- Я так и подумал, когда он шинковал наёмников Флавия.
- Да… Я тоже об этом думал. Меня готовили к убийству с того момента, когда я смог стоять на ногах. Философия пацифизма в моём воспитании органично переплеталась с убеждениями патриота. Жизнь для меня священна, но моя судьба – убивать. Я выродок военного времени, его неизбежное зло. Что бы я делал, если бы эдайн победили?
Он пожал плечами, не желая давать ответ на свой вопрос.
Вендер ещё плотнее прижал бок своего фризского к боку Немезиды и, не обращая внимание на слабое сопротивление, одной рукой обнял Авеля за талию.
- В тебе больше добра, чем в любом в моём городе.
Авель горько усмехнулся.
- Это уж точно. Глядя на вас, можно подумать, что вы рождаетесь с ножом в зубах, а при рождении вспарываете брюхо своей матери, чтобы выбраться наружу. Но я краем глаза, краем сознания успел увидеть другую жизнь. Людей, которые хотят видеть друг в друге братьев. Которые готовы отдать все, чтобы их близкие выжили. Которые не хотят войны и не умеют воевать, но бьются до последней капли крови, чтобы победил мир. Я убиваю ради тебя и твоих интересов, и после того, как я попал в плен, я не выбрал бы иной судьбы, кроме как быть твоим убийцей. Но иногда мне кажется, что есть какая-то другая жизнь. Её не может не быть, потому что не может смыслом жизни быть смерть.
Вендер отстранился. Ему внезапно стало холодно. Он хотел спросить: «Значит, ты предпочел бы быть с ними?» – но вовремя понял, что этот вопрос не приведёт ни к чему. Вместо этого он сказал:
- А ты не думаешь, что идеализируешь их? Не бывает жизни без конфликтов, споров, злобы и борьбы. Ресурсов всегда меньше, чем богачей, власти меньше, чем власть имущих. Можно сковать инстинкты, запрятать их на дно души, нацепить маску благодетели и обходительности – но нельзя инстинкты истребить. Всегда есть обиды и горькие воспоминания. А где есть обиды - будет и месть. Всегда есть несправедливость и зависть, а значит, всегда будут интриги и борьба. Мир, где наши желания едины с нашими возможностями – это смерть. И слава Предкам, потому что иначе мы превратились бы в растения. Взгляни на своего Учителя. Как прищурены его глаза. Как сжаты челюсти под белоснежной кожей. Готов поклясться, не будь здесь тебя, он уже вцепился бы мне в горло, твой человек, сражавшийся ради мира.
- И я не могу его винить, Вендер. Он жил, чтоб сохранить жизнь Савена. Вряд ли мы можем представить, что он чувствовал, когда Ларэ «погиб». Ты сам сказал - он шесть раз бросал крепости на штурм Помпеев.
- И люди - не энтари и не эдайн, простые люди, которым принадлежал этот город, - гибли сотнями и тысячами, чтобы удовлетворить его жажду мести.
- И эдайн гибли сотнями…
Авель замолчал.
- Это должно его оправдать? - спросил Вендер. – Разве тебе станет легче от того, что ты погибнешь ради моей мести?
Авель покачал головой.
- Нет. Наверное, в чём-то ты прав. Но каким бы ни был он, и каким бы ни был его намэ, они – всё, что осталось от нашего маленького мирка, где было место любви, – он повернул лицо к энтари и увидел горечь в уголках улыбнувшихся ему губ. - Прости меня, Вендер, я не хочу быть неблагодарным. И всё же решение я хотел бы принять сам.
- Благодарность… - улыбка Вендера стала ещё шире и ещё горче. - Спасибо и на том. Я не буду мешать, как и обещал. Вечереет. Двигайтесь по прямой, до берега Дуная. Я поохочусь и нагоню вас там.
Не ожидая ответа, он ударил шпорами коня, одновременно разворачивая его вправо, и растворился в закатной дымке.
***
Всё время, пока Рим находился в пределах видимости, Дайнэ боялся лишний раз вздохнуть. Когда же впереди заблестели кристальные воды великой реки, он замедлил ход коня лишь на секунду, явно намереваясь перейти её вброд.
- Нет смысла идти дальше, - окликнул его Авель из-за спины, – утром мы пройдём вдоль берега и найдём паромщика. Спускаться по реке быстрее и безопаснее, чем ехать верхом.
- Безопаснее оказаться подальше от Рима, - отрезал Дайнэ.
- Нас никто не преследует. Мы оба это знаем. К тому же Вендер приказал ждать здесь, – он сказал «приказал», рассчитывая напомнить Дайнэ, кто руководит экспедицией, но аран-тал сделал из его слов свои выводы.
