«Несерийная модель, – думал он с тоской, – мне бы такой… Рейнхардт лизал бы мне дюзы… да».
На третий день наконец к нему прорвался и сам Брант.
К тому времени Ролан уже основательно изнывал от тоски – в основном по недоступным ему скоростным кораблям – и то и дело поглядывал в окно.
Не меньше «Бурана» заинтересовала его и та, что на нём прилетела.
«Исгерд Ларссон», – повторял Ролан про себя, перекатывал на языке.
Об Исгерд толком никто и ничего не знал. Говорили, что её подбросили в дом Госпожи Консула вместе с сестрой, когда обоим едва исполнился год. Говорили, что Госпожа Консул очень её любит. Говорили, что обдумывает для неё династический брак – хотя сама Исгерд к числу аристократии и не принадлежит. «Не может не принадлежать», – думал Ролан, вспоминая безупречно правильные, как у искусно вырезанной статуи, черты лица. Впрочем, не походила Исгерд и на наследницу одного из Великих Домов – каждая семья тщательно прослеживала, чтобы в детях проявлялся определённый типаж. Рейнхардты все, как на подбор, были черноволосы и белокожи. Макалистеры хранили на себе печать огня. А самому Краузу, мягко говоря, не повезло – семья его старательно культивировала голубоглазый арийский типаж, в то время как он оказался альбиносом наоборот – чёрные волосы, синевато-серые глаза. Разумеется, лучший повод для сплетен трудно отыскать. Разумеется, Рейнхардт не мог удержаться, чтобы на этом не сыграть. Разумеется, объяснять ему что-то на языке слов Ролан не стал. В конце концов, Краузы так себя не ведут! И подобно предкам, сражавшимся на стороне Гесории в войнах за Предел, Ролан решил доказать свою правоту делом.
– Был бы фотон – я бы не проиграл, – пробормотал он в который Крауз, не заметив, как открылась дверь, и на пороге показался его друг.
– Был бы фотон, – сказал Брант, усаживаясь в кресло у окна, – ты бы въехал в этот лансер на полном ускорении, и от твоей головы не осталось бы вообще ничего.
– Привет, – согласился Ролан зло. – Ты, стало быть, с ними заодно?
– Нет, просто реалист.
– Ты оправдываешь то, что проиграл в карты мой фотон, вот и всё.
– Для друзей нельзя жалеть ничего! – Брант воздел палец к небу в подтверждение своих слов.
Ролан промолчал, не желая вступать в бесполезный спор. Вздохнул.
– Что-нибудь новое произошло? – спросил он.
– Да, в общем-то, ничего. Расследование замяли. Рейнхардт ещё двое суток проведёт на губе. Тебе, наверное, засчитают те дни, что ты торчишь здесь – хотя точно сказать не могу.
– А что насчёт Ларссон?
– А, – Брант самодовольно улыбнулся, – уже видел её? Хороша?!
– Не по тебе, – с неожиданной для себя самого злостью отрезал Ролан.
– Ещё бы, – улыбка на губах Макалистера стала только шире, – она приехала к Рейнхардту. Ларссон уже подселили к нему в блок. Вся Академия гудит.
Ролан не успел дослушать до конца, когда обнаружил, что пытается сесть, но растяжки ему не дают.
– К Рейнхардту?! – процедил он. – Это ещё почему?
Брант пожал плечами и откинулся назад.
– Ну, говорят, Консул хочет заключить с Рейнхардтами союз.
Глаза Ролана недобро блеснули.
– Как это понимать? Разве фон Крауз не были опорой Сената на протяжении сотен веков?
– Вопрос не ко мне, – Брант развёл руками и покачал головой.
– Это предательство, – твёрдо сказал Ролан.
– Потому что Ларссон приехала не к тебе?
– Да. То есть, нет. Дело не во мне!
Окончательно запутавшись в том, что именно настолько его бесит, Ролан умолк.
Брант посидел ещё немножко и пошёл к себе. А Ролан всё думал о том, как лучи солнца играли на платиновых ниточках волос Ларссон. «Идиот», – в конце концов решил он и уткнулся в планшет.
Комната, выделенная Исгерд, выходила окнами на залив – и на изгиб стены, в котором виднелось ещё одно окно, так что казалось, потянись рукой – и достанешь стекло.
