Нарцизс отвернулся к окну. На подоконнике стоял графин с водой и стакан.
Одна... нет, лучше две капли...
— Выпей и успокойся, Роза, — тихо сказал он ей, подавая стакан.
Азор молча кивнула и отпила несколько глотков.
— А теперь прощай, сестренка, — тихо сказал Нарцизс, выходя из комнаты.
====== Часть 10 ======
Только на другое утро, когда встревоженные солдаты разбудили владыку ни свет ни заря, он понял всю опрометчивость своего поступка. Нет, вовсе не сожалел и не боялся. Просто закусил губу: промашечка-с у вас, повелитель, вышла, ну да с кем не бывает. А теперь придется играть трагедию, желательно с истерикой и потерей сознания.
Хотя Нушрок стал какой-то чересчур умный в последнее время — догадается еще, сволочь. Догадается и разорется на всю страну, как самка орангутанга во время случки с крокодилом, и народной любви и доверия как не бывало... Как бы его заткнуть? А хотя... Даже если и догадается, даже если разорется — дефсы слишком доверяют своему повелителю, ему будет достаточно шепнуть: «Да кому вы верите — мне, своему владыке, или какому-то Нушроку?» — и все замолкнут. Это хорошо.
А вообще-то — что ему стоит надеть траур, сделать скорбное лицо и сыграть трагедию, скажем, упасть на могилу или проклясть волю Вселенной?
Кстати, чувствовать он себя стал в последнее время гораздо лучше. Если раньше после полного рабочего дня — с 4 до 23 — ему хотелось только прийти домой, шваркнуться на кровать и сдохнуть, то сейчас в то же самое время он был готов делать, что угодно: хоть рисовать, хоть рубашки гладить.
Что же касается рисования, то комплект для его осуществления (кисти, карандаши, акварель, альбомчик) Нарцизс постоянно таскал в своей голубовато-серой сумке-почтальонке. Что в ней находилось ещё — никто, кроме владыки, не знал. Как сушеные яблоки, пожертвованные каким-нибудь благодарным подданным за удачное разрешение его дела, так и миллиард квени. И то, и другое являло в нарцизсовских цветных глазах необычайную ценность, ну да ладно.
— Повелитель!
В комнату явился Нушрок. Конечно, угадал, засранец. Знаком приказал встревоженным солдатам выйти вон и сел на постель рядом с владыкой.
— Вы убили ее, повелитель? — тихим, чуть вздрагивающим голосом спросил министр.
— Ну я. Умный ты чересчур стал в последнее время, догадливый... может, казнить тебя?
— И то дело, — кивнул Нушрок. — Зажился я что-то...
— Издеваешься? — тряхнул кудрями Нарцизс.
— Не все ж вам, — спокойно ответил Нушрок, чем разозлили владыку еще больше.
— Да ты прикинь, птица, — прошипел он, вытаскивая из-под подушки кинжал и приставляя его к горлу министра. — Кто ты и кто я?
— Раз я — птица, вы — заяц.
— Да как... ты... смеешь, ничтожество?! — вскрикнул Нарцизс, задыхаясь не то от злости, не то от страсти, волк его знает, и вдруг впился в губы министра жестоким поцелуем...
====== Часть 11 ======
Чтобы в точности угадывать, что нужно Нарцизсу, когда он, не глядя, протягивает руку в твою сторону, нужно быть не просто догадливым, а еще и знать хотя бы некоторые его характерные способности, ибо всего его знать не возможно.
Лучше всех во Вселенной знает его характер королева, что же касается Нушрока... Если он работает внимательно, то обязательно догадывается, что нужно его повелителю в данный момент: очки, карандаш или еще что-либо. Хотя каждый из приближенных считает своим долгом хорошо узнать хоть одну частичку характера Нарцизса, пытаясь таким образом понять целиком его непростую личность, и Нушрок при выборе остановился на, как он думал, самом нормальном — рисунках.
Ага, счас. Что можно заключить о мыслях существа, которое рисует висящую лампу с разноцветным деревом внутри? Или стоящего на краю пропасти человека в черном плаще со свечой, сзади которого во тьме бродят какие-то тени?
Однако разгадка нашлась довольно быстро. “Деревянная лампочка” была нарисована после того самого дня, когда от Нарцизса отвернулись последние союзники, заявив, что его планы слишком странные. Поэтому-то под рисунком он написал на древнедраконьем: «Я странный, но я прекрасный». А фигура? Она была нарисована под впечатлением от явления Нарцизсу его почивших предков, которые очень просили своего живого (пока ещё) потомка постараться вымолить их прегрешения.
