Оставшись в одиночестве, Эйлерт огляделся по сторонам. Интерес к старинным томам после случившегося заметно ослаб.
Он всё же потянул с полки одну из книг и открыл наугад, но ничего прочитать не успел.
— Увлекаетесь историей магического века? — прозвенел высокий мужской голос у него за спиной.
— Скорее, историей возникновения Серой Стражи, — сказал Эйлерт и неторопливо обернулся.
Молодому человеку, стоявшему перед ним, вряд ли было больше семнадцати лет, но он имел несвойственный для этого возраста пристальный взгляд. Аккуратно уложенные длинные светлые волосы и голубые глаза без единой бурой искорки выдавали в нём представителя правящей ветви, но Эйлерт знал, что помимо Ролана в неё входит всего один человек.
— Ирвин фон Крауз, — молодой человек щёлкнул каблуками и отвесил неглубокий поклон. Затем протянул руку, которую Эйлерт нехотя пожал — каких бы то ни было прикосновений он не любил.
— Эйлерт Коскинен, — сказал он и так же неглубоко поклонился в ответ.
— Много слышал о вас, — с искренним почтением в голосе произнёс Ирвин, — и, безусловно, рад встретить вас здесь.
Эйлерту не нравился этот молодой человек. И он отлично понимал почему. В каждом слове Ирвина сквозил расчет, и хотя Эйлерт тоже всегда думал наперёд, он сильно подозревал, что в целях им с молодым Краузом не сойтись.
Ирвин хотел завязать светский разговор — у Эйлерта не было особых сомнений в том, что тот хотел расположить его, а через него и Консула, к себе. Но продолжить не успел, потому что Ролан появился из-за двери кабинета герцога — мрачный как туча.
— Идём, — сказал он. Потом взгляд его упал на брата. От глаз Эйлерта не укрылось, как оба стиснули зубы, но он не спешил что-либо говорить. — Я покажу тебе парк, — закончил Ролан и взял Эйлерта за локоть.
Тот не спешил сопротивляться, решив, что эта показная фамильярность неспроста. И только когда, выполняя своё обещание, Ролан вывел его на воздух, и они сделали несколько десятков шагов по аллее, убегающей к цветочному лабиринту, спросил:
— Есть люди, с которыми ты ладишь, Ролан фон Крауз?
— Ты и Брант, — сухо сказал Ролан.
Эйлерт поперхнулся следующим саркастическим замечанием, обнаружив, что Ролан так легко ввёл его в круг своих друзей.
— А ты не слишком спешишь? — спросил он, осторожно высвобождая руку и поворачиваясь к Ролану лицом.
Тот оставался всё так же мрачен, но, спокойно посмотрев ему в глаза, сказал:
— Я вижу, что мы смогли бы понять друг друга, Эйлерт. Нет смысла играть в игры, это не любим ни ты, ни я.
Эйлерт молчал. Ролан оказался неожиданно прав в отношении него. Но Эйлерт понятия не имел, откуда тот мог так хорошо его узнать.
— Если я доверяю людям, — продолжил тот, — я доверяю им от и до. Я не жду, когда они разочаруют меня, чтобы затем обвинить в своём разочаровании. И мне не нужно время, чтобы решиться сказать человеку, что я думаю о нём.
— Не уверен, что в этом мы с тобой похожи, — осторожно сказал Эйлерт и сам взял Ролана под локоть, чтобы повести его вперёд.
— Я знаю, ты так же не боишься говорить правду, как и я.
— Я ничего не жду от людей, Ролан. Нужно быть готовым к тому, что тебя предадут. Тогда боль будет не так сильна.
Ролан промолчал, и тогда Эйлерт сам задал следующий вопрос:
— И что ты думаешь обо мне? — он снова повернулся к Ролану лицом и поймал на себе его взгляд — внимательный, проникающий, казалось, под самую кожу, обжигающий до костей.
— Я думаю, что ты удивительно красив.
— Это не новость, — Эйлерт звонко рассмеялся, хотя никакой радости и не испытал, и опять посмотрел на аллею, убегающую вперёд. — Иногда мне кажется, что только это люди и думают обо мне, — кривая улыбка осталась на его губах. Он сделал ещё один шаг вперед, но Ролан остановился, рывком разворачивая его к себе.
