— А как же другие Агенты Света? Они не рассердились на тебя за твои опыты над людьми?
— Они ничего не узнали. Селестина сохранила всё втайне. Мой проект был заморожен. Как в прямом, так и в переносном смысле. Селестина решила, что для этих существ же будет лучше, если они будут находиться в бессознательном состоянии. Заставить их выполнять своё предназначение и параллельно имитировать человеческую жизнь было бы куда более жестоко, чем заморозить. Поэтому мы погрузили «детей» в специальные анабиозные ванны и опечатали лабораторию. Около года меня мучили угрызения совести. Я сама не понимала, как могла не подумать о том, что ломаю человеческие жизни, создавая это оружие. Но потом я стала понемногу забывать о своей ошибке, ведь у меня стало появляться всё больше и больше работы. Но даже достигнув зрелого возраста я иногда думала о ней, и эта ошибка служила мне напоминанием о том, что нельзя навешивать ярлыки на человека, тем более молодого, даже если тебе кажется, что он поступает подло и аморально. Эта память помогла мне спокойно относиться ко многим твоим поступкам и не ставить на твоём будущем крест, как сделал это Один. Так что, в какой-то степени, ошибаться даже полезно. Но цена этой ошибки оказалась слишком велика. И это стало ясно лишь теперь, когда существа, которых мы условно называем детьми, ожили и скрылись из нашего поля зрения.
— Ты боишься, что они начнут чинить беспорядки? — спросил я, едва заметно нахмурившись.
— Чинить беспорядки они не будут, — отрезала Фригга и добавила: — По крайней мере, самостоятельно.
— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился я.
— Если «Чёрному Квадрату» станет известно, что мощнейшее оружие в галактике находится в пределах их досягаемости, они сделают всё возможное, чтобы завладеть им и направить его против нас.
— Ты же говорила, что это оружие может служить лишь добру.
— Я хотела, чтобы так было, — поправила Фригга. — Я же сказала, что сама не понимаю до конца, что именно создала в далекой молодости. И потому от этих существ можно ожидать всего, чего угодно. А мощь их ни с чем не соизмерима, это я могу сказать точно. Именно поэтому мы просто обязаны найти их раньше, чем это сделают люди «Чёрного Квадрата». Если оружие попадет к ним в руки, эти преступники станут сильными, как никогда, и мы уже ничего не сможем с этим поделать.
Выслушав неутешительные прогнозы матери, я в отчаянье закрыл лицо руками.
— Это я во всём виноват. Знал бы, чем всё это кончится, в жизни бы в этот чертов подвал не полез! Уж лучше бы мы закатили вечеринку.
— Нет, Локи, вина целиком и полностью лежит на мне, — горько вздохнула Фригга. — Это моя ошибка, больше ничья. Ты просто поднял её на поверхность. Я предполагала, что однажды это произойдет и, не стану скрывать, очень боялась этого момента.
— Но почему ты доверила эту тайну именно мне? — спросил я у матери. — Почему ты не могла посвятить в суть происходящего, например, Леонору, и вместе с ней отправляться на поиски? Теперь, когда я осознал масштаб катастрофы, меня не удивляет, что в качестве средства передвижения ты выбрала «Северную Звезду», меня удивляет другое — почему в напарники ты выбрала меня? Я ведь даже не Агент Света.
— Именно поэтому я тебя и выбрала. Агенты Света не должны ничего узнать о том, чем я занималась в прошлом. Пойми, Локи, я стала для них чем-то вроде символа борьбы за добро и справедливость. Им, особенно молодежи, нужна вера в этот символ, нужен идеал, к которому они будут стремиться. Я не хотела быть таким идеалом, это сложилось само собой, помимо моей воли. Но теперь, если всплывет информация о моём темном прошлом, если Агенты узнают о том, что и я, их предводитель, совершала зло, они могут потерять веру и в добро в целом. Поэтому я должна держать всё втайне. Я не боюсь осуждения или даже изгнания, я боюсь, что они перестанут верить в то, за что борются. А ты, Локи… ты сам влез в эту историю, спустившись в подземную лабораторию. Увидев детей, ты уже узнал часть тайны, и было уже бессмысленно скрывать от тебя другую часть. Если бы я молчала, ты сам бы додумал то, чего не знаешь, и, возможно, твоя выдумка была бы ещё ужаснее правды. И ещё я думаю, что ты, как никто другой, сможешь понять, что двигало мной в юности, когда я совершила эту ошибку.
