«Крыло можно попытаться выправить. Хотя… проще, конечно, снять и заехать им этому наследничку по башке. Ещё разок. Высокие Звёзды, да кто же придумал отправить меня сюда?»
Всех, у кого от рождения была приписка «сэр» и больше двух миллиардов содержания в год, Эйлерт не любил. Сам толком не знал почему. Не то чтобы консул отказывал ему в чём-нибудь… Просто… Он всегда знал, что должен будет платить. А у них всё это было просто так.
И вот итог. Вместо того, чтобы заниматься делом, ну, или хотя бы готовиться к тому, чтобы заняться им когда-нибудь — впустую жгут фотон, которого не хватает в горнодобывающих комплексах так, что разработки в астероидных поясах по полгода стоят.
И ладно бы тупой наследничек был один — хотя Эйлерт подозревал, что один только Вольфганг — это уже в два раза больше, чем он мог бы перенести. Но два! Два — это, определённо, перебор.
«Придётся ещё и навигацию менять. Звёзды… Это опять целый месяц ждать… „Эран-кан“ раньше не сделают на заказ…»
Выйдя из корпуса администрации, он прошел по дорожке, усыпанной гравием, между двух кипарисовых стен. На мгновение Эйлерт прикрыл глаза, вдыхая аромат расплавленной на солнце смолы - растекаясь по лёгким, он немного успокаивал, и когда тьютор открыл перед гостем дверь лазарета, Эйлерт уже почти контролировал себя.
Он поздоровался с врачом и, скрывая вновь подступившее к горлу раздражение, поинтересовался, где можно найти фон Крауза-младшего.
Молоденькая медсестричка с подозрением оглядела его со всех сторон.
— Может, уже оставили бы его в покое, а? У человека череп повреждён.
Эйлерт не испытал и тени стыда — напротив, с трудом удержался от того, чтобы сказать: «Он сам виноват».
— А что, к нему уже приходили? — вместо этого спросил он.
— Да с самого утра. Сначала Брант Макалистер кучу гаджетов принес. Это я ещё могу понять — хотя, вообще-то, в его состоянии нельзя долго смотреть в монитор. Потом притащился ещё один, Юки Симидзу, всё просил никому о его визите не говорить. Оставил фрукты и букет цветов. Часа не прошло, как явился чёр… наш драгоценный господин Рейнхардт, я имела в виду. Этого вообще нельзя было пускать — пациент после него сам не свой, разве что не прыгает до потолка на сломанной ноге. И вот ещё вы. Вы, простите, вообще кто?
— Эйлерт Коскинен, — представился Эйлерт машинально и тут же услышал тихое: «Ой».
— Прошу… эм… прощения… сэр.
— Ничего. Я его надолго не задержу. И без того хватает дел.
Высокомерная рожа Рейнхардта против воли всплыла у него в голове. «Интересно, нас ещё и поселят вдвоём?» — подумал он.
— Прошу, — медсестра сделала красивый жест рукой, видимо пытаясь запоздало продемонстрировать, что всё-таки знает этикет.
Эйлерт проследовал в указанном направлении и, приоткрыв дверь, вошёл.
В палате пострадавшего было так же просторно и светло, как и везде здесь. Нога, подвешенная на растяжках, заслоняла больного почти целиком, так что Эйлерту пришлось шагнуть в сторону, чтобы разглядеть лицо — бледное после операции, наполовину скрытое бинтами, из-под которых виднелось лишь несколько прядей чёрных отросших волос.
— Брант, я не считаю, что проиграл! — сообщил он раньше, чем увидел того, кто вошёл.
Затем взгляд его сфокусировался на лице Эйлерта, и он замолк.
— Да, — согласился Эйлерт, — определённо, это была победа. Над моим несчастным кораблём, который теперь месяц не сможет взлететь.
Если в первое мгновение Крауз и хотел сказать что-то вежливое, то желание это быстро прошло.