— Я думаю, что ты настоящий, — сказал он, всё тем же обжигающим взглядом глядя Эйлерту в глаза, — что если случится беда — тебе можно будет доверять. В отличие от Ирвина… или кого-то ещё.
— Волфганга, например?
— Нет, — помешкав, сказал Ролан, — я думаю, Волфганг тоже не подведёт. Но у меня есть причины ненавидеть его. Как моя мать ненавидела его отца.
Он замолк на какое-то время, а затем продолжил уже другим тоном:
— Давай не будем об этом. Я правда хочу показать тебе места, где я рос.
Остаток прогулки почти целиком прошёл в молчании.
Ролан смотрел на Эйлерта, идущего с ним плечом к плечу. Рука юноши была тёплой, в отличие от его глаз.
Ролан смотрел на него и думал о том, как хорошо и правильно было бы, если бы Эйлерт стал его женихом. Ролан был романтиком, он верил, что любовь и брак — это одно.
Но чем дольше он смотрел на белые волосы, разметавшиеся по тонким плечам спутника, тем чаще мысли его возвращались к разговору, который состоялся между ним и дедом только что.
— Я понимаю, что ты ожидал другого, — говорил герцог и прятал взгляд. Самому Ролану становилось невыносимо стыдно от мысли, что дед, который казался ему нерушимым, как вершины гор, прячет от него глаза. — Я бы и сам хотел, чтобы ты жил своей жизнью, Ролан, жил так, как хотел.
— А если я не соглашусь? — спросил Ролан тогда.
— Тогда я возложу эту ношу на Ирвина… Я хочу, чтобы ты понял, Ролан, — дед наконец в упор посмотрел на него, — я предлагаю тебе это не потому, что не люблю тебя. Напротив. Я хочу, чтобы именно ты возглавил дом. Но без союза с Мелбергами тебе будет нечего возглавлять. Сейчас ничего не значат боевые заслуги и древняя честь. Настало время мира, и Гесорией правят деньги, а не флот. У Мелбергов они есть.
Ролан долго молчал.
— Я могу хотя бы взглянуть на неё…или него?
— Она, — герцог едва заметно оживился и тут же смутился собственного облегчения, — она очень красива, Ролан. Многие в Гесории мечтают о ней.
— Да, — Ролан отвернулся от него и посмотрел в окно, — столько красоты кругом, что порой тошно от неё.
Наступила тишина. Ролан не хотел отвечать, а герцог не хотел требовать ответ.
Ролан так и ушёл, ничего не сказав. Сейчас ему как никогда нужен был совет. Он хотел было спросить Эйлерта — что бы сделал тот? Но Ролан знал и так.
Комментарий к Глава 9
Таки обложечка:
https://drive.google.com/file/d/1NwVbwcHpI2aUUAVmxtjJ_vc38F-H8TI1/view?usp=sharing
========== Глава 10. ==========
Герцог Герард фон Крауз стоял у окна своего кабинета и с грустью смотрел на двоих молодых людей, удалявшихся по дороге прочь.
Он любил своего внука, Ролана фон Крауза, так же сильно, как когда-то любил его мать, Камиллу фон Крауз — больше всех богатств Гесории.
Камилла сделала свой выбор, хотя видят звёзды, реши она иначе, Герард не стал бы ей мешать. Но Камилла никогда не желала поблажек для себя. Она жила ради Аркана и ради своей семьи. Она не могла полюбить того, кто был их врагом.
Звёзды не были благосклонны к ней. Хотя Герард отказался от титула, передав его ей, Камилла не провела на посту главы сектора и десяти лет. Кое-кто поговаривал — и Герард склонен был согласиться с ними — что виной тому стал её супруг. Он надеялся, что от не в меру влиятельной жены настоящая власть в Аркане перейдёт к нему.
Герард и в мыслях не мог бы такого допустить, даже не будь его подозрения о причине смерти Камиллы так сильны. Как только Звёзды приняли её прах, Луис Дюран был отлучён от семьи и больше не посещал дом Краузов никогда.
