Тогда король так и не понял, с кем заключил сделку. И что пообещал незнакомцам, тоже не узнал — пока не вернулся домой, и навстречу ему не вышла королева с новорожденной дочерью на руках…
- Прошло шестнадцать лет, - рассказывал король. - Я убедил себя, что это был лишь сон или бред раненого, а потом и вовсе об этом забыл. Вплоть до того страшного дня, когда они явились мне в зеркале и потребовали исполнения договора…
- Кто же они такие?
Боязливо оглянувшись, король ответил полушепотом:
- Король и королева Подземного мира. Повелители живых мертвецов. Они потребовали, чтобы я отдал свою дочь в жены их сыну. Чтобы после моей смерти все королевство досталось им.
Я уверил их, что принцесса еще слишком молода для брака, и с трудом умолил об отсрочке на три года. А сам разослал гонцов по всем окрестным землям и объявил, что вместе с рукой дочери отдам все королевство тому смельчаку, благородной или неблагородной крови, что станет ее мужем и избавит ее от страшного обета.
- Так значит, все-таки королевство целиком?
Король сделал вид, что не расслышал.
- Немало женихов сваталось к Эльзе. Двенадцать раз под этими сводами играли свадьбу. Но увы! – нечистая сила охраняет ложе моей дочери, и каждый мужчина, который пытается к ней приблизиться, теряет жизнь и душу. Все двенадцать женихов теперь являются мне и ей в кошмарных снах.
И этого мало. Ежедневно, ежечасно, тысячью способов Повелители мертвых напоминают принцессе и всем нам о своей власти над ней. В спальне у нее висит портрет ее чудовищного «жениха» - тщетны все попытки его убрать или уничтожить. Во что начала превращаться она сама после захода солнца — ты увидишь сам. И с каждым днем все хуже. Бедная жена моя сошла в могилу от ужаса и горя. Дворец наш обратился в склеп, королевство — в одно большое кладбище: все жители его стенают и оплакивают свою неизбежную горькую участь. А время утекает, как вода сквозь пальцы: подходит к концу уже третий год. Услышав о тебе, Эльза поверила, что такой великий пройдоха найдет способ обмануть и саму Смерть. Откровенно говоря, я в этом очень сомневаюсь. Но она верит в тебя. Она…
Он вдруг остановился, напряженно глядя куда-то Декстеру за спину. В высоком окне блеснул и погас последний луч солнца.
- Не подходи к ней и не заговаривай с ней после заката! - быстро проговорил король.
Декстер обернулся.
Перед ними стояла принцесса. Теперь на ней было облегающее серебристо-серое платье с высоким воротом, напоминающее чешую. На левой руке — длинная, до локтя, перчатка. Вуали не было. Лицо…
- Ты, кажется, хотел увидеть мое лицо? - проговорила она каким-то новым, гортанным голосом.
Правая его половина была лицом юной большеглазой девушки, очень хорошенькой и очень усталой. Левая — в серо-зеленых пятнах, с тусклым остановившимся глазом — лицом несвежей покойницы.
Пахнуло трупным смрадом, и Декстер ощутил, что съеденные рябчики просятся наружу.
«Какого черта?» - подумал он. Старик, который продал собственную дочь, а теперь сам же ее боится, был ему противен. Он встал, оттолкнув стул, и решительно двинулся к принцессе.
- Солнце мое, - начал он, - выглядишь ты просто шикарно, только над макияжем стоит поработать. Знаешь, я в свое время работал стилистом, кое-что в этом понимаю…
Протянув руку в перчатке, принцесса оттолкнула его легонько, кончиками пальцев. «Кажется, я проявил бестактность…» - успел подумать Декстер, отлетая в сторону и звучно врезаясь головой в стену.
Барон Портос объявил во всеуслышание, что сделает принцессу своей женой, хотя бы весь ад встал у него на пути — и, подхватив новобрачную в свои могучие лапищи, перенес ее через порог спальни.
Наутро его нашли на супружеском ложе с перегрызенным горлом, а также некоторыми иными повреждениями, о коих открытые источники из деликатности умалчивают. Принцесса пребывала в состоянии истерическом и пояснений не давала.
