Рейнхардты предпочитали строгий, классический шик, талантливыми скульпторами и художниками вписанный в суровую природу этого края. Жаркого климата отец не переносил и потому большую часть года проводил здесь, в отдалении и от солнца, и от городов.
Серовато-дымчатые колонны вздымались по обе стороны от лестницы, ведущей в особняк. Внутри было так же тихо и тоже царил полумрак.
Волфганг миновал анфиладу комнат, обитых синим шёлком — отец считал, что этот цвет успокаивает его.
Тихонько постучал и приоткрыл дверь в отцовский кабинет. Стук, видимо, был слишком тихим, потому что разговор, который вели находившиеся там, ему прервать не удалось.
— Я был бы удивлён, князь, если бы вы сказали мне об этом в лицо. Давайте так: не будем говорить о присутствующих и не будем называть имена. Вы согласны, что моя власть устраивает далеко не всех?
— Недовольные есть всегда.
— И скажем прямо, Рейнхардты с самого начала были среди них.
— С самого начала — да! Но прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как окончилась война. Лично меня вполне устраивает тот мир, в котором мы живём.
— Даже если им правлю я?
— Само собой.
На какое-то время наступила тишина, и Волфганг хотел уже было постучать ещё раз, но снова услышал голос князя Рейнхардта.
— Я достаточно пострадал от всякого рода интриг, Консул. Я ни малейшего желания не имею повторять те ошибки, которые допустил мой отец. Я предпочёл бы и сейчас остаться от всего происходящего в стороне.
— Стоять в стороне — уже значит предать Гесорию. Бездействовать нельзя.
— Уверен, вы говорите это всем.
Волфганг услышал суховатый смешок.
— Само собой, князь, — спокойно и устало сказал его собеседник, — потому что, в отличие от вас или кого-либо ещё, я не заинтересован в победе каких бы то ни было сторон. Мне нужно, чтобы Гесория была едина. А значит, и чтобы те, кто управляет ей — были солидарны между собой.
— А вы уверены, что так вообще может быть? — спросил князь.
Ответом была тишина. Волфганг понял, что на сей раз разговор действительно окончен, и промедлением он рискует выдать себя.
Осторожно прикрыв дверь, он громко ударил по ней ещё несколько раз, и теперь, уже только дождавшись слов:
— Можете войти! — вошёл.
========== Глава 6 ==========
Эйлерт, сидевший на пассажирском сидении, то и дело косился на Ролана, занявшего место за рулём.
Во-первых, ему было крайне непривычно оказаться вот так в чьей-то власти, ничего не решать и не иметь возможности ни свернуть, ни выправить кар.
— Выше держи! — в который раз не сдержался он.
Ролан приподнял тонкую бровь и покосился на него.
— Вообще-то, у меня по лётному мастерству первый разряд.
— Очень обнадёживающая рекомендация, — буркнул Эйлерт, пытаясь откинуться на спинку кресла и расслабиться. Сам он разрядов не получал, но на любые расстояния летал сам, никакого рейсового транспорта не признавал.
Во-вторых, стоило ему расслабиться хоть чуть-чуть, как сердце начинало биться сильней: взгляд падал на руки Ролана — с длинными угловатыми пальцами — лежавшие на руле.
Бессовестный наследничек сбросил китель, как только они отъехали от стен Академии на пару лиг. Он закатал рукава сорочки, которую носил под ним, и теперь Эйлерт имел возможность лицезреть его крепкую руку, покрытую тонкой сеточкой тёмных волосков. Зрелище это порядком отвлекало от дороги.
В городе Ролан, как и следовало ожидать, не ограничился показом одних только мастерских.
Он честно помог Эйлерту подобрать покорёженную деталь. При этом долго разглядывал испорченный экземпляр, как будто это был артефакт, выпавший из запредельных миров.
— С ней что-то не так? Думаешь, она радиоактивна или что-то вроде того? — спросил Эйлерт.
Ролан покачал головой.
— Это эксклюзив, да?
— Ну… да.
— От Арон-комп?
— Как ты узнал?
Ролан продемонстрировал гравировку на одном из цилиндриков антиграва.
— Всегда о таком мечтал.
К удивлению для самого себя, Эйлерт слегка покраснел.
— Хочешь — оставь себе. Толку от неё уже нет.
— Оставлю. Поковыряю потом… может, и поможет взлететь.
Когда же они покинули мастерскую, вместо того чтобы честно повернуть аэрокар к территории Академии, Ролан свернул в направлении набережной.
— Мы летим не туда, — осторожно заметил Эйлерт.
Ролан даже не оглянулся на него.
— Зависит от того, что мы хотим найти.
Эйлерт промолчал. Ему нравилось, когда Ролан управлял, определял курс — ничего подобного раньше он за собой не замечал.
