<p>
- Доброго утра, батюшка. Вы, кажется, вызывали меня.</p>
<p>
- Вызывал.</p>
<p>
Николя всё-таки улыбнулся.</p>
<p>
- Я очень скучал.</p>
<p>
Он бросился вперёд и повис на шее у едва поднявшегося во весь рост отца. Отец погладил его по спине, прокашлялся, прогоняя собственную усмешку с лица, и скомандовал:</p>
<p>
- А ну прекратить! Совсем распустила тебя мать!</p>
<p>
Николя торопливо шагнул назад и отвесил ещё один поклон.</p>
<p>
- Прошу меня простить.</p>
<p>
- Обед готов. Иди, переоденься, я велю подавать.</p>
<p>
</p>
<p>
За столом говорили ни о чём и Николя стало ещё легче, он будто бы плыл по воздуху в светлой неге, только теперь поняв, как скучал по родне. Он так глубоко погрузился в свои мысли, что не расслышал, когда разговор зашёл о нём, и сквозь марево радости пробился голос матери:</p>
<p>
- А Лизоньку ты не хочешь повидать?</p>
<p>
- Что? – Николя резко выпрямился. Его будто бы обдало холодной водой.</p>
<p>
- Она всё время только и делала, что скучала по тебе. Надо бы связаться с ней, пусть приедет на чай.</p>
<p>
- Хорошо… - растерянно произнёс Николя, - прошу простить меня… я с дороги очень устал.</p>
<p>
Он поднялся из-за стола под пристальным и суровым взглядом отца. Мать, однако, накрыла ладонь супруга рукой, заставляя его промолчать, и сказала:</p>
<p>
- Иди. Отдыхай.</p>
<p>
Всю ночь Николя не спал. Он вспоминал круглощёкую и сероглазую Лизоньку, которой когда-то дарил колечко из луговой травы, и которая одевала на его чело венок из веточек шиповника. Лиза и сама была нежная, как цветок. Но как бы он ни хотел соврать, он никогда по ней не скучал. Что было - то было для него и давно прошло. Она была подругой детских лет, но не более того. И вопреки всему разумному другое - мужское - лицо вытесняло её.</p>
<p>
Однако утром, за завтраком, мать снова завела прежний разговор.</p>
<p>
- Ты должен повидаться с ней, - говорила она, - Лизонька стала чудо как хороша. Ты, конечно, в столице навидался ухоженных и разодетых барышень, но поверь мне, такой ты нигде не найдёшь. Есть вечная, неизменная красота.</p>
<p>
- Я ведь уже сказал, - ответил Николя, - я готов.</p>
<p>
И к вечеру Лизонька в самом деле была приглашена на чай. К своему удивлению Николя обнаружил, что она и правда прелесть как хороша. Но это не меняло того, что он не чувствовал к ней ровным счётом ничего, и когда в его руку ложилась её маленькая ладошка, невольно вспоминал тонкие длинные пальцы темноволосого незнакомца, лежащие на стекле. В сердце его просыпалась неясная тянущая боль, и каждый новый день в усадьбе Троекуровых наполнялся для него всё новой тоской.</p>
<p>
Николай отлично знал, как излечивается эта душевная немощь. В бою все пустые мысли вылетали из головы, в кабине помещались только двое – смерть и ты. Однако нового назначения всё не приходило, и даже ротмистр, которому он послал запрос с просьбой разрешить ему вернуться назад в казармы, ответил, что нужды в этом нет. Николай был отпущен отдыхать.</p>
<p>
После обеда - и до самого вечера - гуляли они с Лизой по берегу озера. Лиза щебетала о красоте облаков и пыталась расспрашивать его о дальних мирах. Николай старался как можно меньше говорить – он не любил болтать, а теперь и вовсе необходимость вести разговор навевала на него тоску. Будто чувствуя его настрой, Лиза тоже стала больше молчать, и Николя почти что мог бы поверить, что им вместе хорошо.</p>
<p>
- Не пора ли что-нибудь решать? – спросила мать, когда в саду под окном уже зацветали груши, и стоило приоткрыть окно, как ветки их начинали ломиться в дом.</p>
<p>
- Решать… что?</p>
<p>
- Уверена, тебе после твоих подвигов император легко даст разрешение на брак.</p>
<p>
Николя хмыкнул и ничего не сказал, но, когда мать опять завела разговор, произнёс:</p>
<p>
- Матушка, вы же знаете меня. Мне совесть не позволит жениться на той, кого я не могу полюбить. Ведь это сделает несчастным не только меня, но и её. А Лизонька очень уж хороша. Любой в округе будет рад сделать её своей женой. Так зачем же мне мучить её?</p>
<p>
Мать скрипнула зубами, и взгляд её стал неожиданно жёстким.</p>
<p>
- Брак – это ещё не любовь, - сухо произнесла она, - ты ведь можешь не полюбить и вовсе никогда.</p>
<p>
- И всё-таки…</p>
<p>
Звонок стереофона, донёсшегося из спален, прервал их разговор, и, узнав мелодию, Николя бросился отвечать.</p>
<p>
- Да, - произнёс он, поняв, что звонит кто-то из военных чинов.</p>
<p>
- Троекуров Николай?</p>
<p>
На экране показалось бледное лицо незнакомца, о котором он не переставал мечтать, и сердце Николая замерло, а сам он едва ли не оглох.</p>
<p>
- Да, - повторил он сдавленно, - слушаю вас.</p>
<p>
- Как вы смотрите на то, чтобы второй раз отправиться к двадцати мирам?</p>
<p>
- Что?.. Простите… Я ведь уже говорил. Я готов.</p>
<p>
- Хорошо. Жду вас на борту двенадцатого числа.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
ГЛАВА 6</p>
<p>
В раздумьях о Ветрах Николя невольно задавался вопросом: какие они? – и не мог ответить ничего. Красивые или грозные? Животворные или опасные? Часть бесконечного полотна вселенной или кровавые раны, прорезающие её?</p>