Принц Флорестан, встав перед портретом в принцессиной спальне, бросил ему перчатку и предложил сразиться за девушку в честном бою. Очевидно, у нечистой силы свои представления о дуэльном кодексе — не прошло и двух часов после захода солнца, как принц вывалился из запертого и зарешеченного окна.
Прославленный целитель Параскельс подошел к делу основательнее всех прочих. На подготовку он потратил почти год. Вконец извел короля и королеву (тогда еще живую), расспрашивая их о младенчестве и детских годах принцессы; с самой принцессой вел многочасовые беседы о ее внутреннем мире и поил какими-то отварами, мерзкими на вкус, но укрепляющими волю к жизни. К концу года Эльза сильно повеселела и даже начала выходить на солнце…
- Вот тут-то и надо было брать гонорар и смываться! - прищелкнул пальцами Декстер.
Он возлежал в шезлонге посреди королевского сада, обложившись с трех сторон тригонской прессой за последние два с половиной года. С четвертой стороны стояла на травке бутылка пива и лежал корешком вверх раскрытый на середине роман о табуретках. Сюжет был закручен лихо, но главный герой вызывал у своего прототипа смешанные чувства, казался чересчур суетливым и чересчур пафосным одновременно.
А Параскельса подвело профессиональное тщеславие. Он решил довести дело до конца и собственно… э-э… собственноручно избавить принцессу от комплекса, вызванного страхом перед пробуждающейся сексуальностью и принявшего форму навязчивой идеи о проклятии.
Конец был немного предсказуем. Теперь призрак медицинского светила пугает фрейлин и лакеев, внезапно сгущаясь в темных углах и интересуясь вкрадчивым баритоном, что они чувствуют по этому поводу.
Декстер в Тригонии наслаждался жизнью. На правах будущего принца он жил во дворце и пользовался у тестя неограниченным кредитом. Все местные развлечения были к его услугам. Простые тригонийцы видели в нем знаменитость и выстраивались в очередь за автографами; знатные господа при виде его зеленели и всем своим видом демонстрировали, что Принц мертвых в качестве правителя страны, пожалуй, не так уж плох — пусть упырь, зато аристократ и без судимостей. Декстера это немало забавляло.
Принцесса — в дневное время очень даже миленькая, хоть и не совсем в его вкусе — смотрела на него глазами олененка Бемби и млела. Право, даже жаль, что нельзя ее…
Пожалуй, это единственное, что омрачало его теперешнюю жизнь. Время идет — и рано или поздно принцессу все-таки придется спасать.
Еще один жених, благочестивый граф Маглуа, явился исполнять супружеский долг, вооружившись здоровенным крестом и баллоном святой воды. Когда его нашли, на мертвом лице его застыло бесконечное удивление; о том, куда был засунут крест, источники писали уклончиво.
Последний по счету претендент, пожалуй, подошел ближе всего к успеху. По крайней мере, он оставил что-то похожее на ключ. Вот только непонятно, что этот ключ открывал.
Этот сэр Галадрис был поэтом – и, судя по всему, отличался нетривиальными вкусами: Эльза в ночном, подпорченном варианте заинтриговала его куда больше, чем в дневном. Он принялся писать ей стихотворные комплименты в духе раннего Бодлера (образцы прилагались, но Декстер их не осилил); скоро молодые люди нашли общий язык и однажды вечерком, пошептавшись, уединились в принцессиной спальне.
Измученный неизвестностью папа-король всю ночь дежурил у двери, время от времени прикладывая к ней ухо. Однако из спальни не доносилось ни звука.
Только после рассвета послышался какой-то шорох, а затем – звучный удар, словно на пол упало что-то тяжелое.
Не ожидая ничего хорошего, король вбежал без стука. Принцесса, уже в человеческом виде, спала в своей девичьей постельке крепким сном – и, как всегда в последние месяцы, ничего не помнила о том, что происходило ночью.
Молодой декадент висел на люстре, а рядом с опрокинутым туалетным столиком, над которым болтались его ноги, лежала записка, торопливо нацарапанная на клочке бумаги и тоже ничего не проясняющая:
«Каждое зеркало – дверь.
Еще два места, одно для меня.
Никого не винить, я сам».
***
Сумерки давно погасли, уступив место ночной мгле. Эльза неподвижно застыла перед портретом, освещенным, словно икона, двумя свечами; на изуродованном лице ее плясали блики пламени.
