− Детройт.
− А, у вас там семья живет?
− Все родственники уже умерли.
− А вы зарабатываете на жизнь проституцией?
− Такое случается на этой улице, чувак.
− Конечно. Я спрашиваю только потому, что возможно смогу вам помочь.
− Помочь?
− Я хотел предложить помощь нашему другу, прежде чем он убежал. Вы, судя по всему, в похожей ситуации, так что предложу ее вам. Не сядете в машину поговорить?
− Конечно, чувак, − сказал я так, словно был уверен, что ему нужно просто попользоваться чьей-то задницей. Я открыл дверь.
− Сядьте лучше назад.
− А, хорошо.
Седовласый поехал вперед, он говорил и вел машину одновременно.
− Я работаю врачом, обычно я обследую состоятельных людей, но иногда занимаюсь благотворительностью. Так сказать, делюсь своей удачей. Вот и подбираю себе подходящих кандидатов. Вас не заинтересовало мое предложение?
− И что мне надо делать?
− Вам ничего. Мы предлагаем бесплатное медицинское обследование, и минимальное лечение, если понадобится. Витамины, чистая постель и двести долларов.
− И сколько я у вас пробуду?
− Обычно чтобы провести обследование и назначить лечение доктору хватает пары дней.
− Значит, секс вам не нужен.
− Абсолютно. В наши дни в это трудно поверить, но мы и правда хотим помогать людям.
− Это…э…лечение, я ведь не обязан его проходить, если не хочу?
На мгновение я увидел в зеркале его глаза. Они внушали надежду, казалось, его покоробило, что я ожидаю какого-то принуждения.
− Конечно нет. Только если захотите.
Я глубоко вздохнул, думая, какого хрена я тут делаю.
− Хорошо. Я бы хотел получить двести баксов. Поехали.
Мы бесцельно кружили по городу и разговаривали. Наконец седовласый вывел «Ягуар» из Голливуда и направил его в тихий Беверли-Хиллз. Когда мы свернули с Бульвара Закатов, старик резко дернулся и выставил вперед руку, словно хотел мне что-то показать.
− Вам стоит взглянуть на это, прежде чем мы приедем.
Я наклонился вперед, стараясь рассмотреть, что это за предмет. Седовласый держал в руке нечто похожее на аэрозоль, возможно, дезодорант, стоивший целое состояние. Его распылитель смотрел прямо на меня. Я подумал, что держать голову слишком близко к нему не самая лучшая идея. Но было слишком поздно. Рука седовласого вы пустила мне в лицо воронку из мелких колючих капель.
Я отпрянул. Аэрозоль не причинял боли, он пах чем-то химическим. И подействовал мгновенно. Похоже, старина Джой из бара «Рамзес» кое-что опустил в своем рассказе. Ту часть, где тебя накачивают химией на пути к клинике. Я потянулся к дверной ручке. Уже догадались? Система запирания с центральным управлением. Я пару раз вяло дернул дверь, но к тому времени уже едва мог двигаться. Мое тело размякало против его воли, расслабляющее тепло волнами растекалось от моих бедер и спины к каждой клеточке. В любой другой ситуации мне бы даже понравилось это ощущение, но когда тебя везут туда, где людям вырезают органы, становится страшно. Я плюхнулся на сидение словно недееспособный имбецил. Мне хотелось закричать, но я вдруг понял, что забыл, что это вообще такое. Осталось лишь слабое, необходимое для жизни дыхание. Я смирился, я вообще забыл, как двигаться и издавать звуки.
− Понравилось? Многим нравится, когда паника отступает. Через минуту вы полностью отключитесь. Не волнуйтесь, с вами ничего не случится. Это просто мера предосторожности, доктор не афиширует свою деятельность. Еще раз повторяю, с вами ничего не случится. Вы проснетесь на белоснежных простынях…
Его слова меня не успокоили. Я уже перестал слушать и вскоре совсем потерял сознание.
Бац. Полное забытье сменилось роем мыслей. Слишком много ощущений. Подо мной была грубая дорожная поверхность, она впивалась мне в щеку и локти. Одежда отсырела, мышцы от головы до пальцев ног болели. И что-то тянуло меня за задницу, оттягивая ткань джинсов.