— Потому что надо быть идиотом, чтобы открывать гиперворот в двух арнах от астероидного поля! — выпалил вместо этого он.
— Да ладно! Гробить машины на детских гонках точно намного умней.
— Ты вообще не знаешь, что произошло, какого чёрта не в своё дело влез?
— Я влез… — Эйлерт задохнулся от ярости. Покраснел. Побелел. Стиснул кулаки и только потом холодно и ровно произнёс: — Я пришёл принести вам извинения, сэр Крауз. Мне хотелось бы, чтобы мы забыли про этот инцидент.
— Во-от как… — протянул больной, откидывая на подушки черноволосую голову и с насмешкой глядя на него. — А что вы готовы сделать, чтобы я вас простил?
На мгновение Эйлерт ещё сильнее стиснул кулаки, силясь преодолеть желание врезать ему.
— Сэр Крауз, — сказал он очень тихо и настолько мягко, насколько мог, — если вы будете злоупотреблять моей доброй волей, надолго ее может и не хватить.
— Я просто задал вопрос.
— Например, я готов не говорить консулу, что вы пытались меня убить.
В глазах пациента промелькнула тень растерянности — но лишь на миг. Картинка, которую он видел наяву, стремительно складывалась с кадрами из новостей, на которых он не раз видел стоявшего перед ним юношу у консула за плечом.
— Вот ты кто такой, — протянул он. Растерянность в его глазах сменилась на интерес.
Эйлерт молчал, ещё не зная, чего теперь ждать. Не похоже было, что у наследничка достаточно мозгов, чтобы перестать затевать конфликт.
«Вот поэтому я не люблю иметь дела с теми, кому девятнадцать лет», — подумал он.
А Крауз смотрел на него, и улыбка постепенно расцветала у него на губах. Ещё в то мгновение, когда воспитанник консула только лишь показался в дверях, он отметил про себя выражение его колких, как заледеневшая гладь зимнего озера, глаз. Его волосы, небрежно падавшие на плечи, отливавшие белым золотом в солнечных лучах. Сказать, что Эйлерт был красив, значило не сказать ничего. Впрочем, красив был каждый из них. Каждый представлял собой результат селекции многих поколений — Рейнхардт, Макалистер и, до определённой степени, даже он сам.
Красоты было так много, что она начинала раздражать — потому, возможно, и Эйлерт его раздражал.
— Я не снимаю свой вопрос, — произнёс наконец он, — но пока что готов вас извинить. Вы не могли бы оставить меня? Я тут… болею… как никак… из-за вас.
Эйлерт мгновение смотрел на него, видимо, пытаясь заморозить льдом своих глаз, а затем фыркнул и, громко хлопнув дверью, вышел прочь.
========== Глава 2 ==========
Два с половиной дня к Ролану не заходил никто — или никого попросту не пускала медсестра. Он не знал.
Оставалось радоваться тому, что Брант, по крайней мере, успел передать ему коммуникатор, планшет, визор и ещё парочку полезных вещей. При появлении медсестры всё это приходилось прятать под одеяло, потому что она каждый раз грозилась их отобрать. И всё же большую часть времени Ролан провёл, разглядывая в сети фотографии новых моделей кораблей — его впечатлил белоснежный «Буран», переехавший его пополам подобно колесу судьбы. Однако ничего похожего найти не удалось.
«Несерийная модель, — думал он с тоской, — мне бы такой… Рейнхардт лизал бы мне дюзы… да».
На третий день наконец Брант прорвался к нему и сам.
К тому времени Ролан уже основательно изнывал от тоски — в основном по недоступным ему скоростным кораблям — и то и дело поглядывал в окно.
Не меньше корабля заинтересовал его и тот, кто прилетел на нём.
«Эйлерт Коскинен», — повторял он про себя.