Днем она не могла без ужаса поднять глаза на этот холст. Но дневной свет обманчив: в темные ночные часы к ней возвращалась способность видеть возлюбленного в его истинном облике. Воистину, он прекрасен – такой красоты не встретишь на земле. На него можно смотреть вечно: бледное лицо его с тонкими чертами словно светится изнутри, а глаза… какие у него глаза – даже на портрете! Огромные, синие, как морская гладь – и, как море, глубокие…
Если бы не этот портрет, как бы она выдержала мучительные часы разлуки?
Где-то в дальней дали послышался гулкий бой часов. Десять, одиннадцать, двенадцать. Тринадцать. Пора!
Эльза повернулась к зеркалу в человеческий рост. Отражение ее дрогнуло и расплылось; из глубины зеркала поднималась ей навстречу темная муть. Живая половина девичьего лица исказилась страхом – мертвая половина оскалилась в счастливой улыбке. Приподняв юбки пышного бального платья, заколдованная принцесса шагнула в зеркало.
И исчезла.
С минуту в комнате было тихо. Затем дрогнула тяжелая штора у окна.
- Двенадцать женихов сменилось, - возмущенно сказал Декстер, выходя из-за шторы. Он был в одних носках: новенькие желтые ботинки страшно скрипели и для работы не годились. – Без малого три года все вокруг нее хороводы водят. И ни один долбодятел не догадался проследить, чем она занимается по ночам!
С этими словами он бросил критический взгляд на освещенный свечами портрет Подземного Принца. С поблекшего старинного холста, глядя в пространство, улыбался неопределенно-благостной улыбкой белокурый юноша в пышном жабо. Серьезным противником юноша не выглядел. Вот только глаза… да, взгляд у него был странный и неприятный. Тухлый какой-то взгляд.
В зеркале по-прежнему ничего не отражалось, лишь колыхалось тусклое черное марево.
«Еще два места, одно для меня…» А еще одно, значит, пока пустует. Может, лучше было остаться на эшафоте?
- Ну что ж, - Декстер обвел взглядом пустую спальню. – Если не вернусь, прошу считать меня прекрасным принцем.
И нырнул следом за принцессой.
Бал был в разгаре. По аллее, усаженной золотыми и серебряными деревьями, один за другим подъезжали к замку Подземного короля экипажи, запряженные диковинными зверьми. Из ярко освещенных окон замка – по сравнению с ним дворец отца Эльзы напоминал неуютный сарай - лилась музыка, сновали туда-сюда лакеи в напудренных париках. Праздник был роскошным и грандиозным, как все празднества в стране живых мертвецов.
Под нежную мелодию невидимого оркестра кружились в вальсе пары. Воздух, прохладный и сладковатый, гудел от смеха и оживленного гула голосов. Не было здесь ни старых, ни некрасивых, ни неловких; все гости, хоть и разные на вид, были друг с другом схожи – и каждый поражал безупречной красотой. Стройные, гибкие, словно невесомые тела, плавные движения; лица бледные и чистые, светящиеся слабым звездным светом, губы алые или, напротив, совсем бескровные, зубы как жемчуг, глаза как драгоценные камни…
Одна красавица остановилась, томно обмахиваясь веером, у самого укрытия Декстера – и на несколько секунд он забыл обо всем на свете, только пялился на белоснежную грудь в глубоком вырезе и прикидывал, как бы завязать знакомство.
Но как-то резко утратил к ней интерес, заметив, что она не дышит.
В огромном, во всю стену, зеркале на дальней стене отражались статуи в рыцарских доспехах, и в их стальных руках – канделябры с недвижными белыми огоньками свечей: свечи эти горели всю ночь, не прогорая ни на волос. Бальная зала была полна гостей; зала в зеркале – ее двойник – практически пуста.
Принцесса была здесь; она танцевала с золотоволосым молодым человеком в черном бархатном колете. Рука ее в перчатке лежала у него на плече; она не сводила с него влюбленных глаз, а он склонился к самому ее лицу и, ласково улыбаясь, что-то говорил ей вполголоса.
В углу у столиков несколько мужчин и женщин постарше наблюдали за танцующими, потягивая из бокалов что-то серебристое и густое, как мед.