<p>
Романтика Ветров стала привычной и неуместной. К ним привыкли, как привыкают к рекам и кораблям. Но сам он всё ещё слышал отзвуки дальних странствий в едва заметном аромате озона, исходящего от них.</p>
<p>
Он сидел в небольшом буфете на пересадочной станции в Шонер Хафен, потягивал пиво из высокого стакана и думал о том, как много он видел в разных мирах отъездов, прощаний, вокзалов, и о том, почему никогда не участвовал в них сам.</p>
<p>
Большую часть своей жизни Крылатые проводили в пути. Дорога в судьбе военного вообще занимает особое место. Для любого путника дорога предполагает долгие сборы, томительное ожидание заманчивой и загадочной цели, предвкушение экзотических впечатлений, встреч с новыми людьми и дорожных рассказов.</p>
<p>
У Николя не было долгих сборов. Мать пыталась ему помочь, но отец, сам отслуживший в боевых частях, сразу её увёл. Сам он тоже не сказал ничего. И даже командир лишь молча вручил ему письмо с назначением.</p>
<p>
- Но это же в других частях… - с удивлением произнёс Николя. – Я никогда не служил на больших кораблях, - он поднял на бывшего командира непонимающий взгляд.</p>
<p>
- Граф Орлов так пожелал, - сухо произнёс тот. Вечером на прощание они в последний раз заварили жжёнку с другими Крылатыми, а с рассветом Николя отправился на вокзал.</p>
<p>
«И мы разделим поровну молчание. До скорого, до скорого свиданья! - напевали какие-то подвыпившие ребята, сидевшие за столиком в углу. - До отправленья скорого осталось три минуты ожиданья…» Протяжно плакала гармонь, и терпко гудели струны гитары. Переругивались за окнами громкоговорители, какая-то влюблённая парочка остановилась прямо напротив окна и принялась прощаться с поцелуями и объятиями, так что Николя пришлось отвести глаза. Призывно зазвенел колокол, и какой-то корабль, гудя дюзами, стал подниматься вверх, а те, кто оставался на перроне, затянули торжественный плач прощального марша. Какой-то бродяга подошёл к Николя и попытался выпросить пару копеек на опохмел, рассказав попутно о своей горькой судьбе. Николя хотел было его прогнать, но тот никак не отставал, и пришлось в самом деле дать ему пару монет и остатки пирожка: разговор напрочь отбил у Николя аппетит. За окном прошествовало благовоспитанное семейство с двумя детьми, а впереди процессии – великан-носильщик в фартуке и с гирляндой чемоданов на плечах. Тысячи, миллиарды историй проплывали мимо, а Николя оставалось только ждать, когда же начнётся его.</p>
<p>
Вдруг пронзительный крик перекрыл царившие в буфете гомон и духоту:</p>
<p>
- Крылатые, ко мне!</p>
<p>
Николя вскочил, не обращая внимания на брошенные вещи, и кинулся на звук. В дальнем конце буфета начиналась драка. Крылатых в украшенных шнурами кителях было всего двое, а против них стояло четверо парней. Не разбирая кто и в чём виноват, Николя налетел на одного из них сзади и, перехватив поперёк шеи, уронил на пол. Началась свалка. Подоспел ещё кто-то из Крылатых, и в общей сутолоке Николя пару раз схлопотал от своих, только под конец вспомнив, что на нём теперь совсем другой мундир.</p>
<p>
- Ты кто такой? – поинтересовался один из зачинщиков, помогая ему подняться на ноги, когда пыл боя поутих.</p>
<p>
Николя потёр саднящую скулу.</p>
<p>
- Поручик Троекуров. Назначен помощником капитана на «Варяг».</p>
<p>
Ещё один Крылатый вынырнул из-за плеча товарища и присвистнул.</p>
<p>
- И мы тоже туда.</p>
<p>
- Боевое сопровождение?</p>
<p>
- Да.</p>
<p>
Николя вздохнул и подумал, что мог бы тоже быть среди них, если бы не граф Орлов, которому он неведомо когда успел попасться на глаза. Долго раздумывать он не смог – его потянули к столу. Тут же обнаружилось, что мешок его, стоявший на стуле у окна, исчез, но Николя осталось лишь махнуть рукой. Остаток вечера прошёл немного веселей, и на следующий транспорт они погрузились уже втроём.</p>
<p>
А по прибытии в Гатузу, откуда отправлялся «Варяг», Николя ожидала встреча с капитаном, к которой, в виде пропажи вещей, он был абсолютно не готов. Бритву пришлось одолжить у одного из новых друзей. Волосы он кое-как собрал в хвост. А вот помятый китель он никак не мог сменить, да и синяк под глазом даже не думал проходить.</p>
<p>
Однако главное испытание ждало его впереди, когда он вошёл в предоставленный гарнизоном капитанский кабинет и замер, не в силах шевельнуться. В голове билась одна только мысль: «Он».</p>
<p>
- Поручик Троекуров? – Орлов поднял взгляд от бумаг, обвёл глазами помятую фигуру предполагаемого старпома и надломил бровь. – Вас что, ограбили в пути?</p>
<p>
- В каком-то смысле… Простите… - Николя смущённо замолк.</p>
<p>
Орлов поднялся, обошёл стол и, взяв Николя за подбородок, запрокинул ему голову назад. Не глядя, нашарил на столе аптечку и, одной рукой смочив в дезинфицирующем растворе тампон, приложил его к тому месту, где красные жилки разорванных капилляров переплетались с синими линиями застоявшейся крови.</p>