– Отдохнула, гелин? – снова окунуться комнате в тишину не дал Аргамон.
– Да, – девушка все еще злилась на него за утро. Понимала, что винить наставника не в чем, что он всего лишь поступил так, как положено поступать учителям с глупыми юнцами, но усмирить злость не могла.
– Вот и славно, завтра продолжим.
– Завтра выходной, Аргамон. Разве вы занимаетесь по выходным? – не будь Альма так расстроена, должна была бы обрадоваться тому, что Ринар осведомлен о том, в какие дни они занимаются, а в какие нет, но это сегодня не доставило удовольствия.
– Леди Альма сама попросила удвоить количество уроков, мой лорд. Гелин не терпится освоить бытовые чары, правда?
Он будто насмехался. Представив, что количество мучительных для нее занятий грозит возрасти в два раза, Альма почувствовала, как щеки наливаются кровью, а гнев закипает в груди. Ей непонятно было одно – зачем он это делает.
– Альма? – теперь на нее смотрели уже две пары глаз. Ринар явно был удивлен словам Аргамона еще больше, чем сама девушка.
– Да, мой лорд? – приложив все усилия, чтоб голос звучал спокойно, Альма подняла взгляд на Ринара. На Аргамона смотреть сейчас бы не смогла.
– Ты не против того, чтобы удвоить количество уроков, гелин? – как же хотелось стереть с его лица это убийственное спокойствие. Как же хотелось, чтоб он хоть немножечко, хоть самую малость ощущал, какой шторм сейчас бушует в ее душе. Хотя и это ложь. Альме хотелось вывалить на него все свои сомнения, сбросить свою глупую любовь на его плечи, и наконец-то вздохнуть спокойно.
– Нет, мой лорд, – но всем этим желаниям не суждено сбыться. Она будет и дальше хранить все в себе, глотать обиду и терпеть товарищеское снисхождение.
– Я рад твоему рвению, – и он не заметил. Ни урагана, ни отчаянья, ни покрасневших глаз. Как всегда ничего не заметил. Кивнул, а потом снова отвернулся, веля сменить блюда.
– Уверена, гелин? Если думаешь, что это слишком сложно, я готов отказаться. Не хочу требовать от тебя больше, чем то, на что ты способна… – Аргамону следовало бы молчать. Следовало бы радоваться, что она уже и так достаточно наказана за утреннее своеволие, теперь ее муки будут длиться в два раза дольше, чем было уговорено изначально, но вместо того, чтоб так и сделать, он почему-то продолжил выводить ее из себя. Альма была уверена – он прекрасно понимал, до какого состояния доводит, и что самое главное – он делал это специально. А значит, девушка должна была приложить максимум усилий, чтоб не сорваться. По крайней мере, при Ринаре.
– Нет, я хочу этого, Аргамон. Я рада, что смогу усовершенствовать свои умения… – а в мыслях Альма уже прокручивала картину того, как вонзает иглы в его улыбающееся лицо на ближайшем занятии.
– Несомненно, это так, ведь есть что совершенствовать, правда, девочка моя? Я недоволен тобой в последнее время, – пальцы, сжимавшие вилку, вдруг побелели. Альма сама не заметила, как металл в ее руке начал нагреваться. Он делал это специально. Специально унижал ее при Ринаре. Доводил до кипения и ждал момента, когда она взорвется. – Ты слишком невнимательна Альма, что творится у тебя в голове, дитя?
– Простите, учитель, но ваши запросы я не смогу удовлетворить никогда, – девушка с затаенным удовольствием представляла, как стерла бы сейчас с лица усача эту снисходительную улыбку.
– Да, ты права, мои не слишком-то высокие запросы пока удовлетворить у тебя не получается. Неужели вы были правы, мой лорд? Неужели магия действительно не дастся ей?
Это было уже слишком. Альма прекрасно понимала, что он просто хочет унизить ее перед Ринаром. Не понимала зачем, считала, что эта месть слишком жестока за один единственный акт непослушания, и чувство несправедливости заставляло гнев расти еще больше.
