Танияма, думая об этом, присела на край двуспальной кровати, застеленной зеленовато-серым парадным пледом, оглядывая их новую комнату.
Обои с частыми, крупными букетами садовых цветов на серовато-бежевом фоне; тёмно-зелёные занавески, картины над кроватью и дальше по стенам; два ночных лакированных столика и закрытый ореховый секретер.
— Что с тобой? — как и всегда, будучи требовательным, Нару задал вопрос громко и чётко. Поведение Май ему показалось немного странным. Она не поднимала шума: возгласов радости или паники, ругани и той не назревало. Она всего лишь сидела на краешке деревянной кровати и большими глазами смотрела на свои худенькие ножки в тёплых носках. — Если что-то тревожит, то лучше скажи! — Оливер присел рядом, и чтобы не переживать прошлые ошибки, объял лицо Май своими тёплыми ладонями. Её округлое лицо моментально зардело, а в глазах показались наворачивающиеся слёзы.
Как ребёнок! — Нару лишь вздохнул. — Ей надо поспать. Так и знал, что дорога скажется…
Май молчала, не зная, как вовсе надо выразить то внутренне давление, которое начало копиться в ней сразу же, как они пересекли границу деревни Дэнжи.
— Не уходи! — эти чувства она поняла. Она поняла, что не желает оставаться одна, а посему Оливера нельзя было отпускать.
— Это смена часовых поясов. Ты так себя чувствуешь, потому что хочешь спать, — объяснил он, успев к тому времени подняться и позднее, из-за мутнеющих глаз Май, прилечь. — Полчаса… Я полежу с тобой полчаса. Затем ты уснёшь, а я пойду в приход святого Джеймса.
— У тебя там есть какая-то работа? — она облепила его тело, шепча сонные слова в твёрдую грудь Оливера.
— Есть! — пускай это показалось немного грубо, однако ответ прозвучал. — Спи… — к сердцу что-то подступило… То внезапное чувство, должно быть, являлось сожалением. Произносить резких фраз не стоило, Май не для себя всё это время старалась.
Как и она, Оливер притих. Он закрыл глаза и чуть слышно выдохнул. Сейчас у него было всё, чего он хотел — определённость. Дорогой сердцу человек рядом, родители живы и здоровы, работа идёт полным ходом и до получения диплома бакалавра каких-то жалких полтора года.
Сейчас… Здесь… Его рука скользила по коротким волосам Май и он думал, как дороги ему эти моменты без суеты. Кроткая и беспомощная, такая покладистая и тихая, она — в его власти. Англия творила чудеса, казалось, что тот ёкай, воспламеняющий Танияму время от времени, побоялся плачущего неба и необъятных взглядом просторов.
Сладкие грёзы, до того сладкие, что у Оливера начало покалывать в висках, на самом-то деле их с Май разделял Тихий и Атлантический океан. Япония… Что будет происходить там, когда она снова выпорхнет на свободу?.. К тому времени как им снова завладели эти эгоистичные мысли, Танияма уже крепко спала. Оставалось подняться как можно тише, чтобы её сон ни за что не прервался. И он вышел…
— Надеюсь, вы вели себя прилично на чужой кровати, — в коридоре его ждала Аяко.
— Если тебя это так волнует, то почему ты стоишь под дверьми? — Нару мягко затворил дверь и, любя свою надменную наглость так же, как и себя, упорно посмотрел на жрицу. Вызвав на её лице ожидаемый отклик стыда, он чуть менее довольно продолжил: — Правила приличия едины для всех.
— Ну знаешь ли, тебя всё равно не переспоришь, не думаю, что должна оправдываться. К тому же, это не я у тебя в долгу, а ты передо мной, — тыкала она в него пальцем. — Додумался сказать такое! Теперь как нам прикажешь делить комнату?!
— Проблема решается спальным мешком, — он дал чётко понять, что уже обо всём позаботился.
— Ага! Так он и согласится! — Матсузаки понимала, что так дело не пойдёт и даже если бы Хосё согласился поспать ночку-другую калачиком, то она бы чувствовала себя омерзительно.
— Это не моя забота. Разберись… — у Нару не оставалось никакого возможного на разглагольствования времени. Требовалось вернуться к делам, порученным его группе.
