— Какой ещё, Ветры вас раздери, долг?
— Я из-за вас почти неделю потерял. Так что вы мне её должны.
Эйлерт стоял. Он молчал и тяжело дышал, то и дело сжимая и разжимая кулаки.
— Вы не втянете меня в свои игры, — твёрдо сказал он, — Волфганг предупреждал меня относительно вас. И я начинаю его понимать.
— Во-олфганг… — протянул Ролан, становясь с каждой секундой всё злей, — а может, вы заранее были в сговоре с ним? Я ведь слышал, как вы выкрикнули его имя, перед тем как потерял сознание. Может, вы вдвоём пытались меня убить?
Эйлерт открыл рот и снова закрыл. Очень хотелось Крауза послать. Так далеко, как только тот мог бы улететь.
— Что вам от меня надо? — процедил он.
— Время, я же уже сказал. Верните мне потраченные семь дней.
Эйлерт не успел подобрать достойный ответ, потому что во внутреннем кармане кителя запульсировал ком.
Эйлерт поднёс палец к мочке уха и активировал чип.
— Да, — сказал он несколько резче, чем хотел.
— Эйлерт?
— Да, ты же мне звонишь, — услышав голос Консула, он успокоился, но лишь чуть-чуть.
— Нужно поговорить.
Эйлерт бросил напряжённый взгляд на Ролана, который продолжал чего-то ждать от него.
— Закончим как-нибудь потом! — бросил он и поспешил прочь.
Ролан скрестил руки на груди и привалился к стене плечом.
— Не слишком ты его? — поинтересовался Брант.
— Не надо было про Волфганга говорить.
— Видел, как они разговаривали? — уточнил Волфганг Рейнхардт, наблюдая, как Юки Симидзу неторопливо разливает по маленьким фарфоровым чашечкам, каждую из которых украшал голубой цветок, горячий чай.
Юки умел управляться с этим напитком куда лучше его. Но, кроме того, Юки знал, что зависит от Рейнхардта, и потому во многом предпочитал уступать.
Управлять им было легко — куда легче, чем Краузом, возомнившем о себе невесть что. Но, похоже, не сложнее, чем подручным Консула, вознамерившимся обыграть его.
— Я так сказал, — подтвердил Юки. К Волфгангу он особой симпатии не питал — и не видел смысла этого скрывать.
— Мне не нравится, что мой… хм… как бы его назвать… одним словом, что он интересуется кем-то, кроме меня.
Юки не сомневался, что услышит подобные слова. Волфганг был предсказуем, как ладья на шахматной доске, которая движется только по прямой.
— Возможно, следует… — Юки замолк, поймав напряжённый взгляд.
— Поговори с Краузом. Расскажи ему о Коскинене то, что успел узнать я.
Юки поставил чайник на стол и, сложив руки перед собой, изобразил лёгкий поклон.
— Я могу идти? — спросил он.
— Да. Потом расскажешь, как всё прошло.
Как и следовало ожидать, ничего интересного Консул не сказал. Но он не любил ждать, а Эйлерт не видел смысла его к этому принуждать.
Теперь, когда тот получил ежедневный отчёт — Консул звонил ему каждый день, а иногда два раза, и спрашивал что и как — мысли Эйлерта, так и не успевшего добраться до своего блока, снова вернулись к недавней встрече с Роланом. Сказать, что Ролан его взбесил, значило бы ничего не сказать. Этот человек вёл себя так нагло, что у Эйлерта не хватало слов. А он не любил, когда ему не хватает слов.
Только теперь он понял, что так и не дал ему толком отказ. Впрочем, и не выяснил, чего именно Ролан от него ожидал.
Любопытство и злость смешались в его сознании в гремучий коктейль и, не дойдя до жилых корпусов, он резко развернулся на каблуках.
Миновав лабиринт аллей, к которым он начал уже привыкать, Эйлерт снова вышел туда, где проходил их последний разговор.
Разумеется, Ролан уже исчез.
Эйлерт прикрыл глаза и повёл в воздухе рукой, вызывая к жизни ионовый след, оставленный фигурами двух учеников. Теперь он довольно отчётливо видел, как парочка свернула в одну из аллей и двинулась по ней.
Эйлерт направился следом, время от времени замедляя ход и обновляя эффект, пока не оказался в сотне шагов от столовой — видневшейся за деревьями вдалеке.
Он замер, раздумывая, подойти или нет. Ролан стоял перед зданием, но снова был не один — к тому же теперь с ним рядом стоял абсолютно незнакомый Эйлерту кадет.
Эйлерт переместился немного в сторону, так чтобы тень от кустарника не заслоняла его лицо, и увидел раскосые глаза выходца из Нефритовых миров.
Сам этот факт ни о чём ему не говорил. И потому, достав ком, он осторожно сделал несколько фото, чтобы потом на досуге разобраться — кто это такой.
Тем временем раскосоглазый коснулся плеча Ролана — слишком уж фамильярно, если бы кто-нибудь Эйлерта спросил.
От взгляда Коскинена не укрылось и то, как мягко и будто бы невзначай сползла по руке Ролана его рука. Казалось, незнакомец боится коснуться собеседника — и в то же время хочет этого так, что использует малейший повод.