Ринар промолчал, только отложил приборы, откидываясь на спинку стула. Так сделало бы любое здравомыслящее существо. Даже через его панцирь отчужденности проникло напряжение, повисшее в воздухе. Старый полукровка и молоденькая девушка смотрели друг другу в глаза, практически испепеляя взглядом. Вилка в руках Альмы уже порядком прогнулась. Ему же досталось место в первом ряду, спектакль обещал быть впечатляющим, хоть и достаточно рискованным.
– Вы настолько недовольны мной, учитель? Возможно, все дело в том, что ваши методы преподавания оставляют желать лучшего? – никогда Альма не допускала мысли, что виной всем ее неудачам его неспособность правильно преподнести материал. Он был всегда и даже сейчас оставался несомненным авторитетом. Но в этот момент грубость так и рвалась с губ, а это был один из самых мягких вариантов того, что Альма хотела бы бросить сейчас собеседнику в лицо.
Брови Ринара поползли вверх. Он никогда не видел девушку такой. Никогда еще не видел ее в гневе. Даже не подозревал, что она способна на такое сильное чувство. Пусть негативное, но слишком сильное для просто обиженного ребенка.
Зеленые глаза метали молнии, дыхание девушки участилось, крылья носа трепетали, будто выпуская жидкое пламя, рвущееся из груди.
– Ты забываешься, девочка моя, – Аргамон же наоборот был совершенно спокоен. – Но я не против получить твои извинения.
Сдержать гневного «ха» на выдохе, Альма не смогла. Это было просто за гранью добра и зла. Он специально сам начал этот разговор, сам спровоцировал на грубость лишь затем, чтоб унизить еще больше – требуя публичных извинений при Ринаре.
– Только после вас, Аргамон, – если он хотел услышать сдавленное «простите» и увидеть, как Альма снова потупит взгляд, усач явно прогадал.
Не спеша с ответом, мужчина хмыкнул. Что это должно было означать, девушке было не понятно.
А вот Аргамон триумфовал. Молодец, гелин. Наконец-то. Наконец-то в ней горел огонь. Огонь упрямства, гордости, искренности и силы, которые рано или поздно заставит одного упрямца открыть глаза шире. Он уже сейчас делал это.
Скрывая то, как он доволен происходящим, Аргамон пытался не смотреть на Ринара. Не замечать, как он неотрывно блуждает взглядом по полному гнева лицу Альмы, как вот уже долгие минуты не возвращается зрением и мыслями к приборам на противоположной стороне стола. Именно так должно было быть. Так, и никак иначе. Вот только она этого не замечает. Слишком погружена в свой гнев и унижение, чтоб замечать то, о чем еще недавно мечтала – его осмысленный взгляд.
– Думаешь, мне есть за что извиняться, гелин? Я ведь всего лишь сказал то, что есть на самом деле. Озвучил твои мысли. Я должен извиниться перед тобой за твои же мысли?
Выдержки ей еще явно не хватало. Вилка полетела на стол, сбивая на своем пути хрустальный бокал.
– Это был наш с вами разговор, Аргамон. И он должен был остаться между нами, – она требовала извинений не за правду, в которую искренне верила сама. Не за то, что оказалась слишком слаба в чарах. А за то, что эту правду он озвучил при человеке, в чьих глазах она не хотела казаться еще более жалкой, чем была на самом деле.
– Неужели у тебя есть секреты от нашего лорда?
– Аргамон, – вот теперь не выдержал уже Ринар. Он все так же неотрывно следил за тем, как лицо Альмы лучится гневом, но допускать взрыва не хотел.
Он не настолько глуп, чтобы не видеть, как учитель издевается над малышкой. И если она в силу возраста и положения покончить с этим издевательствам могла бы лишь спустившись до откровенной грубости или даже применения физической силы, он мог остановить подчиненного куда меньшей кровью.
– Да, мой лорд? – Аргамон оглянулся на Ринара так, будто только лишь закончил обсуждать с милой дамой ее прелестный головной убор, а не провел целую войну взглядов и колкостей.
