Он и его группа завершали осмотр очередного коридора с вереницей одинаковых безликих дверей, дружно недоумевая, зачем в гостевом крыле понаставили таких мудреных замков, когда в одном из ответвлений послышались подозрительный шорох и приглушенная ругань. Жестами раздав команды, Бьякуя прижался к стене, вовремя вспомнил о том, как маскировать свою реацу — и высунулся из-за угла. И непозволительно долго — три секунды — моргал в изумлении, пытаясь понять, зачем его всегда прямолинейная и во многом неискушенная дочь ковыряется у очередной двери с неким непонятным электронным устройством. Судя по ритмичным попискиваниям, приборчик в ее руках был отмычкой, и девушка сквозь зубы уговаривала ее выполнять свои функции.
— Давай же! — раздраженно шипела она, с невероятной скоростью тыкая пальцем в сенсорный экранчик. — Ну, сволочь долбанутая!..
— Рукия? — не веря собственным ушам уточнил Бьякуя, подавая знак своим бойцам не предпринимать никаких действий и опуская оружие.
Рукия резко повернулась, роняя устройство и выхватывая пистолет. Ее миловидное лицо искажала гримаса злой и отчаянной решимости, но увидев отца, она вытянула губы в улыбке, и вовсе перестав походить на себя.
— Кучики-тайчо! — с некоей издевательской радостью воскликнула Рукия, при этом не переставая целиться в капитана. Бьякуя в доли секунды просчитал вероятность своих догадок и тоже вскинул оружие. У Рукии могли быть какие угодно тайные замыслы, она могла оказаться совсем не такой, какой ее считали ее товарищи — но она не стала бы называть родного отца по фамилии. Следовательно, это была не Рукия.
— Не двигаться! — приказал Кучики, однако стрелять не спешил. Все-таки мог быть очень маленький шанс, что перед ним его дочь и наследница. В конце концов, неизвестно, во что девчонка могла вляпаться во время штурма. Вот про Наклевара говорили, что он не только талантливый инженер, но и хитроумный биохимик, специализирующийся на психотропных веществах… Группа Бьякуи взяла девушку на прицел, но, во-первых, приказа открыть огонь не было, а во-вторых, почти все из ребят знали ее не один год, и никакое подозрительное поведение не было для них причиной нападать на своего. Ситуация была напряженной и, чего уж там, некрасивой, а Кучики чувствовал, что у него едет крыша — мысли мешались в кучу, сталкивались, он искал ответы и выход из положения, и на все у него были секунды. Доли секунд.
— Кучики-сан! — раздалось вдруг со стороны бокового коридора. — Кучики-сан, смотрите, кого я нашел!
Рукия — или тот, кто притворялся Рукией — у двери ощерилась, синие глаза полыхнули злорадством. Бьякуя отжал кнопку предохранителя, все более уверяясь, что перед ним самозванец и диверсант.
— Йо! — послышалось сзади. Это беззаботное приветствие, эта недопустимая расслабленность шибанули по и без того расхристанным чувствам Бьякуи почище лазерного пучка, но позволить себе отвлекаться он не мог.
— В сторону! — рявкнул Кучики, очень надеясь, что рыжий придурок не полезет выяснять отношения прямо сейчас, а для разнообразия послушается. Надо отдать Ичиго должное, интуиция у него работала на совесть — он припал на колено, одновременно выхватывая пистолет и целясь в противника. И только потом рассмотрел, в кого целится.
— Сдурел? — напряженным голосом спросил он у Бьякуи, не сводя глаз с фигуры у двери.
— Это не Рукия, — отрывисто бросил Кучики.
— Вот же гады, — почти нежно проговорил тот, кто выглядел как она, — откуда вы такие умные взялись, а?