Я открыл глаза. На бетонированной площадке в каком-то закутке отражался свет восходящего солнца. Через трещины в асфальте проросли сорняки. Я лежал ничком между двумя мусорными баками. И что, мать твою, меня тянет.
Я застонал, попробовал подвигать руками. Меня тут же перестали тянуть.
− Сука, он живой, − сказал кто-то.
− Тогда, блядь, поторопись.
Надтреснутые голоса – давно уже живут на улице, да еще и «Тандерберда»40 напились. Они снова принялись за мои задние карманы. Раздался треск разрываемой ткани. В голове у меня был туман, перед глазами все расплывалось, но тут вступил в действие инстинкт самосохранения. Мое тело само начало действовать.
Я перевернулся на спину и попытался ударить ногой не целясь. Нога не попала. Двое грязных бомжей в грязных пальто – наверняка из габардина. А теперь пропитанные потом и мочой.
Они отошли на пару шагов и замерли. Застекленевшие глаза на их красных лицах оценивающе смотрели на меня. Не виновато, словно их поймали за чем-то незаконным, а с осторожностью. Они ждали, не выпадет ли еще возможность покопаться в моих карманах.
Вороны.
Гиены.
Я чувствовал себя как после ночной тусовки с амфетамином. Но бомжи были старыми дрищами, так что поймать их труда не составило. Они думали, что их слегка попинают. У них такое каждые пару недель случалось – разбитый нос, фонарь под глазом и все в таком духе. Когда я схватил их, они принялись крыть меня матом. Но быстро перестали.
Одному я попал кулаком прямо в кадык, бомж рухнул на колени и захрипел. У него перекосило рот, он отчаянно пытался втянуть воздух, но ему мешал поток крови и застрявший в глотке хрящ. Второй попятился к стене, и получил пару раз в живот, двойку в голову и коленом в лицо, последний удар расплющил ему нос, бомж ударился затылком об угол вентиляционной трубы кондиционера.
Я устал. Поэтому свернул с аллеи на второстепенную дорогу и отправился искать заведение, где можно попить утренний кофе. Мне было о чем подумать.
Я был в Голливуде, неподалеку от Эммет Террейс. Примерно в квартале восточнее Китайского Театра я нашел что искал. Грязную круглосуточную забегаловку. Бомжи, шлюхи, наркоманы и прочие уебки. Узкие зрачки, нездорово бледная кожа, они с трудом понимали, что уже начался новый день.
− Я хочу бургер, сейчас же! Я сказал СЕЙЧАС!
Грязный опустившийся негр пребывал в плохом настроении и был сильно недоволен сервисом. Прилавок, возле которого он стоял, доходил ему до груди. Негр потел, он качал головой и гладил руками теплое стекло и полированную сталь.
− Мать вашу, я заплатил за буругер. Слышали, что я сказал? Думаете, это смешно, не давать бургер? Думаете смешно? Я вижу, парень. Вон там мой бургер. Что ты сказал? Что мне нужно? ЧТО? Ах ты сука белокожая, ты сказал НИГГЕРБУРГЕР!
Негр полез на прилавок, на пороге забегаловки сразу же появилась парочка копов. Они скрутили его и потащили к своему автомобилю. Все стихло.
Я заказал чашечку кофе. Оказалось, бомжи не первые на меня наткнулись. Пропали кокс и бумажник. Неприятно, но не смертельно, в бумажнике лежали двадцать баксов и визитка латиноса. Я заплатил пятидесятидолларовой купюрой, что спрятал в носке на всякий случай. Затем я стрельнул сигарету у парочки шлюх и сел за хорошо освещенный стол. Снаружи копы заковали негра в наручники, посадили в машину на заднее сидение и теперь кормили кусками гамбургера через окно.
Я сидел в одиночестве и курил, помешивая сахар в чашке с кофе.
И так, что же произошло? Минутку. Прошлой ночью я ехал на заднем сидении «Ягуара» в Город Почек, а потом вдруг оказался лежащим на асфальте рожей вниз. И в карманах у меня бомжи копались. Я осмотрел свой живот. Ни шрамов, ни порезов. Похоже, я не оправдал надежд доктора на почку. Но что насчет лечения? Где бесплатные лекарства и похотливая медсестричка? Может все это было, но из-за химического воздействия забылось? Или что-то прервало операцию, прежде чем скальпель коснулся меня?