– Завтра у Альмы выходной, и двойного увеличения часов не будет. Если нужно, я сам займусь тем, что дается ей сложней всего.
Брови усача картинно поползли вверх, а Альма резко отвернулась к окну, закусывая губу до боли. Сейчас она сама себе казалась глупым обиженным ребенком. Аргамон добился чего хотел – теперь в глазах Ринара она будет выглядеть ребенком, неспособным постоять за себя и доказать свою правоту.
Не желая расплакаться от бессилия при всех, она поднялась со стула.
– Простите, я пойду, – сделала книксен, обращаясь лишь к Ринару, а потом выбежала из столовой, уже не заботясь о том, как выглядит в глазах мужчин.
Никогда она больше не станет разговаривать с Аргамоном. Никогда не забудет этого и никогда не простит.
Дверь хлопнула слишком громко. Впервые за долгие-долгие годы дверь в этом доме хлопнула.
– И что это было? – Ринар потянулся через стол, взял в руки искалеченную под пальцами Альмы вилку. Она начала плавиться. Девушка сама не заметила, как непроизвольно заставила металл подплавиться.– Зачем ты вывел ее из себя?
– Развлечения ради, мой лорд. Всего лишь… – Аргамон, довольно улыбаясь, откинулся на спинку стула.
Он прожил долгую жизнь. Жизнь, в которой обычные развлечения приелись уже невообразимо давно, а это было забавно. Это должно было казаться забавным.
– Развлекся? – Ринар отвернулся к двери, оживляя в памяти то, как она неслась прочь из комнаты. Вечно ровная спина, уверенный шаг, шлейфом летящие следом рыжие локоны. И, несомненно, сейчас она все так же несется вверх по лестнице, подхватив подол пышной юбки. Дыхание сбивается, щеки розовеют еще сильней, а разобрать дорогу ей сложно из-за того, что глаза застилает гнев.
– О да, мой лорд.
– Не смей больше делать подобное. Понял? – за внешней мягкостью, к которой привела многолетняя боль, скрывался сильный характер. Он всегда был не так прост. Всегда решителен, безапелляционен в своих поступках, просто давно пустил все на самотек, лишив себя необходимости вспоминать об этих своих чертах.
Когда Ринар смотрел так: сурово, уверено, в чем-то угрожающе, даже Аргамон внутренне сжимался.
– Да, мой лорд.
– И завтра извинишься.
– Да, мой лорд, – Аргамон картинно скривился, делая вид, что этот приказ доставляет ему неудобства. Будь его мотивы ясны, как он хотел внушить окружающим, так бы и было. Но нет, внутри полукровки горел триумф.
– Спокойной ночи, – Ринар встал, следую примеру подопечной. Его поступь была привычно ленивой, бесшумной и мягкой. Сложно поверить, что недавние слова и взгляд принадлежали ему.
– Спокойной ночи, мой лорд… – Аргамон дождался, пока дверь за мужчиной почти закроется, а потом, уже не скрываясь, расплылся в улыбке, бросая напоследок, – а она красива, когда злится, правда?
И ответа он не ждал. Ответ был не нужен. Он сделал сегодня даже больше, чем мог надеяться. А дальше дело снова за ними.
***
Гнев прошел быстро. Стоило с силой хлопнуть дверью в спальню, разбросать подушки по комнате, представляя себе улыбающееся лицо Аргамона, как желание крушить и ломать испарилось.
А вот обида осталась. Он ведь, наверное, добился именно того, чего хотел. Вывел ее из себя, отомстил за непослушание утром и грубость вечером. А она… Она повела себя слишком по-детски. Совсем расслабилась.
Придя в этот дом, Альма чувствовала себя куда старше и разумней, чем сейчас. Тогда девочка знала, что в мире она одна, что каждый ее шаг – это ее ответственность, каждое ее слово имеет цену и должно быть взвешенным, каждый поступок отразится на ней, а теперь… Она слишком хорошо вжилась в роль подопечной благородного лорда. Слишком. Ведь так удобно плыть по течению, играя роль не обремененной заботами и горестями ученицы; так удобно принимать заботу, привилегии богатой жизни, практически позабыв о тех своих временах, когда и мечтать о подобном не могла; так удобно увиливать от собственной ответственности, отдавая судьбу в чужие руки. Эту жутко удобно, но настолько же неправильно.