Дальше все было быстро и ярко, а также громко и не менее нелепо, чем вся эта операция. Шпион — или кто он там? — выстрелил, бойцы шарахнулись в стороны, причем как раз в тот момент, когда к месту действия выбрался один из рядовых с бесчувственной Рукией на плече. Бьякуя успевал либо выстрелить в ответ, либо оттолкнуть идиота — и он выбрал второе. Острая, жгучая боль прошила, кажется, грудину, запахло паленым мясом и тлеющей синтетикой. Бьякуя, шипя ругательства, которых немало наслушался за двадцать лет службы в полиции, перевернулся, но прицелиться не выходило — рука с пистолетом онемела полностью. Собственно, от него это и не требовалось. Ичиго не приукрашивал свои способности: волна чистой, мощной, незамутненной рассудком реацу впечатала Лжерукию в дверь, буквально распластала по поверхности, нарушая некие слои маскировки. Через шесть с половиной секунд, когда растерявшиеся бойцы вспомнили, что они не истеричные барышни, а ударная сила, вообще-то, и бросились фиксировать задержанного, у порога они обнаружили худого темноволосого мужчину с перекошенным от боли и злости лицом. Бьякуя мазнул по нему плывущим взглядом, и с трудом перевернулся, ища дочь. Рукия, все еще без сознания, бледная и словно прозрачная, лежала на том недоумке, который приволок ее сюда. Сам боец тихо постанывал, неуклюже подрыгивая конечностями — видимо, пытался сгруппироваться и встать.
Бледный и еще более лохматый, чем обычно, Куросаки склонился над Бьякуей — тот молчал, кривил губы и даже порывался подняться.
— Лежи уж, — проворчал Ичиго. — Ну и кто мне тут заливал, что у него нормальный броник, а? Вот и верь после этого людям!
— Какой дали, такой и надел, — проскрипел Кучики, хватаясь здоровой рукой за рукав рыжего. — Помоги встать! И не хлопай ушами — там у нас под дверью Эс Нодт валяется! А это такая хитрожопая скотина, что в любой момент…
— Бьякуя! — неверяще выдохнул Ичиго, подхватывая любимого и прислоняя к стеночке. В глазах его читался настоящий восторг: — Ты знаешь такие слова?!
Бьякуя не преминул вылить на головы окружающим поток куда более захватывающих слов. Куросаки впечатлился настолько, что оставил его в покое и отправился контролировать, как там зафиксировали задержанного. В конце концов, это действительно был важный пленник, и выкинуть он мог любой финт. Тем временем еще один поверженный герой выбрался из-под Рукии, помотал башкой и снова водрузил девушку на плечо. На Бьякую он старался не смотреть, потому что Кучики все это время не молчал, доступным и глубоко нецензурным языком объясняя своей группе, кто они такие есть на самом деле. Парни возмущенно пыхтели, шли пятнами, но стойко молчали, ибо командир не сказал ни слова неправды. Как ни крути, а действительно растерялись, от луча шарахнулись, как благородные девицы от мыши, и вообще…
Лазарет организовали в парадном холле дворца, несерьезными веревочками и ободранными с окон занавесками огородив довольно большое пространство. Пока Бьякуе распаивали спекшиеся под лазером сосуды, сшивали ткани и накладывали повязку, он держался, иногда шипя сквозь зубы, и резким тоном требовал у сосредоточенного медика объяснить, что с его дочерью. Девушка отмалчивалась сколько могла, но когда голос пациента из просто неприятного стал откровенно угрожающим, она пообещала «щас вкатить анестезию, чтоб не мешал», и Бьякуе пришлось заткнуться. Через пару минут появился Ичиго, едва не сдернувший к демонам занавеску, и радостно сообщил, что всё пучком, бояться нечего, у юной Кучики просто истощение реацу, это быстро лечится: пара дней под капельницей — и будет как новенькая. Его даже не обеспокоил тяжелый взгляд встревоженного родителя, настолько он верил в родную медицину. На язвительные комментарии к его необоснованному оптимизму Куросаки только склонил на бок голову и произнес:
— Бьякуя.
Сказано это было каким-то таким тоном, что Кучики почувствовал себя пристыженным и кочевряжиться прекратил. Правда, он тут же попытался встать и продолжить полезную деятельность, но организм именно в этот момент решил, что с него хватит. Или просто антибиотики встретились в крови с анальгетиками и прочими загадочными веществами и решили встречу бурно отпраздновать, но вырубился Бьякуя мгновенно.
Ичиго поймал падающее тело, аккуратно пристроил на койку и растерянно обернулся к медику.
— Исанэ, что ты с ним сделала?
Девушка невинно округлила глаза и заверила, что восемь часов здорового сна еще никому не повредили. И ушла.