Об Эйлерте толком не знал никто и ничего. Говорили, что его подбросили в дом Консула вместе с братом, когда обоим едва исполнился год. Говорили, что Консул очень любит его. Говорили, что обдумывает для него династический брак — хотя сам Эйлерт к числу аристократии и не принадлежал. «Не может не принадлежать», — думал Ролан, вспоминая безупречно правильные, как у искусной статуи, черты лица. Впрочем, не походил Эйлерт и на наследника одного из высоких родов — каждая семья тщательно прослеживала, чтобы в детях проявлялся определённый типаж. Рейнхардты все были черноволосы и белокожи, как на подбор. Макалистеры хранили на себе печать огня. А самому Краузу, мягко говоря, не повезло — семья его старательно культивировала голубоглазый арийский типаж, в то время как он оказался альбиносом наоборот — чёрные волосы, синевато-серые глаза. Разумеется, лучший повод для сплетен трудно отыскать. Разумеется, Рейнхардт не мог удержаться, чтобы на этом не сыграть. Разумеется, объяснять ему что-то на языке слов Ролан не стал. В конце концов Краузы так себя не ведут! И подобно предкам, сражавшимся на стороне Гесории в войнах за Предел, Ролан решил доказать свою правоту делом.
— Был бы фотон — я бы не проиграл, — пробормотал в который раз он, не заметив, как открылась дверь, и на пороге показался его друг.
— Был бы фотон, — сказал Брант, усаживаясь в кресло у окна, — ты бы въехал в этот лансер на полном ускорении, и от твоей головы не осталось бы вообще ничего.
— Привет, — согласился Ролан зло. — Ты, стало быть, с ним заодно?
— Нет, просто реалист.
— Ты оправдываешь то, что проиграл в карты мой фотон, вот и всё.
— Для друзей нельзя жалеть ничего! — Брант воздел палец к небу в подтверждение своих слов.
Ролан промолчал, не желая вступать в бесполезный спор. Вздохнул.
— Что-нибудь новое произошло? — спросил он.
— Да, в общем-то, ничего. Расследование замяли. Рейнхардт ещё двое суток проведёт на губе. Тебе, наверное, засчитают те дни, что ты торчишь здесь — хотя точно не могу сказать.
— А что насчёт Коскинена?
— А, — Брант самодовольно улыбнулся, — уже видел его? Хорош?!
— Не по тебе, — с неожиданной для себя самого злостью отрезал Ролан.
— Ещё бы, — улыбка на губах Макалистера стала только шире, — он приехал к Рейнхардту. Коскинена уже подселили к нему в блок. Вся Академия гудит.
Ролан не успел дослушать до конца, когда обнаружил, что пытается сесть, но растяжки ему не дают.
— К Рейнхардту?! — процедил он. — Это ещё почему?
Брант пожал плечами и откинулся назад.
— Ну, говорят, Консул хочет заключить с Рейнхардтами союз.
Глаза Ролана недобро блеснули.
— Как это понимать? Разве фон Крауз не были опорой сената на протяжении сотен веков?
— Вопрос не ко мне, — Брант развёл руками и покачал головой.
— Это предательство, — твёрдо сказал Ролан.
— Потому что Коскинен приехал не к тебе?
— Да. То есть нет. Дело не во мне!
Окончательно запутавшись в том, что именно настолько бесит его, Ролан умолк.
Брант посидел ещё немножко и пошёл к себе. А Ролан всё думал о том, как лучи солнца играли на платиновых ниточках волос Коскинена. «Идиот», — в конце концов решил он и уткнулся в планшет.
Комната, выделенная Эйлерту, выходила окнами на залив — и на изгиб стены, в котором виднелось ещё одно окно, так что казалось, потянись рукой — и достанешь стекло.
Далеко внизу мерцали и искрились лазурные волны, успокаивая глаз и лёгким шорохом лаская слух. И если бы не чёртово окно, Эйлерт мог бы поверить, что всё будет хорошо.