Далеко внизу мерцали и искрились лазурные волны, успокаивая глаз и лёгким шорохом лаская слух. И если бы не чёртово окно, Исгерд могла бы поверить, что всё будет хорошо.
Глубоко вдохнув и отвернувшись от окна, она подошла к зеркалу. Кадетский китель получить она не успела и потому чувствовала себя неуютно среди окружающей элегантной строгости в белом камзоле, расшитом серебром, и с брыжжами батиста у горла – мода столицы немного отличалась от той, что царила в остальных частях Гесории. Здесь, на Тардосе, предпочитали строгость, а ближе к окраинам и вовсе царствовал минимализм – многие ограничивались обыкновенными комбинезонами цвета компании, в которой работали.
Исгерд едва успела оправить кружевные манжеты, когда в дверь постучали.
Надежда, что на пороге стоит кто-то из персонала – а ещё лучше, гонец из столицы, приехавший забрать её домой – угасла довольно быстро.
Стоило открыть дверь, как Исгерд увидела перед собой сверкающее улыбкой лицо Волфганга Рейнхардта, которое не раз уже изучала на фотографиях – в основном чтобы выяснить, что из себя представляет этот человек.
Волфганг был ожидаемо красив, и всё же камерам не удалось передать особое, тягостное обаяние обречённости, поселившееся между его бровей. Глаза его имели тёмно-синий, как глубокие воды сапфира, цвет и в сумраке могли показаться почти чёрными. Чёрные волосы элегантной волной лежали на плечах, явно тщательно уложенные с утра.
Глядя на аккуратные завитки его локонов, Исгерд испытала неутолимое желание спросить: «Как, вас уже выпустили?» – потому что плохо представляла, чтобы на гауптвахте можно было так тщательно следить за собой.
– Стало быть, вы – моя новая соседка? – поинтересовался Рейнхардт.
Исгерд медлила, не зная до конца, насколько тот осведомлён. Но если Волфганг и понимал, зачем она здесь, то, очевидно, не собирался говорить об этом в лоб.
«Уже хорошо», – подумала Исгерд, которой по-прежнему ни капли не нравился этот визит.
– Да, – Исгерд едва заметно кивнула, изображая подобие поклона, – тьютор сбежал, обещав, что вы покажете мне где здесь что.
Рейнхардт улыбнулся одним уголком губ и протянул руку – такую же холёную, как и всё в нём.
– Почту за честь. Если вы посчитаете возможным доверить мне свой досуг.
Исгерд испытала невыносимое желание закатить глаза и воззвать к небесам, но смолчала.
«Он меня клеит?» – задала она сама себе риторический вопрос.
Вопреки всякой логике Рейнхардт симпатии у неё не вызывал. Да, он был красив, но Исгерд не чувствовала в нём ничего, что могло бы её заинтересовать.
– С удовольствием, – Исгерд протянула руку, предлагая взяться за неё. – Для начала я бы посмотрела парк. Слава о нём идёт по всей Гесории.
– И это неспроста.
Приняв предложенную руку, Волфганг повёл гостью вниз, на первый этаж. Сначала он показал парк из окна. Потом вывел Исгерд на крыльцо, украшенное стройной колоннадой, и принялся рассказывать о том, как был устроен парк – в память о героях прошедших войн.
Исгерд откровенно скучала. Она не могла избавиться от чувства, что попала на великосветский приём, который грозит продлиться до ночи, а потом продолжится с утра… И, похоже, не закончится вообще никогда.
Они спустились по мраморным ступенькам и, миновав лабиринт аллей, вышли на небольшую площадь-поляну, от которой дорожки разбегались пятилучевой звездой, а в нишах между ними стояли скульптуры Божественных Звёзд.
– Они похожи на вас, – сказал Волфганг, закончив рассказывать про каждую из богинь.
– Да? Вы мне льстите, – ответила машинально Исгерд. Она слушала вполуха. Всё выходило слишком просто. Вряд ли Волфганг в самом деле в неё влюбился – но, по-видимому, оказался достаточно разумен, чтобы подыграть.
«Слишком разумен», – подумала Исгерд со вздохом. Ей не хотелось всё своё существование в Академии превращать в бесконечную дуэль из подколок и интриг.