- Ты смеешь выполнять приказы римского патриция, когда рядом с тобой твой намэ?
Щёки Авеля вспыхнули, но он стиснул зубы и собирался было ответить, когда его опередил тихий слабый голос:
- Хватит.
Оба воина перевели взгляд на Ларэ.
- Предложение Хайна разумно. К тому же я не могу больше ехать. Мы остановимся и переночуем здесь, остальное можем решить утром.
Ларэ кривил душой лишь самую малость. Держаться в седле было всё более невыносимо с каждой минутой, и он давно уже впивался изломанными ногтями в обескровленные ладони, чтобы не закричать.
Глядя на безвременно постаревшее лицо, Авель видел и понимал его состояние. Он подумал, что даже если бы Ларэ не был намэ, он не смог бы противиться этому слабому голосу.
- Вам помочь? – спросил он, заметив, что Ларэ неловко пытается соскользнуть с лошади, но Дайнэ уже был рядом, и Авель решил оставить их наедине. Он оглядел степь – Вендера нигде не было видно, но отправляться на поиски было глупо. Убийца спешился и принялся обустраивать лагерь.
***
Дайнэ заметил, каким лёгким стало тело намэ, но не подал виду.
Ларэ изменился и остался прежним одновременно. Когда аран-тал отворачивался и слышал голос намэ – это был голос того Ларэ, которого он запомнил, но когда он поворачивался и смотрел на его лицо – он не мог поверить, что перед ним тот человек, которого он любил. Кожа Ларэ стала тонкой и прозрачной, как высохший папирус, она плотно обтягивала широкие скулы, а на лбу, напротив, залегли глубокие морщины. Но самым страшным были глаза. Они оставались такими же огромными и голубыми, чуждыми этому высохшему лицу – и в то же время стали другими, будто внутри них горел светильник, а теперь потух.
- Как вы себя чувствуете? – спросил Дайнэ, усаживая почти неподвижного и лёгкого, как куклу, намэ, спиной к большому булыжнику.
- Спасибо, – бывший аран-тал видел, что Ларэ говорит через силу. - Лучше, чем вчера.
Дайнэ опустился на колени рядом с намэ и заглянул ему в глаза. Ему так много хотелось спросить и ещё больше рассказать… Но он не знал, с чего начать.
- Простите меня, - сказал он. - Я не уберёг вас.
Ларэ сухо рассмеялся. Потом лицо его стало серьёзным.
- Ты всё выполнил?
Дайнэ кивнул. «Но это не помогло», - хотел сказать он и промолчал. Стоило ли упрекать Ларэ в ошибках тридцатилетней давности?
- Скоро мы доберёмся до свободных эдайн, и вы снова станете нашим намэ, - сказал он, надеясь сменить тему.
Ларэ устало прикрыл глаза и откинул голову. Он покачал головой.
- Если бы вы знали, как я искал вас, - продолжил Дайнэ, не замечая этого слабого движения. - Я убил всех энтари, которые стояли на моём пути. Разорил столько замков, что уже не помню всех. Я боялся, что вы умерли… Так боялся, как не боялся ничего в жизни. И если б я мог, я пришёл бы раньше…
Ларэ снова покачал головой, на сей раз он открыл глаза и посмотрел на своего аран-тал:
- Я стал твоей болезнью, Дайнэ, тебе не стоило отдавать мне свою жизнь. Поверь, ты будешь разочарован.
Дайнэ непонимающе улыбнулся:
- Вы - наш намэ. Одно это стоило моей жизни. А кроме… Кроме того…
Он замолчал и отвернулся, пытаясь побороть ком, подступивший к горлу.
- Что я могу сделать для вас? – спросил он, когда совладал с собой. - У нас немного еды, но если вы хотите, я попробую найти дичь. У нас есть вино и хлеб.
Ларэ покачал головой.
- Чуть-чуть вина и хлеба, если можно. Дичи не надо, один из нас уже отправился её искать.
- Один из нас? – Дайнэ сверкнул глазами. - Выродок-энтари.
Ларэ покачал головой.
- Ты совсем не изменился. Эти люди помогают нам. Они заслуживают хотя бы капельки доверия.
- С чего вдруг? Возможно, он сейчас зовёт на помощь своих дружков энтари.
Ларэ вздохнул, в душе умиляясь упрямству своего спутника.
- Хайн был единственным, кто не лгал мне. К тому же, если бы они хотели, отдали бы нас Флавию той же ночью. Ты хороший воин, но неужели ты думаешь, что справился бы с полноправным патрицием? А с ним к тому же, - по лицу Ларэ пробежала тень, - аран-тал… Дайнэ, как это может быть? Он - катар-талах? Ты знаешь его?