Не меняется! Этот нахальный ребёнок напросится у меня! Чтобы я ещё раз пошла на поводу у этого Монаха и стала помогать безвозмездно. Да ни в жизнь! — Аяко глядя на удаляющегося Сибую, жалела обо всех делах, сделанных ею из чистых побуждений в отношении этого бесчувственного лица.
— Меня не будет до вечера, — Нару не доходя первого этажа, остановился. — Можешь воспользоваться этим временем…
Это что только что было? Сочувствие?.. — Аяко похлопала длинными ресницами, дунула на лезущую в глаза чёлку, и вроде бы смирившись с жестоким юмором судьбы, развернулась в сторону своей комнаты. Её терпение могло обещать неплохие, продуктивные отношения, если бы Монах в очередной раз не подпортил бы ей настроения.
— Ты всё ещё здесь?! — он вышел из ванной комнаты, пустив в коридор тёплый ароматный пар, демонстрируя некоторую обнажённость. Его торс белел на фоне зелёных полосатых обоев. — Я тут смекнул, что настоящая проблема на самом деле это санузел — он здесь один, да ещё совмещённый! — его замечание никак не отразилось на жрице, чего нельзя сказать о той мужественности, которую он, как нарочно, распуская свои флюиды, взял и ей показал.
— Извращенец! — она притопнула ногой и на сей раз без сомнений воспользовалась предложением Нару, составив компанию Май.
— Да почему снова извращенец?! — у несчастного Такигавы даже колени подогнулись. Он упёрся в округлившиеся чашечки, виновато свесив влажную голову, сокрушаясь от мыслей, которыми Аяко нагрузила его в этот туманный и пасмурный полдень.
VIII
В зимнюю пору смеркается рано. Не успели отведать послеобеденного чая*, как на улице из вида исчезли последние, чуть блещущие теплом зарницы. Нару к этому, так называемому обряду, не вернулся. Со стороны тоска и тревога Май странными не казались, разве что чуть-чуть…
Не теряясь в этой ситуации, Матсузаки растормошила старенькую миссис Аддерли, и вот найдя термос и удачную для всего этого дела тряпичную сумку, они отправились в приход святого Джеймса.
— Аяко, не спиши! Я вроде как передумала… — Танияма вышла из коматозного состояния, когда адреналин подступил к сердцу. Ей хотелось посмотреть, что делает Нару, когда его окружение — это такие же студенты, как и он, и на самом деле, в том, что её кое-что внезапно напугало, зазорного ничего не было. Он и она — это два совершенно разных мира, и та дистанция, которая в Японии напоминала шутку, здесь открылась по-настоящему, по-взрослому…
— Если ты переживаешь из-за того парня, то не стоит. Он привлекает к себе внимание из-за неправильного воспитания. Скорее всего, его родители фанатики строгой дисциплины в семье, они недоучли его индивидуальности и теперь, когда он отделился, то первым делом стремится нарушать все мыслимые и немыслимые правила, восхищается другом, который развил свой талант. С этим-то я справлюсь… — она предположила, что дело может быть в Обине, он довольно-таки открыто выступил по пути в деревню.
— Аяко, Аяко, Аяко! — замахала она озябшей рукой. — Не старайся сделать как лучше, всё в полном порядке, правда! — Май лгала. Куда уж ей до Сибуи, её бы ложь распознал и слепой. Расстроившись, что не может скрыть этого, она подула на покрасневшие руки, потёрла их немного и нашла в себе силы, чтобы признаться. — Мне кажется, что Нару стыдно за меня… Не могу отделаться от этого чувства! Стоит подумать, кто он и кто я… Ну вот, снова слёзы наворачиваются и объяснить я это не в силах! — она утёрла воду с щёк, хотя ещё совсем недавно хотела показать всем, какие на самом деле покладистые и талантливые японские жёны.
— Будь всё именно так, как ты говоришь, то он бы не пригласил тебя учиться в его колледж. Сомневаться в Нару нет никакого смысла, разве не ты доказывала нам это всё то время, что мы работаем вместе? — Матсузаки не смотрела на Май, чтобы не смущать её и себя, вместо этого она выискивала в глубоких карманах сигареты.
— Аяко… — Танияма выпустила в воздух маленькое облачко тёплого пара, зримо приободряясь. Та суматоха, царившая в её голове, мигом исчезла.