- Взгляни на них, дорогой! – проговорила Королева подземного мира, кладя руку мужу на плечо. – Что за прекрасная пара!
Взгляды их устремились к зеркалу, где посреди пустого зала самозабвенно кружилась в вальсе одинокая девичья фигурка, обвитая, словно пламенем, чем-то сверкающим и черным.
- Восхитительная девушка, - ответил Король; голос его звучал, как сладкая музыка. – И очень выгодная сделка. Скоро, совсем скоро…
И оба замерли, с одинаковыми сияющими улыбками на устах, глядя на Эльзу неподвижными голодными глазами.
У соседнего столика тоже шел разговор о сделке.
- …Представьте себе: несколько сот тысяч душ! Вот попируем!
- Да, и это еще не все: у Тригонии есть армия. Многочисленная, хорошо вооруженная и обученная, грозная для соседей. Лишь один недостаток – смертные солдаты, сами понимаете, отличаются некоторой уязвимостью… но это мы быстро исправим!
И снова смех, многоголосье шутливых реплик – и каждый голос как мелодия, которую хочется слушать вечно.
- Говорят, у тебя новый жених? – поинтересовался Принц, останавливаясь у столика, чтобы отпить из бокала с серебристым зельем. – И как же он думает тебя спасать?
Принцесса презрительно повела плечом.
- Этот бродяга? Да он думает только о том, как бы сладко поесть, мягко поспать, заморочить головы служанкам своими байками, а потом сбежать, прихватив с собой пару серебряных ложек. А Эльза от него без ума – смотреть противно!
В этот миг рядом раздался странный звук: что-то вроде негодующего фырканья, правда, довольно тихого. К счастью, влюбленные его не расслышали – и, тем более, не заметили, что донесся он из ближайшего рыцарского доспеха.
- Это он напрасно, - усмехнулся Принц. – Ты ему намекни, что мы его ждем. У нас за Столом Душ как раз осталось свободное место.
Но на этот раз Принцесса не засмеялась вместе с ним.
- Если бы ты знал, как я устала! – пожаловалась она. – Устала прятаться от солнца, устала от этого жалкого тела, от смертных, которые ходят вокруг меня на цыпочках и скорбно качают головами. От этой дурехи, которая только сидит взаперти со своими книгами, вздыхает, мечтает и всего на свете боится. Днем я заперта в ней, как узник в тюрьме – а она даже не подозревает о моем существовании!
- Любовь моя, - нежно проговорил Принц, обнимая и снова ведя ее в танце, - потерпи еще немного. Скоро, совсем скоро окончится это испытание. Мы с тобой соединимся – навеки.
- Навеки… - словно эхо, повторила она.
- Все сокровища нашего мира станут твоими. Вся мощь нашего мира – будет с тобой и для тебя. Никогда больше ты не узнаешь слабости или страха.
- Ни слабости, ни страха…
- Ты будешь прекрасна. Как сейчас. Нет, еще лучше. Тебя не коснутся ни болезни, ни старость. Ни печаль, ни скорбь, ни разочарование. Там, наверху, пролетят века и тысячелетия – а ты не изменишься. Бессмертие… вечная молодость… сила и красота…
- Сила и красота…
Лицо его, озаренное безжизненным светом, дрожало и плыло; рот странно искривился, огромные неподвижные глаза, сверкающие и холодные, как два сапфира, смотрели ей в лицо так, словно ее не видели.
- Ты станешь одной из нас.
Эльза порывисто прижалась к его груди. Живая половина ее лица застыла в гримасе ужаса и страдания.
- Одной из вас…
- Скоро… совсем скоро… А пока мы будем встречаться каждую ночь. Выпей, любовь моя – и завтра ты снова ко мне вернешься. Только, помни, не больше одной капли…
И он поднес к ее губам серебристый бокал.
Легкий ветерок, пахнущий сладко и странно, колебал ветви золотых и серебряных деревьев, и листья их издавали мелодичный перезвон. Сухо шуршали под ногами драгоценные камни – на земле каждый из них стоил бы целого состояния.
Устав от музыки и танцев, влюбленные скрылись в парке; теперь они медленно шли по аллее, ведущей к Столу Душ и фонтану Двух Источников.