - янтарные вспышки, и карминовый свет, и бледно-зеленое сияние. Нечто, похожее на комочки шерсти, катится по своей... тра-ек-то-ри-и, и у каждого такого комочка - свои черты. Своя широкая улыбка, или гримаса, или маска абсолютного равнодушия. Свой приветливый, или безучастный, или полный ненависти, или нежный взгляд.
Юко не только слышал, но и видел. И поэтому - застыл, не способный поверить самому себе, пока невысокий человек, неподвижный, как береговая скала у моря, наблюдал за ним тысячами глаз.
- Laerta Laurre, - глухо произнес мужчина. - Selle na hanare kie Malerta. Est asalle kie na Kharadorr?
Тристан побледнел так, будто его ударили.
- Империя Малерта? - пересохшими губами повторил он.
Незнакомец невозмутимо кивнул.
- Essaramae. Elta na Nore kie dessa velle na mie Waitere-Loide .
Юко понятия не имел, о чем они говорят, но это было и не важно. Главное, что звезды - скопление блеклых небесных огней, - запертые в теле человека, ласково ему улыбались.
И опасливо оглядывались на кое-кого еще.
Невысокий мужчина первым понял, что у него проблемы, и прыгнул, закрывая собой мальчика. Тристан метнулся к перилам, но его не держали ноги, поэтому увернуться от сильной чешуйчатой лапы экзорцисту едва удалось - она разбила каменную плиту в каком-то ногте от его спины.
- Настанет, - нервно сообщил ей Тристан, - день, когда с неба упадет ядовитый дождь, и погибнет всякое творение, как поддельное, так и подлинное. Настанет, - уже увереннее напомнил он, - день, когда посмотрит на каждого из нас первородный Отец, и он спросит: что хорошего - и что плохого - ты сделал, пока жил на земле? И горе тому, у кого не отыщется ответа...
Демон заорал, как будто ему вонзили нож под лопатку, и сосредоточился на молодом экзорцисте. Юко и невысокий мужчина с тысячами огней под кожей стали ему не интересны.
- Я должен помочь, - требовал мальчик. - Любой ценой, понимаете? Я обязан помочь! Отпустите меня, или...
Незнакомец не отпускал.
- Est neleet nomes shelta, Uuko .
- Мы говорим на разных языках! Мне все равно, какие у вас намерения, мне все равно, если вы пытаетесь меня спасти! Немедленно убирайтесь, это мой Тристан, если я не могу быть его защитой, то какого чер... то есть... то есть какого придорожного лопуха я вообще здесь?!
- Este plea na vite ster, - усмехнулся невысокий мужчина. - Estera delten vede-saore esterale kless .
- Мы говорим на разных языках! - надрывался Юко. - Я не знаю, чер... то есть лопух забери, я не знаю, о чем вы хотите мне сказать, и это не имеет значения! Мой Тристан...
Если бы он видел что-нибудь, кроме огоньков, заточенных под чужими костями - нет, не так, если бы он просто видел что-нибудь, - он бы так не паниковал. Потому что демон - колоссальная тварь, похожая на дракона, клыкастая, голодная, сплошь покрытая надежными щитками чешуек, - пятилась, била хвостом по каменной лестнице, ревела и выла, и ступени содрогались под ее лапами не потому, что она била Тристана, а потому, что он, невзирая на свое сомнительное состояние, упрямо шел вперед, протягивая к демону руку.
- И горе тому, - заученно бормотал он, - кем будет разочарован Господь, и кем будут разочарованы его небесные дети; и погаснет луна, и пропадет солнце, и не будет за облаками не единой звезды, и умрет пшеница, и рожь, и сорная трава, и расползется по миру голод, и болезни, и лишь янтарь - корнями погибшего солнца - вспыхнет на пустошах и на холмах. Подумай - в день, когда это произойдет и когда у тебя спросят, как была проведена твоя жизнь, сумеешь ли ты произнести хоть слово? Ибо...
Невысокого мужчину трясло. Если бы Юко не был слепым, если бы его дар, пока что смутный, пока что не приспособленный к бою, не тонул в тысячах разномастных огней, он бы заметил, что переменчивые глаза жителя подземелий наконец-то обрели постоянный цвет. Все-таки - яркий синий.
- Estamaare, - прошептал незнакомец, - heless nalleset?..
- ...ибо настанет день Великого Суда, - Палаш экзорциста валялся на ступеньке двумя пролетами выше, а демон, кажется, приготовился пойти в наступление: застыл и вытаращил на своего противника восемь налитых кровью глазных яблок. - И выйдут твари земные из нор своих, чтобы увидеть гнев Господень!
Чешуя была странного бледно-зеленого цвета - и брызнула во все стороны, ломая перила и плиты, с тихим шелестом падая вниз, пронзая камень. Но Тристана задеть не сумела, как не сумела задеть и его спутников.
Его узкая ладонь аккуратно легла на горячий лоб демона.
- Что, - сказал экзорцист, - у тебя есть против моей веры?
У демона не было ничего. Но Юко был готов поклясться, что за миг до того, как исчезнуть, жуткая тварь, убийца людей, э-пи-центр болезни, которая так тревожила хозяек монастыря, давилась уже не рыком, не воем и не хрипом, а плачем.
Тристану повезло меньше. Он, в отличие от ребенка, стоял прямо перед своим противником - и прекрасно видел, как блестят на его обнаженной плоти светлые соленые слезы.
Демон рассыпался клочьями хрустящего пепла, и на ступени, где он провел последние секунды своей жизни, остался выжженный полукруг. Невысокий мужчина, помедлив, отпустил Юко - а Тристан пошатнулся и в лучших своих традициях потерял сознание.
Ему снился огромный сад. Запах дождя и гиацинтов, причем гиацинты - повсюду, они ломаются под ногами с таким же хрустом, с каким порой ломаются кости живых людей. Единственное место, где можно избежать розовых, белых и сиреневых цветов - деревянные качели на крепких железных цепях. Они едва качаются на ветру, и кто-то внимательно за ними следит, словно бы ожидая, пока Тристан сядет и оттолкнется подошвами низких туфель от сырого чернозема.
- Ну привет, - поздоровался невидимка, и Тристан молча ему кивнул. Качели тронулись безо всякого участия с его стороны; он ощутил себя ребенком и вообразил, что рядом стоит улыбчивый отец, и что отец нарочно позволяет качелям взлетать все выше и выше, испытывая терпение сына.
- Жидкое золото, Тристан. Ты убил демона в катакомбах монастыря, но монашки едва ли тебя заплатят. Каковы планы? Собираешься ли ты, - невидимка, подобно гиацинтам, кажется, был повсюду, - кормить меня вовсе? Ты ведь не забыл, что если я умру, с тобой случится то же самое?