Я глянул дату в ближайшем меню. Все верно, утро следующего дня. Черт, я был у него не более шести часов. А может и того меньше, учитывая, сколько провалялся там на аллее. Блядь, странно это все.
Я пытался вспомнить все: образы, запахи, звуки. Что угодно. Но память воспроизводила только химический аэрозоль седовласового и его недолгую болтовню после…И нечто похожее на призрачные воспоминания, словно обрывки сна. Я попытался выкинуть это из головы, но образ не отставал. Я чувствовал губы…рот…сосущий…мой…член? Меня накачали наркотой и выбросили на аллее, потом меня ограбили бродяги, и при этом преследуют воспоминания о минете?
Мне нужно было отдохнуть.
Но оставалась еще одна проблема: где достать наркоты. Туалет как раз подойдет, там часто попадаются увальни после ночных тусовок. Я допил кофе.
В мужском туалете возле раковины стояла девушка-чикано41 и подмывалась. Мини-юбка у нее задралась выше бедер, а трусы болтались в районе колен. Кустик волос на лобке и бедра были покрыты мыльной пеной. Она двигала рукой туда-сюда, издавая чавкающие звуки. Да ты не в себе, малышка. Ты, похоже, на другой планете, где такое в порядке вещей. Девушка что-то напевала себе под нос. Что-то похожее на «Возлюбленного».42 Ее глаза смотрели куда-то далеко сквозь гладкую поверхность зеркала.
В открытой кабинке стоял парень в брюках из твила и футболке серфингиста. Он тупо пялился на девушку. Я быстро купил у него сверток и занюхал прямо на диспенсере бумажных полотенец.
Ба-бах. Я снова на улице. Кокс оказался нечистым, но мне хватило этого, чтобы добраться домой. Повезло, что так быстро достал наркоту. Словно самолет с реактивным двигателем я летел сквозь стену загазованного утреннего воздуха. Я шагал по розовым, покрытым латунью, бетонным звездам с именами знаменитостей. Я подумал, каково приходится селебрити, живущим в местах гораздо чище, чем Голливудский Бульвар, когда они спускаются сюда во время премьеры или еще чего-нибудь.
Глава шестнадцатая
Латинос все же позвонил. Спасаясь от полуденного солнца, я занавесил окна, так что в комнате царила атмосфера спокойствия и уединения. Я аж подпрыгнул от телефонного писка, ведь звонили очень редко.
− Есть для тебя работенка.
− О, привет.
− Только не думай, что тебя простили. Я дал ее тебе только потому, что она настояла.
− Понял.
− Так что прибери свой свинарник. Она сама к тебе приедет.
− Кто?
− Как обычно, та, у кого есть деньги. Из которых ты не получишь ни цента. Можешь считать это расплатой за те убытки, что ты принес моему бизнесу.
− Как она выглядит?
− Не могу сказать – она только звонила. Хотел к ней Рекса отправить, но она описала именно тебя, и переубедить ее не удалось.
Медленно гнил еще один день. Я лежал на кровати и вспоминал, как выглядела девушка со склада. Не то, как ее убивали, а то, как лежало ее тяжелое и неподвижное тело после того, как убрали отбойный молоток. Оно было словно сделано из резины. Воспоминание возбудило меня, я бы подрочил, если бы не встреча.
Женщина приехала в районе девяти.
Я открыл дверь, на мгновение весь мир превратился в вращающуюся мерцающую массу. Я с трудом осознавал то, что видел. Затем все остановилось. Я впустил ее. Женщину с той вечеринки, разумеется.
Она вошла и встала посреди комнаты. Я немного прибрался, но на фоне ее вся квартира напоминала открытую развороченную рану. Женщина медленно повернулась, осматривая все вокруг. Белая блузка плотно облегала ее соски. Ее лицо не выражало ни удивления, ни отвращения. Она спокойно отнеслась ко всему окружающему.
Все происходило словно по сценарию превосходного фильма. То как встретились наши взгляды, то, как из открытого окна дул теплый ветер, даже то, как вечерний свет уличных фонарей рисовал узоры на полу у нее в ногах.
Стеганая сумочка «Шанель» соскользнула с ее руки. Женщина распустила волосы, эффектно вытащив золотую заколку. Она медленно сняла туфли. Пуговицы на блузке расстегивались легко – они тоже были частью сцены из нашего фильма. Ее шелковая блузка падала на пол целую вечность.