– Простите, Волфганг, – сказала она наконец, – я не могу понять. Как такой человек, как вы, мог ввязаться в столь идиотскую игру?
– Вы о гонках в астероидном кольце? – усмешка, появившаяся на лице наследника, заметно отличалась от той, которую видела Исгерд до сих пор. Она выглядела высокомерной и злой. – Вы хорошо знаете, что представляет из себя Ролан фон Крауз?
– Не более, чем можно услышать, оставаясь при дворе, – призналась Исгерд.
– Узнаете, – уверенно сказал Волфганг, – и поймёте меня. Но, может быть, мы не будем о нём говорить?
– Может быть, – согласилась Исгерд, и снова волны истории, преобразованной языком Волфганга в ласкающие слух слова, унесли её далеко-далеко.
Как ни старался, Ролан не мог унять обиду и злость. Два рода – Крауз и Рейнхардт – в самом деле были опорой Гесории всегда. Конечно, были и другие, но именно их семьи сыграли решающую роль в прошедшей войне. «Так как вышло так, что Консул решила поддержать Рейнхардтов?» – спрашивал он себя. Категорически отказываясь признаваться даже самому себе в том, что на самом деле его куда более беспокоит другое: «Как можно было отдать Исгерд Волфгангу?»
Вопрос истерзал Крауза вконец. Чтобы развеяться он кое-как добрался до окна и устроился на подоконнике передохнуть. Когда нижний край алого солнца Тардоса коснулся глади моря, и в его закатных лучах на посыпанной гравием дорожке парка показались два силуэта – черноволосого Рейнхардта и светлой, как сами Звезды, Исгерд Ларссон.
Рейнхардт держал Ларссон под руку, мягко, но уверенно вёл её вперёд. Лицо Ларссон было равнодушным, и Ролану показалось, что новенькая мыслями находится где-то далеко.
На мгновение глаза её скользнули по глади залива и замерли, глядя в глаза Ролану сквозь стекло.
Ролану показалось, что по всему телу его пронеслась волна пламени. Взгляд держал крепко, как когти хищного зверя, так что если бы Ролан и хотел – не смог бы отвести глаз. Он не хотел.
Медленно два силуэта двигались мимо больничных корпусов, и взгляд постепенно сдвигался прочь, оставляя за собой нестерпимое чувство одиночества и тоски, пока оба – Рейнхардт и Ларссон – не исчезли за стволами ракит.
Глава 3
Только к концу недели Исгерд удалось вырваться из цепких лап Волфганга, чтобы оформить документы о поступлении – что само по себе грозило превратиться в немалое приключение.
Консул позволила ей закончить начальную школу на общих основаниях, но довольно быстро пришла к выводу, что аристократическая среда плохо сказывается на характере и интересах воспитанницы. Потому уже с двенадцати лет Исгерд перевели на домашнее обучение чуть более, чем полностью.
Добрую половину времени она тратила на сопровождение своей покровительницы в многочисленных командировках, а остаток уходил на занятия с домашними учителями – коих, впрочем, Консул выбирала, не щадя средств.
Теперь же её влиянию предстояло вступить в непростое сражение со знаменитой гесорийской бюрократией.
Формально всем давно уже было понятно, что слова Консула Хельги – сами по себе закон.
На деле воплотить в реальность хоть одно решение было предельно трудно, потому как большинство из них требовали троекратного утверждения в Сенате, последующего рассмотрения нижней палатой и закрепления печатями пяти великих родов.
Разумеется, речь не могла идти о том, чтобы проводить через Сенат вопрос о переводе в лётную академию одной отдельно взятой ученицы. Но оформить документально все предыдущие годы домашних занятий пришлось, и кое-что ещё предстояло досдавать.
Исгерд не сомневалась, что управляет малым звездолётом не хуже, а то и на порядок лучше, чем любой из учеников – однако именно лётное мастерство потребовали досдавать. Кроме того предстояла пара экзаменов по теоретической части: по древнему языку, который Исгерд всегда терпеть не могла, и по региональной истории Тардоса, которая по понятным причинам была ей ни к чему.