Проснулся Бьякуя на рассвете — по крайней мере, внутренние часы опознавали это время как начало дня. Вокруг было тихо и сонно. Где-то в другом конце холла слышались приглушенные голоса и негромкие шаги. Кто-то переставлял то ли мебель, то ли еще что. В неудобном офисном кресле рядом с кушеткой Бьякуи спал Ичиго, все еще не снявший свою поджаренную амуницию. Кучики на пробу пошевелился, определил, что может не просто двигаться, но и делать это вполне активно, однако в своем углу завозился Куросаки, через его усталое лицо пробежала судорога, и Бьякуя решил пока не тревожить парня. А значит, надо спокойненько полежать и подумать.
К счастью, долго бездельничать не пришлось. За соседней занавеской тоже зашебуршали, было слышно, как льется в стакан вода, потом пациента по соседству явно поили, сопровождая это ворчанием и укоризненным бубнежом. Если на упреки и отвечали, расслышать этого не удалось. А еще минут через пять и необходимость отпала: пришел Айзен, отдернул занавеску, растолкал Ичиго, согнал его с кресла и уселся сам. Выглядел он уставшим, но довольным.
И рассказал, что удалось выяснить за прошедшую ночь. Среди верхушки Вандеррейха были квинси, преданные Императору по зову сердца, и долгие годы после его смерти продолжавшие служить идее. А были и те, кто рассматривал свою службу как хорошо оплачиваемую работу с определенными привилегиями. После победы над Нихоном став в одночасье не просто соратниками победителя, но и сановниками в высоких чинах, эти товарищи не пожелали терять приобретенные блага, и авантюру с временным оживлением Яхве Баха решено было осуществлять. С «идейными» удалось договориться, играя на их вере в память о великом Императоре.
Однако время шло, кое-что забывалось, кое-что переставало быть удовольствием и превращалось в рутину, да и управление целым континентом оказалось не забавой, а тяжелой и сложной работой. Тем более что население не слишком рвалось проникаться величием квинсийской идеологии и добровольно выполнять все распоряжения. Так и получилось, что около десяти лет назад некоторые представители военной элиты задумались о возвращении домой. Оставшийся в рядах Готей-13 Кёраку просто как-то раз во время пьянки подкинул кому-то идею, что вот они тут чужой страной занимаются, а кто же в Мезоамерике руководит? Наутро протрезвевшие квинси осознали масштаб поставленного вопроса и рьяно взялись его решать. Рьяно, но не эффективно, потому что оставшиеся без руководящей длани мезоамериканцы вновь ощущать ее давление на себе не пожелали. И тогда Вандеррейх раскололся на две фракции.
Одна часть выступала за укрепление позиций на Нихоне, за ужесточение законов, усиление пропаганды и более строгий режим в целом. И, естественно, за то, чтобы никуда с цветущего Нихона не дергаться. Вторая считала, что здесь можно оставить ограниченный контингент, в управленцы выбрать побольше местных, только контролировать их усиленно, а самим вернуться домой и, если не править там, то просто наслаждаться дивидендами с нихонской кампании как частным лицам. Споры велись долгие и жаркие, и «возвращенцы» начали перевешивать… И тогда Эс Нодт перешел к решительным действиям.
Уж кому-кому, а ему ни в коем случае нельзя было возвращаться в Мезоамерику. Мало кто сознавал реальное положение вещей, и Нодт был одним из них. Он прекрасно понимал, что нихонский поход был затеян Яхве не столько ради славы и величия, сколько ради спасения собственных шкур от гнева и агрессии родного народа, успевшего настрадаться под рукой Императора и люто его возненавидеть. Равно как и его приспешников. Всем им, ушедшим с главным квинси на Нихон, дома грозила расправа, потому что оставшиеся там подданные и не думали забывать, как из них выкачивали налоги, реацу и даже саму жизнь. Особенно хорошо некоторые несознательные граждане Мезоамерики помнили в лицо правую руку Императора по имени Эс Нодт, руководившую ежегодными отборами людей «для нужд государства». Стоит ли уточнять, что ни один из этих людей не вернулся домой, и это отпечаталось в памяти их семей и друзей?..