— Да, я хорошо понимаю. Порой мной овладевают такие же чувства. Мы с тобой действительно похожи куда больше, чем мне казалось на первый взгляд, — я усмехнулся. — Так значит, и безупречной Фригге есть, что скрывать. Что ж, можешь не волноваться, твоя тайна в надежных руках. И прошу, не надо припоминать тот случай с Осколком Радуги. В те далекие времена я был молод, глуп и думал лишь о популярности.
С тех «далеких времен» не прошло еще и половины года, и я думал, что Фригга оценит юмор, но она даже не улыбнулась.
— Я многое понял с тех пор, — уже серьезно произнёс я, глядя в глаза матери.
— Хотелось бы в это верить, — отозвалась Фригга, задумчиво вглядываясь в безграничную космическую даль.
========== Начало поисков ==========
Планета, на которую мы приземлились (а это, вне всякого сомнения, и была Церра), встретила нас влажным тропическим воздухом, в котором благоухание экзотических цветов странным образом смешивалось с тяжелыми запахами пыли и выхлопных газов, отличающими любой густонаселенный мегаполис. Ещё с воздуха я увидел, что город, где мы приземлились, со всех сторон окружен горами, покрытыми лесом.
— Ну вот, до Церры мы добрались, — произнес я, когда мы с матерью вышли из корабля и оказались на космодроме невероятных размеров, большая часть которого была заставлена летательными аппаратами. — А дальше-то что? Дети могут находиться в любой точке планеты, разве не так? Каким образом ты собираешься искать их? Не будем же мы обшаривать всю Церру вдоль и поперек.
— Ну, разумеется, не будем, — успокоила меня Фригга, пытаясь найти что-то в вещевом отделении своего реактивного ранца.
— А как же тогда? — спросил я.
— Космодром, где мы сели — самый крупный и известный космодром планеты. Если забить в корабельный компьютер координаты Церры, не дав никаких указаний относительно места посадки, автоматика по умолчанию доставит тебя именно сюда. Не сомневаюсь, что дети приземлились на том же космодроме, что и мы с тобой.
— Допустим, но ведь этого нам не достаточно. Найти двух маленьких детей, о которых известно лишь то, что они потерялись в определенном мегаполисе или его окрестностях, попросту нереально.
— Ты забываешь о том, что речь идет не о простых детях, а об искусственно созданных существах, — заметила Фригга, извлекая из ранца небольшой золотистый прибор, немного напоминающий портативный компьютер.
— И что это нам дает? — никак не мог понять я.
— Под кожей каждого из них располагается микродатчик, который посылает мне информацию об их местоположении. Этот прибор позволяет отслеживать все их перемещения, при условии, что он и дети находятся на одной планете.
— И где же они сейчас? — поинтересовался я, пытаясь взглянуть на экран прибора.
— Пока не знаю. Загружается слишком долго. Эта техника была создана семьсот лет назад, сам понимаешь. А вот теперь вижу. Они пошли в горы.
— Но зачем? — удивился я. — Зачем они вообще покинули базу и куда-то полетели?
— Не знаю, Локи, — покачала головой Фригга. — Они не были запрограммированы на выполнение задания и потому действовали произвольно. А чем они руководствовались, понятия не имею. Они не люди и потому предугадать их поведение в той или иной ситуации практически невозможно, ведь на них не распространяются законы стандартной человеческой психологии. Когда я их создавала, я даже не предполагала, что дети будут самостоятельно принимать решения. Я готовилась к тому, что буду программировать их на выполнение той или иной задачи, и тогда их поведение будет более чем предсказуемым. Сейчас они не запрограммированы, и потому даже не проси меня объяснить мотивы их поступков.
— Может, они боятся людей и бегут от них? — неуверенно предположил я, опасаясь, что моя идея покажется Фригге нелепой и глупой.