Результат посещения ректората Исгерд не расстроил и не удивил. Радоваться нужно было уже тому, что не придётся отправлять документы опять в столицу и что-либо по новой заверять.
Выбравшись наружу из этого холодного и негостеприимного здания, она завернула за угол и с облегчением вздохнула.
Однако уже в следующую секунду была вынуждена подтянуться опять.
– Леди Ларссон! – послышался насмешливый голос из-за спины.
Исгерд старательно натянула ледяную маску на лицо, небрежно уцепилась пальцем левой руки за ремень и только затем повернулась на звук.
– Виконт фон Крауз! Это вы?! – вежливая улыбка скользнула по её губам. – Как ваша нога?
– Честно говоря, всё ещё болит.
Фон Крауз приближался к ней, картинно прихрамывая, хотя в остальном имел такой цветущий вид, что Исгерд сильно сомневалась в правдивости его слов. По правую руку от него держался ещё один курсант с серебряным галуном на груди. Исгерд пока не слишком хорошо разбиралась в местной символике, но этот знак опознала: «Командорский факультет».
По большей части в Академию на Тардосе поступали не для того, чтобы затем отправиться служить во флот. Многие старые аристократы наподобие герцога фон Крауза были уверены, что строевая подготовка поможет их избалованным детям стать настоящими людьми. Другие молодые дворяне, напротив, сами стремились сюда – их влекла романтика древних войн. Ну, и возможность поводить скоростной звездолёт.
Первые, как правило, попадали в пехоту, за три года получали офицерское звание и затем отправлялись служить в Гвардию ещё на несколько лет. Этого контингента Исгерд насмотрелась в столице.
Вторые носили на отворотах агатовую звезду и изо всех сил старались попасть на факультет, где готовили пилотов малых кораблей – впрочем, в итоге, опять же как правило, тоже меняли звезду на золотые эполеты гвардейского корпуса. Такая звезда как раз красовалась у Ролана на груди.
Командорский факультет представлял собой на порядок более серьёзный выбор, потому что особой романтики в службе на больших кораблях нет. Такой крейсер или фрегат, в сущности – большая консервная банка, с мостика которой космос можно увидеть только через камеры внешнего наблюдения, а в каюте и вовсе окно заменяет гала-репродуктор, показывающий всё что угодно, кроме того, что на самом деле есть за стеной. Что именно двигает теми, кто выбирает этот путь, Исгерд не понимала. Если бы ей позволили выбирать, она сама выбрала бы малые корабли. Ей нравилось чувствовать мощный поток космического ветра под крылом, наблюдать, как прямо на неё несётся бесконечный простор космоса. Впрочем, выбор, в любом случае, был давно уже сделан за неё.
– Помните прошлый наш разговор? – спросил тем временем Ролан, тоже заметивший пристальный взгляд Исгерд, направленный на серебряный галун, но только больше разозлившийся из-за него.
– Смутно, – призналась Исгерд, которой всю последнюю неделю было не до того. Волфганг так старательно выполнял долг гостеприимства, что ей едва хватало времени подумать о себе.
– Вы просили меня забыть сложившийся между нами неловкий инцидент. Ну, и мы с вами пришли к выводу, что вы мне должны.
– Что?!
Исгерд вспомнила. До мелочей.
– Имейте совесть, Крауз, вы сами врезались в мой звездолёт! Я его до сих пор не починила, а мне нужно как можно скорее начать летать!
– Правда? Вы думаете, мой корвет в лучшем виде? У вас, по крайней мере, целы руки, ноги и голова!
– Если вы пришли меня обвинять, то нам не о чем говорить.
– Я пришёл вернуть долг.
– Какой ещё, Ветры вас раздери, долг?
– Я из-за вас почти неделю потерял. Так что вы мне её должны.
Исгерд стояла. Она молчала и тяжело дышала, то и дело сжимая и разжимая кулаки.
– Вы не втянете меня в свои игры, – твёрдо сказала она, – Волфганг предупреждал меня относительно вас. И я начинаю его понимать.
– Во-олфганг… – протянул Ролан, становясь с каждой секундой всё злей, – а может, вы заранее были с ним в сговоре? Я ведь слышал, как вы выкрикнули его имя, перед тем как потерял сознание. Может, вы вдвоём пытались меня убить?