Хашвальт попался как младенец. Эс Нодт пришел якобы поговорить о сложившейся ситуации, принес двенадцатилетний виски… и прочухавшийся вскоре юный Командор обнаружил себя в камере без окон, куда регулярно наведывался его коварный тюремщик, чтобы выкачать реацу, загрузить ее в хитрое устройство и навесить на себя голограмму. И под видом самого Хашвальта руководить Готеем. Он не убил Юграма только потому, что ему нужна была живая духовная энергия. Будь иначе, он надел бы на себя облик Императора и взгромоздил бы на трон собственную задницу.
— Я правильно излагаю? — после недолгой паузы уточнил Айзен, пристально глядя на соседа Бьякуи. Кучики повернул голову и присмотрелся. На узкой койке рядом с ним лежал бледный, истощенный, замученный Юграм Хашвальт. Рядом сидел и грозно сопел Базз Би, чьи угрюмые взгляды и агрессивный оскал Айзен успешно игнорировал.
Сил у бывшего Командора хватило только на то, чтобы согласно прикрыть глаза. Айзен кривовато улыбнулся и не стал дальше издеваться над потерпевшим.
— А зачем он вернулся? — подал голос Ичиго, внимательно слушавший рассказ и даже ни разу не перебивший.
— За золотом, — пожал плечами Айзен. — Ему так долго все удавалось и сходило с рук, что он обнаглел и уверился в собственной неуязвимости. Мало ему было просто унести ноги! Решил, что драпать надо с комфортом, а для этого денежки нужны. И так как ни в Мезоамерике, ни на вольных островах, ни на побережье Антарктиды нихонская криптовалюта не в ходу, надежнее всего нахапать золота — оно-то везде в цене! Вот и ломился в хранилище… Кстати, смелое и оригинальное решение: разместить казну не в бронекамере какой-нибудь, в подвалах там, а в неиспользуемом крыле дворца, в обычной, в общем-то, комнате… Защита, конечно, стояла, но не самая действенная. Будь у Нодта побольше времени, все бы у него получилось. А так пришлось тратить время на маскировку… к слову, Кучики-сан, Рукию он встретил случайно, девочка просто бежала с донесением и наткнулась на незнакомца. И реацу он у нее не всю выпил тоже потому, что время поджимало. Можно сказать, повезло. Он так торопился, что бросил девушку прямо там же, где сооружал себе ее голограмму, и пошел грабить.
— А чего этот козел своих денег не хапнул? — прорычал Базз, пристраиваясь в изголовье у Хашвальта. Айзен проследил, как тот укладывает Юграма спиной к себе на грудь и обхватывает руками, вздохнул и пояснил:
— А как? Он от ваших дал дёру в чем был, только этот маскировщик с собой и унес. А потом все его комнаты и терминалы опечатали — ваши же и опечатали. Ну, а после уже пришли мы. Видимо, Нодт решил, что пока тут неразбериха и свойственный штурму бардак, он тихонечко ломанет защиту, возьмет, сколько сможет, и так же тихонечко удалится. Не вышло.
— Что с Рукией? — хрипло спросил Бьякуя, откидываясь на подушку.
— Все с ней нормально, — быстро заверил его Айзен, наградив сочувствующим взглядом. — Небольшое истощение реацу, которая очень скоро восстановится. На ней даже травм не обнаружили, если не считать синяков от падения. Но это уже ее после роняли…
Бьякуя скрипнул зубами, мысленно обещая себе найти «спасителя» дочери и поговорить с ним по душам. Судя по понимающей усмешке коллеги-капитана, препятствовать ему не будут.
Айзен тем временем переключился на квинси. Он рассчитывал кое-что обсудить с Хашвальтом, но тот был так слаб, что и говорить-то толком не мог. Баззард шипел, пронзал победивших нихонцев яростными взглядами и всем своим видом демонстрировал, что за своего ненаглядного Юграма порвет всех. И длилось это, пока натешившийся чужой растерянностью Айзен не заверил, что к бывшему Командору и его защитнику никаких репрессий применять не планируют. В конце концов, бежавший из Сейретея Баззард Блэк (который считал, что любимый его бросил! А оказалось, любимого спасать надо было!) в геноциде нихонцев и прочих отвратительных вещах замечен не был, равно как и сам Хашвальт. И если достопочтенный Юграм-сан согласится сотрудничать, ему не грозит ничего, кроме исправительных работ каким-нибудь младшим писарем в течение ближайших ста-двухсот лет. Хашвальт воздохнул и согласно трепыхнул ресницами.