— По поводу его профессорского звания можешь вовсе не утруждаться. Мы с Монахом пришли к единому мнению — он личность видная, но в кругах узких. Тринити-колледж к таким кругам не относится, разве что преподаватели в курсе, — добавила она, чтобы уж точно развеять тревоги Май.
— Я тоже так думаю! — речь инициативная, но сломленная смущением, принадлежала Брауну. — Простите меня, я случайно услышал…
— Да ничего… — Май опустила глаза и потёрла кончиком носка землю. Она заметила, Джон бежал, видимо, Монах послал его следом за ними…
— На самом деле, Май, профессорская степень Оливера, немного отличается от той, к которой мы все привыкли, — он забрался в злосчастную горку и, переведя дух, тут же начал рассказывать то, что ему когда-то давно стало известно. — Его степень выдана не учебным заведением, а финансовой группой «Лонденберг». Это крупнейшая группа в Америке и Европе, занимающаяся изучением паранормального. Именно участие этой группы объясняется наличием у конторы такого дорогостоящего оборудования. Чтобы как-то выделить выдающихся исследователей, они придумали специальную степень. Отчасти она схожа с любой другой профессорской, то бишь Оливер вполне может преподавать в университете, где данная группа организовала специальный курс лекций.
— Теперь понятно как так получилось, что он, не окончив колледжа, получил научную степень. Стало быть, это не совсем то, о чём мы все думали… — Матсузаки спокойно высказалась на этот счёт, зная, что её успокоительное уже у неё в руке. — Май, ты-то в порядке?
Она, да и Джон обратили внимание, что меланхолия отошла на задний план, когда жулика Дэвиса разоблачили. Соображая лихорадочно, Май, словно одолеваемая навязчивой идеей, затряслась.
Не объяснили ему в детстве, что такое хорошо, а что такое плохо! Я тут терзаю себя, а он знай наслаждается… — Танияма удерживала себя в шаге от взрыва.
Боже, сохрани этого человека… — Браун принял правильное решение, за Нару не оставалось ничего иного как молиться.
— Да, что это я?! — на Май внезапно снизошло озарение. — Что происходит у вас с Монахом? Вы то ссоритесь, то миритесь… Вы встречаетесь? — она вспомнила как раз то, о чём спрашивала у Джона ещё в Японии, в офисе SPR, решившись задать этот вопрос прямо в глаза Аяко.
Несчастная жрица чуть сигарету не проглотила, сделав в панике долгую затяжку, от которой впоследствии её одолел кашель и слезливость.
— Ничего не происходит! Он действует мне на нервы! — то и дело кашляя, сказала она.
Да, ну и дела… — не могла не подумать Май. — Так-то это нормально. Аяко свободная мико, а он монах, покинувший горы; мы много проводим времени вместе, должно быть, вот так люди и влюбляются друг в друга… — по неизвестной причине, слова Матсузаки не очень убеждали, и оттого Танияма осталась при своём мнении.
— Май, посмотри, а это не один из тех студентов? — Аяко докурила, заметив, что в их сторону, сквозь полутьму, откуда-то быстрым шагом, идёт юноша с бумажным пакетом в обнимку.
— Да, вполне возможно… — Танияма прищурилась, вспомнив, что похожего парня в очках видела в приходе.
— Эй, подожди! — закричала Аяко, когда тот обошёл их компанию и прошмыгнул на дорожку, ведущую к церквушке.
— Его зовут Уилбер Барнз… — подсказал ей Браун, сделав это как можно тише.
— Ага, точно! — кивнула она коллеге. — Уилбер, стой!
— Простите, мне сейчас некогда… — уклонялся он от ответов, не выпуская бумажного свёртка из рук, кажется, он боялся, что его могут остановить. — Уже солнце село, а я хотел ещё немного усладить себя чтением. Нет ничего увлекательнее становления англиканства, для нас, тех, кто учится в Тринити-колледже в особенности. Генрих VIII положил начало нашему колледжу, и он же дал нам религию достойную Британии. Извините, пожалуйста, извините меня, я очень спешу…
— Вот же странный парень… — Аяко не пришло в голову догнать его и выпытать у него правду. Ведь куда-то же он ходил в такое время и что-то книжки не больно-то его интересовали.