Так вот потихонечку, по рисуночку Нушрок научился находить связи между странными рисунками, жизнью и состоянием повелителя. Нарцизсу это даже нравилось... и он рисовал всё более и более странные картины. Черно-серый лес с глазом вместо солнца, водопад, остров и дом в кружке, синяя лиса в капле воды... Однако что-то я отвлеклась.
Простынь на постели владыки была простая, льняная, и совсем не прилипала к разгоряченному телу. Тонкие, всегда ледяные пальцы Нарцизса обжигали его кожу. Будет больно, потом очень хорошо... И снова. И снова.
Сколько прошло времени? Вселенная остановила его ход, не волнуйтесь, господин Нушрок. Не войдет ли кто-нибудь? Все на похоронах, Кларенс там, наверное, за троих трагедию играет — никто не придет, не станет вас искать, успокойтесь уже, господин Нушрок.
— В случае чего скажешь, что я заболел... только не говори, что тобой! — прочитал его мысли Нарцизс, проводя рукой по иссиня-черным волосам министра.
Угу. Есть правило, которое первый министр — во всяком случае нарцизсовский — обязан знать как дважды два. Притаскивается “какой-то козел” (посетитель), узнаешь кто это. А дальше — четко по инструкции повелителя (дословно): «Если Юлий — я нездоров, если из академии — я заболел, если сенаторы — я при смерти, если мама — скончался третьего дня».
Почему же у Нарцизса к матери такое отношение? Да потому что старуха Венг Цейлен Неправящая была страшная злюка, и всю жизнь воспитывала сына по принципу «я тебя породила, я тебя и убью». Безусловно, где-то в глубине черствой души она любила сына, по-своему, но любила... Но так глубоко, что туда и лезть никто не отваживался. Так что про нее я вам на следующей неделе расскажу, хорошо? Не будем сейчас о грустном.
— Я счастлив, — простонал Нарцизс. — Но если кто-то узнает, то нас повесят на одной веревке.
— Причем знак казни будет подавать ваш дед, а вздернет нас на виселицу лично ваша маман, — с улыбкой прошептал Нушрок.
— А я, знаешь, совсем не боюсь! Я с тобой вообще ничего не боюсь — ни мамы, ни кризиса! — владыка впился пальцами министру в плечо. Нушрок чувствовал его неровное горячее дыхание. Близко, очень близко...
Да, после обеда (Нарцизс, как всегда, не ел ничего) он сел рисовать. Хвала Вселенной, никто даже и не думал задавать повелителю вопрос, где они с министром проболтались все похороны. И, как решил Нушрок, Нарцизс сегодня превзошел сам себя, нарисовав ну очень странную картину. Хотя уж кому-кому, а министру её смысл был вполне понятен.
Две руки, соединенные в замочек. Одна — несколько смуглая, желтоватая, вторая — бледная, даже голубоватая.
Бледная рука была одета в белоснежный рукав, на всем протяжении предплечья обтягивающий её и лишь у запястья расходящийся. Нарцизсовский рукав. Желтоватая рука была одета в черный рукав, плотно обхватывающий манжетом запястье, в остальном же протяжении свободный. Портрет рукава Нушрока.
Со стороны руки Нарцизса кое-где виднелась трава, предплечье рассекал цветок белого нарцисса на тонкой прямой ножке. По белым лепесткам нежного цветка ползли капли алой крови. На самом верху — кусок красного солнца, сыплющийся теплыми крупицами на облака в лазури неба.
Со стороны руки Нушрока торчали несколько окровавленных стрел, вился по краю вьюнок с красными цветами, черно-фиолетовое небо тихо светило звездами и голубоватой луной, с краев которой медленно сползали синие слезы, капали на вьюнок, исчезали.
— Мы такие разные, Нуш, — пояснил суть всего этого Нарцизс.— Но я все равно люблю тебя... Я не знаю, не знаю, почему...
Комментарий к Визуализация нарцизсовского рисунка: https://teinon.net/fanart/media/cache/64/28/64280396eb323c082e2ac52be58d7a5b.jpg
====== Часть 12 ======
К ужину приперся дедушка Магнолий Нарит. Вот уж не ждали!