Но здесь, в герцогском поместье Звёздная Пыль, остался его сын. И чем старше становился Ирвин, тем больше Герард узнавал в нём отца. Как ни старался он полюбить младшего внука так же, как любил старшего, воспоминания о смерти Камиллы всплывали в его памяти всякий раз, когда Герард смотрел на него.
Были и другие причины, по которым он не мог доверять Ирвину. Возраст Герарда этой осенью перевалил за двенадцатый десяток лет, и он слишком хорошо знал, как много решает кровь.
Род Луиса тоже был достаточно знатен и богат. И Ирвин, получивший бразды правления системами Аркана, всегда помнил бы о том, что в нём течёт не только кровь Краузов — но и кровь Дюранов.
Пристрастия Герарда были очевидны и просты и до последних дней он надеялся, что его личным симпатиям и его долгу главы семьи не придётся разойтись.
До последних дней — пока Консул Хейдрик не вошёл в его дом и не предъявил ультиматум, который назвал красивым словом «союз».
Хейдрик требовал, чтобы Герард написал завещание на имя Ирвина, и даже объяснял почему — Ролан слишком импульсивен, слишком «склонен к деструкции» по его же собственным словам.
Герарда, разумеется, мало убеждал этот аргумент. Куда существенней был другой — Консул обещал лишить Краузов патентов на разработку шахт в пограничных землях между Логосом и Арканом, которые Герард получил из его же собственных рук после войны.
О честности говорить не было смысла — Герард был знаком с Хейдриком больше восьми десятков лет и отлично знал, что тот представляет из себя. Какие бы благие намерения ни вели его, Хейдрик не был представителем ни одного из знатных домов и о чести не знал ничего.
Впрочем, идти на поводу у его требований Герард не собирался. Да, в руках Хейдрика была возможность не только лишить большей части доходов его семью, но и передать их в руки проклятых Рейнхардтов. Но у Герарда тоже оставались тузы в рукаве.
Как ни хотел он дать Ролану возможность самому строить свою жизнь, благополучие семьи было важней.
«Особенно, если он собирается выбрать юношу, — думал Герард, глядя, как двое удаляются по аллее прочь, — ему всё равно нужно продолжать род».
Эйлерт шёл рядом с Роланом, стараясь попадать в ногу, и невольно удивлялся тому, как отличается эта прогулка от той, самой первой прогулки с Волфгангом.
Этот парк был ему таким же чужим, и Ролан не спешил посвящать его во все тайны внутренних отношений дома фон Крауз. О своём детстве он рассказывал скупо, выбирая лишь те моменты, которые запомнились ему с лучшей стороны.
И всё же в любом из рассказов Эйлерту чудилось биение жизни — настоящей, пропитанной свежим воздухом соснового парка, которой не доводилось испытывать ему самому.
— Здесь мы с Брантом встретились первый раз, — сказал он, указывая на узкую полосу побережья, покрытую чёрным вулканическим песком. — Его отец приезжал к… — Ролан запнулся, но Эйлерт не стал выпытывать у него недосказанные слова.
— А почему это место называется Звёздная Пыль? — вместо этого спросил он.
— О! — Ролан ощутимо обрадовался, и не только возможности избежать неловкости: — Посмотри вон туда, — он потянул Эйлерта за руку и ткнул пальцем на склон горы, но Эйлерт не разглядел ничего, кроме камней. — Это потому, что солнце уже движется к закату, — сказал Ролан, правильно разгадав его молчание, — на рассвете скалы отсвечивают, отражая свет Южной звезды. Это не просто так. Как пишут в старинных книгах, первый корабль, открывший космическую эру, возвращаясь с Астеры приземлился именно там. Вернее… приземлился — не очень правильное выражение, но никто не погиб. В трюмах его находился груз из новых миров. Я не знаю какой. Но он рассыпался, и с тех пор скалы блестят. А на месте нашего поместья тогда уже стоял замок… Его стены почти разрушились теперь. Но тогда какой-то заезжий менестрель, заглянувший сюда, посмотрел на скалы и назвал его «Звёздная пыль». Этому имени уже почти тысяча лет, и мы бережно храним его, как память о тех временах.