Три шага - и я уже рядом. Она прижалась лицом к моей щеке. Наша одежда улетела прочь. Мой член стоял колом, она текла. Мы оба находились на двенадцатом небе, где прикосновения, вкус, образ, запах, все превращается в одно сверх-чувство, которое невозможно описать.
Нога женщина обвила мое бедро. Я поднял ее и насадил прямо на член. Мы трахались стоя. Мы дергались, шатались и стонали, в самом воздухе чувствовалось напряжение. Пот стекал с ее сисек мне на живот. Наши лица были мокрыми от слюны. Она покрывала мои лоб и щеки поцелуями.
Я засунул средний палец ей в задницу так глубоко насколько смог. Она задергалась, и мы чуть не упали. Я бурно кончил и положил ее на пол. Я стоял и смотрел на нее сверху вниз. Последние капли спермы попали ей на живот.
Позже. Ночь Лос-Анджелеса. Мы лежали на кровати и осматривали комнату. Желтый свет фонарей и сухой воздух, несли собой чистоту и свежесть. Хотя и сопровождались характерными запахами: эвкалипта, выхлопных газов, пиццы, пончиков, и кофе. И даже здесь, на материке чувствовался аромат океана.
Ее звали Белла, ей было немного за тридцать. У нее была здоровая, ухоженная кожа, и дорогая, сшитая на заказ одежда. Но прежде всего деньги.
И за всем этим я чувствовал нечто неосязаемое – ее внутреннюю силу, ее непохожесть на остальных. Это напоминало темный парфюм.43 Не совсем точно, но близко.
Простыни промокли. От нас разило рыбой. Я выпустил в потолок сигаретный дым.
− Как ты меня нашла?
− Твой друг дал мне номер твоего агентства.
− Друг?
− Ну человек, с которым ты был.
− Он меня снял.
− Знаю.
− Тебя, наверное, впечатлило.
− Я могу позволить себе действовать по зову чувств.
− И что они тебе подсказывают?
Белла не ответила. Только окинула взглядом комнату:
− Ты и правда такой бедный?
− Еще беднее.
− Почему?
− Потому. Что ты имеешь ввиду?
Белла повернулась, поправила подушку, и прислонилась спиной к стене. Когда она повернулась спиной ко мне, я заметил у нее в нижней части спины татуировку. В тусклом свете рисунок напоминал скарабея, который был на плече Карен. Белла махнула рукой, словно хотела обхватить комнату.
− Ты очень симпатичный и элегантный. Ты достоин лучшей жизни.
− В Калифорнии все элегантные и симпатичные. Так что ты говорила о своих желаниях?
− Что ты имеешь ввиду?
− Кабы сивому коню черную гриву …
−…был бы буланый?
− Да, точно. У тебя явно есть деньги.
− Да.
− Откуда?
− От семьи матери, семейный бизнес уже несколько поколений. Вода и нефть. Я в это не лезу, просто живу лучше тебя.
− Вот, кабы сивому коню черную гриву, был бы буланый.
− Ты хочешь и дальше работать проституткой?
− Это для развлечени. И еще гарантия не придется много работать на следующий день.
− Удовольствие важно для тебя?
− А разве у других не так?
− Как далеко ты готов зайти?
Этот вопрос словно заглянул мне в самую глубину души.
− О, обычные извращения.
− Не думаю, ты необычен. Я знаю, ты живешь бедно, а хочешь жить красиво. И это возможно, Джек. Если только у тебя хватит смелости идти дальше, оставив овечье стадо.
Возможно, Белла подумала, что заговорила слишком резко. Она на секунду замолчала, затем продолжила уже безразличным голосом.
− Если бы у тебя была возможность выбирать, где бы ты работал?
− Думаю, где-нибудь на телевидении.
− Кем именно?
− Хотелось бы вести шоу о телезвездах. Что-то вроде «Голливуд репорт». Я проходил курсы телеведущего.
− Я редко смотрю телевизор.
− Считаешь его слишком глупым?
− Не совсем. Просто считаю людей никчемными.
Вскоре она уехала.
Через пять минут после ее ухода приперся Райан. Он открыл дверь своим прибором из арсенала агентов ФБР и вошел в квартиру. Я даже не вылез из кровати. Он сел на край стола.