Ролан остановил кар у причала и помог ему выбраться на мостовую. Рука его, оказавшаяся в руке Эйлерта, была тёплой, и от этого прикосновения по всему телу разбегались мурашки.
Они прошли несколько арнов вдоль линии берега и остановились у парапета.
— Здесь куда красивее вечером, — сказал Ролан, — вон там загорается маяк.
Эйлерт кивнул. Ему было стыдно признаться, что он никогда не видел маяков.
— Ты на Тормансе уже был? — спросил Ролан, как угадал.
Эйлерт качнул головой.
— В основном я бывал там, где Консул проводил какие-нибудь переговоры. По большей части — центральные миры.
Ролан кивнул.
— А я почти всю жизнь провёл на Аркане… а потом три года здесь.
— Ты не был в столице?
Ролан качнул головой.
— Дед не хотел, чтобы двор испортил меня.
Эйлерт не удержался и хихикнул, но, поймав на себе мрачный взгляд Ролана, тут же снова стал серьёзным.
— Он был прав, — сказал Эйлерт, — ничего интересного там нет.
— Говорят, красиво, — заметил Ролан задумчиво.
— Красиво везде. Нужно просто уметь видеть эту красоту.
Ролан перевёл взгляд на него и улыбнулся. Он думал о том, что это красота Эйлерта отображается в любом месте, куда тот может попасть.
— Что-то не так? — спросил Эйлерт, заметив улыбку на его губах.
Ролан долго молчал. Эйлерт уже думал, что он так и не ответит ничего, когда тот задал вопрос:
— Почему Волфганг, Эл?
Эйлерт вздрогнул от этого обращения — непривычного и слишком фамильярного для него.
— Это ведь правда… то, что о вас говорят? — уточнил Ролан.
— Понятия не имею, что о нас говорят, — сухо заметил Эйлерт, — и не ожидал пересказа сплетен от тебя.
Ролан отвёл взгляд.
— Извини, — сказал он. — Просто когда я увидел тебя… У меня что-то стряслось с головой.
— Да. В неё попала балка от корабля.
На мгновение Ролан ощутил вспыхнувшую злость, повернулся к Эйлерту, чтобы ответить, но, увидев блики солнца в его глазах, ничего не сказал. Вместо этого наклонился к нему и поцеловал.
Разомкнуть губы спутника он не успел — Эйлерт оттолкнул его. Он тяжело дышал, щёки юноши порозовели, но в глазах стояла злость.
— В следующий раз — спрашивай меня.
Ролан фыркнул и отвернулся от него.
— Пойдём, — сказал он, направляясь к кару, — нужно до отбоя вернуться домой.
Вечером того же дня Эйлерт в запрещённом правилами пожарной безопасности чайнике сделал себе чай — простой, в пакетиках. Консул такое терпеть не мог. Чаепитие он превращал в культ. Каждый листочек должен был раскрыться по всем правилам и наполнить чайник ароматом, прежде чем его зальют кипятком.
Оказавшись в обществе Волфганга, Эйлерт не был особо удивлён тем, что у него порядок хоть и отличный — но не менее безумный, чем у Хайдрека Олдера. Тот предпочитал церемонию, принятую в Нефритовых мирах. В отличие от Консула, он мог позволить добавить в чай ароматных трав и даже ягод — но считал необходимым произносить над каждым глотком то ли заклятье, то ли молитву. Всем этим ритуалом обычно руководил Юки, а Эйлерту оставалось безмолвно внимать происходившему и мечтать о том, как, запершись у себя, он выпьет наконец простой нефильтрованной воды.
Теперь же, получив наконец возможность просто пить и есть, Эйлерт был несказанно рад. Бросив пакетик в большую походную кружку — всем назло — он подошёл к раскрытому окну, в которое врывался лёгкий ветерок.
И замер, ощутив неприятное чувство дежавю. Фигура, закутанная в тёмный плед, стояла на веранде и смотрела на океан.
— Волфганг… — растерянно окликнул Эйлерт, в тщетной надежде, что это всё-таки не он.
Стоявший вскинулся, снизу вверх вглядываясь в его окно.
— Скучаешь по нему? — спросил Ролан.
Эйлерт повёл плечом.
— Просто удивился, что мог не расслышать, как он пришёл.
— Нет, это не он.
Оба замолкли.
Ролан снова смотрел на горизонт — туда, где за дымкой облаков проглядывало созвездие Аркан.
Эйлерт смотрел на него.
Ветерок трепал чёрные волосы, и теперь, когда Ролан чуть повернулся, Эйлерт видел его профиль — немного неправильный, с выступающими над впалыми щеками скулами и немного изогнутым носом.
Он вздохнул. Как было для Ролана — он не знал, а для него самого это молчание стремительно становилось невыносимым.
— Тебе не холодно? — спросил Эйлерт.
Ролан качнул головой.
— У меня плед.
— Скучаешь по дому?