Наконец, они закончили разговор. Раскосоглазый взял Ролана под руку и потянул в сторону входа в обеденный зал — но тот вывернулся из его рук и, сердито разбрасывая щебёнку больной ногой, решительно двинулся прочь.
«Нифига у него не болит!» — Эйлерт со злостью ударил по стволу дерева кулаком и тут же об этом пожалел.
========== Глава 4 ==========
По мере того, как один день сменял другой, Эйлерт постепенно привыкал к тому, что Волфганг постоянно находится рядом с ним. Но сколько бы они ни общались, для Эйлерта Волфганг оставался загадкой.
Он не рассказывал о себе, при первой возможности стараясь перевести разговор на историю, искусство или любую другую тему, в которой невозможно было опознать его самого.
Эйлерт пытался использовать эти небольшие возможности для того, чтобы разузнать хоть что-нибудь о его интересах, но Волфганг оставался закрыт для него.
Он никогда не говорил напрямую о том, что знает, зачем Эйлерт приехал сюда. Но Эйлерта не оставляло странное чувство, что тот видит его насквозь.
Иногда он наблюдал за Волфгангом через окно, или когда тот устраивался у камина в комнате отдыха на первом этаже. Большую часть времени Волфганг читал — но книгу всегда прятал в кожаный футляр, а при приближении любого из студентов — даже Эйлерта — закрывал.
Он часто и подолгу стоял на веранде их корпуса, рассчитанного всего на пятерых кадетов, один и смотрел вдаль. Особенно он любил стоять так, когда солнце закатывалось за горизонт, и синеву неба озаряло слабое мерцание первых звёзд.
— О чём вы думаете? — спросил Эйлерт как-то, застав его в одиночестве в такой час. Волфганг вздрогнул, и ледяная маска мгновенно укрыла его лицо. — О вас, — обворожительно улыбнувшись, сказал он и повернулся к Эйлерту.
«Враньё», — подумал тот. У него пропало всякое желание продолжать разговор.
— Простите, что помешал, — поспешил откланяться он.
На следующее утро, когда Эйлерт вышел привести себя в порядок — душ в корпусе был один на всех, к чему он привыкал с трудом, потому как видеть по утрам посторонних не любил — Эйлерт столкнулся с Волфгангом в дверях.
— Мне показалось, что вчера мы поговорили не слишком удачно, — сказал тот.
— Даже не знаю, с чего бы вы могли так решить, — ответил Эйлерт и попытался протиснуться в душевую мимо него.
— Я хочу исправить ошибку. Нам с вами нужно лучше друг друга понять, — продолжил Волфганг.
Эйлерт поднял бровь.
— Ну, хорошо, — признал он, — нам в самом деле не стоит ссориться. Что вы хотите мне предложить?
— Ничего особенного. Спускайтесь к завтраку на веранду. Там и поговорим.
Эйлерт поднял бровь.
— Разве здесь подают завтрак в блок?
На губах Волфганга промелькнула насмешливая улыбка.
— Что-то вроде того.
Он отвесил Эйлерту лёгкий поклон и наконец пропустил его.
Когда Эйлерт спустился на первый этаж, Волфганг сидел на веранде и неторопливо потягивал чай
— Не люблю кофе, даже по утрам, — признался он. — А что принести вам?
— Можете смеяться, но мне нравится горячее молоко. Впрочем, я не хочу вас напрягать.
— Никакого напряжения! Юки! — крикнул он.
В дверях показался тот самый молодой человек с глазами, похожими на миндаль.
Эйлерт внимательно наблюдал за происходящим и не торопился выдавать себя, хотя в первое мгновение и испытал желание вскочить и хорошенько встряхнуть этого паренька.
— Юки, горячего молока нам, — Волфганг обернулся к Эйлерту, — что-нибудь ещё?
— На ваш выбор, мне всё равно.
Волфганг кивнул.
— Тогда яичницу. Найдёшь?
— Да, сэр, — Юки отвесил красивый церемониальный поклон, свойственный обитателям Нефритовых миров, и исчез.
— Я чего-то не понимаю, — признался Эйлерт, — разве в Академии не запрещено иметь слуг?
— Конечно запрещено. Но когда что-то запрещают, всегда находится способ обойти запрет. Часто этот способ куда менее справедлив, чем естественный порядок вещей. Нет ничего более глупого, чем закон.
— Вы специально говорите это мне?
— Нет, — по глазам Волфганга Эйлерт понял, что последнее слово — абсолютная ложь, — на самом деле я просто хотел, чтобы мы провели немного времени вдвоём. Я ничем не задел вас?
— Задели, — признал Эйлерт, продолжая внимательно наблюдать за малейшим движением его бровей, — мы так много времени проводим вместе, что я надеялся, вы будете более откровенны со мной. Разве вчера я задал вам настолько личный вопрос?
Волфганг опустил глаза и какое-то время разглядывал начавший остывать чай.
— Нет, — сказал он наконец, — личный, но не настолько, чтобы скрывать ответ. Дело всего лишь в том, что в эти выходные мне нужно поехать домой. Я раздумывал о том, какой выбрать рейс и какие вещи взять… Понимаете, это был бы довольно будничный и неинтересный разговор — если бы я вам сказал.
Эйлерт не отводил взгляда. Толика правды в словах Волфганга была, но абсолютно точно правдой не было всё.
— Вам так необходимо демонстрировать мне, что будничные заботы обходят вас стороной? — спросил он.