— На самом деле его можно понять, — Джон здраво рассудил поступок сего юноши. — В Англии всего десять процентов жителей принадлежит к католической церкви, остальные, а это примерно миллион британцев, являются прихожанами Англиканской церкви.
— Англиканской? Это протестантизм?.. — Май любознательно слушала и задавала вопросы.
— Почти, но не совсем… Кто-то считает его одной из форм протестантизма, другие утверждают, что это самостоятельное течение в христианстве. Отличительной чертой англиканства является «Книга общих молитв», которая представляет собой собрание молитв, являющихся основой богослужения на протяжении веков. Генрих VIII воспользовался слабостью Рима и отлучился от церкви и влияния Ватикана, так он снизил налоговую нагрузку на свою страну… Я так думаю, что эти студенты здесь для изучения старых церковных фолиантов. Должно быть, они хороши. Церковный язык — это сочетание латыни и старого английского…
— Зато теперь нам понятно, чего здесь наш профессор забыл! — Аяко сделала вывод раньше, чем Джон прекратил восхищаться.
— Ну да, должно быть… — Браун смутился, поняв, что самую малость увлёкся. Христианские религиозные течения не могли интересовать мико или ученицу старшей школы так, как затрагивали его душу.
— Пойдёмте! Нам стоит вернуться, если не хотим завтра утром бу́хать как антракозники! — предложила Матсузаки и, не догадываясь, что Май или Джону не известно о такой болезни лёгких, как антракоз*.
IX
— Свернули называется?! И где мы теперь?! — Аяко направляла недовольство в адрес Джона. После разговора по душам и столкновения с Уилбером Барнзом, Май внезапно одолело желание посмотреть: откуда он мог идти в такой час. Они прошли вдоль центральной улицы, где Браун предположил, что последние дома могут быть выстроены в отношении прихода перпендикулярно, тогда как другие улицы, идущие с двух сторон, параллельно, конечно, он отсеял те строения, которые выстроили по принципу «где земля ровнее», эти белые домики стояли, как мохнатые старички, одни, в некошеном от тра́вы просторе, зарывшись в густые соломенные крыши, свисающие подобно колючим усам над не сильно большими окошками. Это предположение ныне и вызвало столь бурную реакцию жрицы. Блуждая в потёмках уже не меньше получаса, она накусала губы до того, что их саднило. А потом, откуда ни возьмись, словно последние прибежище, вдалеке, они увидели дом, где горел свет.
— Это паб! — воскликнул Джон, напугавшись собственного голоса.
— Вот именно здесь местные слушают радио, обсуждают последние новости за пинтой яблочного сидра… — Аяко вдруг подумала о сельской английской жизни, представив и себя здесь. Эта фантазия породила в ней неприязненную дрожь. Винила она в этих картинках Нару.
И надо ему было ляпнуть о том, что мы здесь себе домик присматриваем?! От подобного проецирования у меня зуб на зуб не попадает! — её негативность к этой идее залегла очень глубоко в сердце.
— А вот это уже не похоже на старенькое радио… — вот они подошли ближе к одноэтажному домику из красного кирпича, обнаружив чуть подальше от входа, ухоженный серо-чёрный Харлей. Где тут рассекать на таком мотоцикле?! Да откуда ж католическому священнику, мико и обычной школьнице было о таком знать?!
Посмотрев друг на друга и пожав в итоге плечами, Аяко, как старшая, решилась переступить порог паба и спросить у местных дорогу.
Не успела Май насладиться блестящими в темноте трубками и элегантными изгибами мотоцикла, как смелая жрица вышла из местного распиточного заведения со своим новым другом, мистером Фултоном. Этот болтливый фермер в высоких сапогах нашёл свободные уши, да и не обычные, старые и сморщенные, а весьма и весьма привлекательные, уж чего-чего, а за один крохотный укус за эти ушки, он бы позволил оседлать его любимый трактор и прокатиться на нём по всей деревне. Неисполнимая мечта — как ни посмотри.
У мистера Фултона, человека в смешной, с неровными полями шляпе, цвета корицы, таком же мешковатом пиджаке с кожаными заплатками на локтях, надетом на шерстяной свитер, рот не закрывался ни на минуту. Джон был вынужден включиться в беседу, а ни то Матсузаки, несклонная к инфантилизму, могла не так среагировать на его детские шуточки и небылицы, которые порядком ей надоели.