— Весьма возможно, — мама отнеслась к моему заявлению на удивление серьезно. — В любом случае, мы должны немедленно отправляться на поиски. Чем раньше мы их найдем, тем лучше.
— Полетим на реактивных ранцах? — обрадовался я, уже готовясь нажать кнопку «старт»: полеты были одним из моих любимых занятий.
— Полетим, но не сейчас, — остановила меня Фригга. — Из города мы выйдем пешком. Помни, мы не должны привлекать к себе внимания. Никто не должен узнать об этом оружии. Если мы встретим кого-то в лесах, и у нас спросят, что мы там забыли, то мы ищем двух пропавших без вести детей. Самых обычных детей, которые пошли с родителями в туристический поход и потерялись.
— Агент Света высшего уровня учит меня лгать, — рассмеялся я. — Куда катится мир?
— Иногда бывает, что ложь просто необходима, — серьезно заметила Фригга, не обращая ни малейшего внимания на насмешку, звучащую в моём голосе.
К тому времени мы уже вышли за пределы космодрома и теперь шагали по тротуару, проложенному вдоль широкой магистрали, по которой на огромных скоростях проносились машины. От магистрали пешеходный тротуар отделялся зелёными насаждениями, радующими взор яркостью цветов. По другую сторону от нас сплошным монолитом располагались различные супермаркеты, рестораны и ночные клубы с ослепительно-яркими вывесками, на которые было просто невозможно не обратить внимания. Встречались также и служебные помещения, вроде банков или офисов, мы прошли мимо двух кинотеатров и одного аквапарка, а вот жилые дома попадались крайне редко: люди предпочитают жить в спальных районах, вдали от шума и суматохи, так характерных для центральных улиц большого города.
— Да, очень многое изменилось на Церре с тех пор, как я бывала здесь в последний раз, — задумчиво произнесла Фригга, словно бы вспоминая о чём-то.
— Что? Ты уже бывала здесь раньше? — я не поверил своим ушам.
— Да, именно в этом городе я познакомилась с Леонорой и предложила ей стать Агентом Света. Если тебе интересно, могу рассказать подробнее.
— Конечно, интересно, расскажи.
— На Церре я оказалась совершенно случайно, — начала свой рассказ Фригга. — Дело в том, что, выполняя очередное задание, я получила очень серьезные ранения. Осколка Радуги у меня в те времена еще не было, эти события происходили давно, мне тогда около пятисот лет было. Так вот, меня в крайне тяжелом состоянии доставили на ближайшую цивилизованную планету, которой и оказалась Церра. Да нашей базы лететь было долго, я точно не пережила бы этого полёта, поэтому меня и положили в одну из лучших больниц Церры. Но ранения, полученные мной, были слишком серьёзными. Мне требовалась сложнейшая операция, за которую никто не хотел браться. Теряя сознание в реанимационной палате, я уже и не надеялась на то, что когда-нибудь открою глаза вновь. Тем не менее, это случилось. Когда я пришла в себя, медики сказали мне, что одна молодая, но квалифицированная специалистка всё-таки рискнула провести эту операцию, и операция прошла удачно. Я сказала, что хочу увидеть эту девушку, на что медики ответили, что сейчас её в больнице нет, потому что она параллельно работает инженером-проектировщиком.
— А эта девушка и была Леонора? — догадаться было нетрудно.
— Да, ты прав, — согласилась Фригга и поведала мне вот такую историю:
Увидела я её только на второй день. Признаться, когда медики сказали, что специалистка молодая, я даже и представить себе не могла, что настолько. Она была не многим старше тебя.
Одета Леонора была аккуратно, но всё же её одежда отличалась чрезмерной скромностью и даже поношенностью. Присмотревшись повнимательнее, на её брюках можно было разглядеть заплатки, не заметные на первый взгляд. Излишком денег она явно не страдала, и это удивило меня. Если человек работает медиком и инженером одновременно, он должен весьма неплохо зарабатывать.
— Вы спасли мне жизнь. Я очень благодарна вам за это, — сказала я, обращаясь к девушке и протягивая ей довольно крупную сумму денег.