— Здравствуй, здравствуй, внучек! Откуда ты здесь?!
— В гости приезжал, дедушка! — крикнул в ответ владыка.
— Че-го?! — старый глухарь наклоняется к нему ухом.
— В гости приезжал, дедушка!!! — орет Нарцизс, срывая голос.
— Зачем так кричать? Не глухой, слышу.
Всем известно, что старый Нарит затыкает уши ватой, носит вставную челюсть, которая во время разговора у него живет отдельной жизнью, и ходит с палочкой (ну, как с палочкой — с дубиной средней величины), ибо болен “петровской” болезнью: размер ноги его слишком мал для высокого роста. Лицо у Магнолия темное, суровое, до плеч спускаются длинные жидкие пряди седых волос.
Вспомнив об Оле и Яло, Кларенс скоренько затолкал девочек в шкаф. Оглянувшись по сторонам и уяснив, что старый Нарит застрял в дверях, обнимаясь с внуком, еще секунд на пятнадцать, влез к девочкам и закрыл дверцы, таким образом обезопасив себя и “человеческих детенышей” от нападок старого росиста и жестокосердца.
— Можете шуметь, сколько захотите, он все равно глухой — хихикнул гвардеец, глядя в щелочку.— Ох, сейчас потеха будет!
Оля вдруг начала понимать, сколь разными бывают все во всех мирах и сколько настроений может сменится от впечатлений одного дня. Ей до сих пор грустно вспоминать, как вел себя еще несколько часов назад Кларенс на похоронах — она сама чуть было не расплакалась, а теперь... Живая искорка в глазах, широкая улыбка...
Оля и Яло толком не поняли, зачем повелитель задумал тащить их в поход, изначально предпологавшийся военным, затем — непойми каким, а сейчас — чуть ли не развлекательным. По крайней мере, для Нарцизса.
Попав на похороны, девочки толком не знали, что им делать. «Стойте и смотрите, как жестоки бывают те, кто носит слишком много имен и масок» — холодно сказал Черный гвардеец, когда Яло, запинаясь, задала ему этот вопрос. И девочки стояли и смотрели, как ящик с красивой женщиной средних лет, с нежно-желтыми волосами и пушистыми ресницами, на которых поблескивали алмазами невысохшие слезы, опускали в землю. Стояли и смотрели на бросившегося в яму в истерике Кларенса. Стояли и смотрели на тех, что то же стояли и смотрели, оборачиваясь друг к другу и, качая головами, шептали:
— Вселенная прогневалась на нас...
Причем вид у них был такой, будто они знают, на что прогневалась Вселенная, но ни кому не скажут.
Краем уха Яло услышала, что хоронят молодую княжну, еще вчера бывшую живой и правящую данной местностью, двоюродную сестру владыки.
Что касается самого владыки, то он, как показалось девочкам, особого горя о кончине кузины не испытавал... Может, он просто скрывает чувства?..
Самое страшное во всем этом приключении было то, что в доме этой самой покойной княжны оказалось недостаточно свободных комнат, чтобы поселить каждого из присных Нарцизса в отдельную. По этому поводу даже была дискуссия.
— Может быть, мне спать с повелителем? — внес тогда предложение Кларенс.
— Свят-свят-свят! Чур меня, сгинь! – владыка ласково ткнул гвардейца в бок каблуком. Это было не сложно, ибо совещания он предпочитал проводить, сидя на полу.
— Ну и ладно – пожал плечами Кларенс, не понявший причины реакции Нарцизса.— Тогда... Тогда Оля и Яло могут спать с начальником стражи замка светлейшей Азор. Я его знаю, он будет за...
— Эх-х, сколько развратников-то развелось...— покачал головой владыка. — Хотя идея потеснить Олю-Яло мне нравится — это же, по сути, одно существо! Только спать с ними будет тот, кому меньше всего этого надо — после Нушрока, конечно...— Нарцизс обвел взглядом присутствующих — Онес!
Вот тогда-то Оля с Яло повалились в ноги правящей сволочи, плакали, клялись, что боятся Онеса больше монархии, и... Но Нарцизс вздернул носик, поправил мантию, швырнул венец в стену и заявил, что он тиран, деспот, а еще самодур, и что “демакратнутые деградантки” снисхождения к своей просьбе не получат.