Мне было сложно обращаться к ней на «вы», а не на «ты», но я боялась показаться невежливой.
— Нет-нет, что вы, у нас медицина бесплатная. Мне платит государство, — отказалась от денег девушка.
— Мне больно видеть, что квалифицированные специалисты живут в бедности. Видимо, госслужащие у вас очень мало зарабатывают.
— О нет, лично я зарабатываю очень много, — девушка улыбнулась.
— Зачем ты лукавишь? — перейдя на «ты», поинтересовалась я. — Я же вижу, у тебя даже одежда в заплатках. Будь у тебя деньги, ты купила бы себе новую.
— Зачем, если старая пока ещё держится и отлично справляется со своими функциями? Когда она совсем износится, я, разумеется, куплю себе новую.
— Хочешь накопить на что-то и потому экономишь? — предположила я.
— Нет. Всё, что нужно, у меня уже есть. Даже квартира. Она маленькая, но зачем мне большая, если я живу одна? Одно время я жила в роскошном особняке и, знаете, чувствовала себя куда более несчастной, чем теперь.
— Расскажи мне свою историю, — попросила я, сердцем чувствуя, что в душе этой девушки есть что-то, чего нет у большинства людей. И Леонора рассказала.
Оказывается, её родители были очень богатыми людьми, владельцами нескольких крупных промышленных предприятий, которые достались им по наследству. И вообще, в те времена на Церре существовало заметное социальное расслоение по материальному признаку. Проще говоря, все люди делились на богатых и бедных.
Родители маленькой Леоноры являлись людьми очень богатыми. Их огромный особняк был просто переполнен излишествами. Золотая посуда, дверные ручки, инкрустированные бриллиантами, целая коллекция космических кораблей и тому подобная роскошь.
Вместе с этим родители Леоноры, которым, по сути, просто повезло с наследством, относились с презрением к простым, бедным людям. А так как именно таких людей на Церре было подавляющее большинство, почти все друзья малышки Леоноры принадлежали к малообеспеченным семьям. Их родители были простыми рабочими, которые трудились день и ночь не покладая рук, но все равно не могли заработать достаточно, чтобы прокормить свою семью.
Таков был уровень экономики на Церре в те времена. Зарплату с каждым годом снижали и снижали. Поэтому друзья Леоноры жили совсем не так, как она. Они часто голодали, а если кто-то заболевал, денег на лечение у родителей обычно не находилось.
Леоноре с детства такое положение вещей казалось ужасно несправедливым. Она не могла понять, почему получает всё, что ей хочется, и даже больше, а её друзьям нечего есть и нечего надеть, и страдала, ощущая несправедливость. Когда она стала чуть старше, она стала выносить из дома еду своим голодным друзьям и дарить им свою одежду, которой у неё был явный переизбыток.
Скупым эгоистичным родителям это ужасно не нравилось, они ругали и наказывали Леонору, но той было всё равно. Она хотела помогать друзьям, и остановить её было невозможно.
Когда она ещё повзрослела и узнала о том, что всему виной экономическая ситуация, сложившаяся на планете, и девяносто процентов населения мучается от бедности, ощущение несправедливости в её душе возросло. Она не понимала, зачем её отец покупает десятый по счёту космический корабль, который ему совсем не нужен, если огромное количество людей умирает от голода и ужасных жилищных условий, и этими деньгами можно спасти людей от смерти, а её родители тратят их на то, чтобы пощеголять перед такими же богатыми и заносчивыми знакомыми. Леонора пыталась поговорить с родителями и пробудить в них совесть, но те и слушать её не желали.
Юная девушка ненавидела особняк и всю его роскошь. Она не могла есть, зная, что её друзья голодают, и находила изощренные способы приносить им еду. Чтобы родители ничего не узнали, Леонора отдавала только своё, и сама частенько голодала. Но, несмотря на голод, на душе у нее становилось легче, когда она думала о том, что теперь у её друзей есть еда.
Однажды её лучшая подруга тяжело заболела, а денег на лечение у её семьи не было. Леонора стоя на коленях умоляла родителей о помощи, но те остались глухи к её просьбам, потому что считали себя выше того, чтобы помогать беднякам.