Как вообще в голубогвордейском непонятном походе появился Черный? Да очень просто, перед самым отъездом, когда Онес сидел на ступеньках крыльца, держа в руке яболоко. Пустой взгляд генерала был устремлен куда-то далеко-далеко, дальше всего тварного.
— Откуда у тебя яблоко? – поинтересовался Нарцизс.
— Не знаю – без всяких эмоций откликнулся Онес.
— Ты что же, есть хочешь?
— Не знаю...
— Нушрок – повернулся к министру Нарцизс. — Что смеяться над убогим, погляди на него! Подневольное ж созданье! Чем они там вообще питаются?
Таким образом Черный генерал Шонне Онес вместе с парачкой своих солдат отправился вместе с Голубым генералом Кларенсом Аркси и тремя взводами. Разумеется, у двух гвардейцев не обошлось без споров.
— Повелитель – Кларенс подъехал ближе к Нарцизсу – Повелитель! Зачем мы берем в поход двух детей?! — тихонько спросил он, имея в виду Олю и Яло. Те сразу как-то потупились и умоляюще глянули на владыку. Но за них, совершенно неожиданно, вступился Онес:
— Не двух, а трех. Третьего ребенка, почему-то взятого в поход, зовут Кларенс Аркси...
—Ты чего задумалась? – Голубой генерал тряс девочку за плечо. Оля очнулась от воспоминаний и поглядела в щелочку.
Ничего интересного не происходило. Магнолий с серьезным, даже страшноватым лицом, выслушивал внука. Тот часто закусывал губы, трепал челку, да и вообще весь облик его вырожал крайнюю степень волнения. Ох, что это?! Над дедом и внуком склонились сотни полупрозрачных, чуть светящихся существ. У них были похожие лица, но среди одежды чаще всего встречались саваны. Призраки слушали разговор своих потомков и тоже волновались. Очень.
====== Часть 13 ======
— Вить, ты совсем рехнулся! Говорил же я тебе – чтение круглые сутки до добра тебя не доведет! — нервно смеялся Данька, развращенный ученик восьмого класса провинциального дефсидского пансионата.
— Ты просто не хочешь верить – друг все наступал, пихая в нос пыльные страницы — Вот! Вот! Сам прочти! Вот, например, тут сказано, что... где?.. а, вот: « И продал он любовь сердца своего ради величия своего, и убил ее. И сорвалась она в зевы горные, и там погибла. И сына своего душу чистую отдал нечистому, что бы за свои грехи схваченным не быть. И не выдержали предки его, восстали из песка, сколько было их, и отняли у него сердце здоровое, и поставили больное, говоря: “Что тебе сердце здоровое? Только мучаешь нас; возьми сие – с ним не выйдет не любить, не жаждать каждого дня”...»
— Тьфу, бред! – Данька плюнул и растер сапогом.— Какой умалишенный это писал?
— Книгу Вселенной ведет сама Вселенная, – тихо прошелестел Витя. — И я сейчас тебе докажу, что все это правда...
Друг перевернул несколько страниц и снова сунул недоверчиво настроенному Дане в нос. Тот начал читать, и с каждым словом на его лице изображался все больший испуг:
— «И проживе она время вдохновения, и поддася ему, говорила: “Напишу о землянах, ибо знаю их”. И явились земляне в лесу чудном, и одному было имя Даниил, другому — Виктор...» Витька, это же про нас!!!
—Тише, тише... Что я говорил? – тихо радовался Виктор — Да ты дальше, дальше читай!
— «И один узнал сердца преступников и пожалел отступивших»... А, это про меня! Помнишь кроличью резервацию? А, точно, точно, тебя же там не было... А вот, кажется, про тебя: «А другой спас душу, жизнь четвертую, и полюбил»... Нет, ну это я помню, а почему жизнь четвертую?
— Пиафка – устало пояснил Витя — Кошак-то, помнишь? Значит, у него тогда шла четвертая жизнь. Только тут формулировка какая-то не такая: ни Пиафа я полюбил, а Майю... Жалко, что она погибла...
— Моя кузина была, кстати – прищурился Даниил.— Ну, все, хватит, дальше читать не буду.
— Почему? Ты еще не прочел самого важного!
— Да нет, нет, Витюнь, я тебе верю...
— Да подожди ты! — парень схватил собиравшегося покинуть библиотеку друга за рукав — Помнишь, я тебе много страшного читал, и все про НЕГО? Ну так вот. Я думаю, что ОН — это твой дедушка...