Именно с такими мыслями Альма и провалилась в сон, а проснувшись, решила, что должна поступить как взрослый человек – должна извиниться, ведь ей на самом деле было за что извиняться, а вот в извинениях Аргамона она не нуждалась, не хотела их и требовать больше не стала бы. Но случилось не так.
Никогда раньше Аргамон не стучался в ее комнату, обычно предпочитая врываться без спросу, ведь леди должна быть готова к посетителям в любую минуту. А тут от собственных мыслей Альму отвлек слишком уж неуверенный стук, и приглушенный кашель за дубовой дверью. Сквозь стены видеть она не умела, но угадать, кто ожидает ее по ту сторону, было не сложно.
– Гелин, – он чуть склонился, Альма почувствовала, как в груди неприятно кольнуло. Давно их отношения перешли эту показательную официальность. Он мог спокойно потрепать ее по голове, сжать плечо, помогая расслабиться, щелкнуть по носу за излишнее любопытство или ловлю ворон во время уроков. Но вчера сам же отбросил их назад, к периоду церемониальных поклонов и не менее официозных обращений.
– Слушаю вас, Аргамон, – Альма застыла в дверном проеме, явно давая понять, что приглашать внутрь его не станет. А разговаривать ей одинаково некомфортно здесь и в собственной комнате.
– Я хотел извиниться, леди Альма, – девушка на секунду закрыла глаза, выдыхая, продолжай Аргамон стоять на своей правоте, ей было бы проще. А к тому, что мужчина пойдет на попятные, она была совершенно не готова. – Я не должен был выносить наши вопросы на обозрения посторонних.
– Зачем вы это сделали? – девушка вскинула голову, заглядывая с серые глаза. – Зачем было унижать меня при нем? Считаете, я редко думаю о том, насколько нелепо смотрюсь в этом доме, и насколько всем было бы проще, провались я сквозь землю? Вы ошибаетесь, Аргамон, я прекрасно осознаю, что никогда не стану тем, во что вы вкладываете свои силы и время. Но прошу, не унижайте еще больше.
– Альма-Альма, – Аргамон покачал головой, львиная грива седых волос качнулась в такт с этим движением. Он не жалел о вчерашнем, ведь добился того, что хотел. Но слышать подобное от нее было печально. – Ты станешь еще большим, чем можешь себе представить, девочка моя. Ты – лучшее, что мне приходилось видеть за всю мою жизнь. Ты – лучшее, к чему я приложил свою руку.
Девушка была не готова к таким его словам. После вчера она представляла их дальнейшие разговоры совсем не так. Осмысливая сказанное, Альма замерла.
– Ты способна добиться всего, что только пожелаешь. Один взгляд, гелин, и мир у твоих ног. Никто не устоит, Альма. Никто никогда не откажет. А я всего лишь хочу, чтоб ты умела правильно определять, что тебе нужно по-настоящему. Чары – лишь способ, очень важный, но лишь способ. А цель в другом, я хочу доказать тебе, что ты не имеешь права сдаваться там, где тебе кажется, сопротивление сильнее тебя. Нет в мире сопротивления, сильнее тебя, Альма. Ты способна получить все. Весь мир. Одного сделать я тебе не позволю – не смей сдаваться.
– О чем вы? – Альма смотрела в лицо учителя и не верила, что вся эта пламенная речь касается ее. Касается ее и занятий по чарам.
– Ринар ждет, девочка, тебе пора.
Он не ответил. Лишь сделал шаг в сторону, освобождая путь. Пришла пора еженедельной процедуры – время наведение морока.
Спорить с мужчиной смысла не было. Пока он сам не решит объясниться, желаемого Альма не получит. Но это не значило, что она собирается забыть брошенные им слова. Слишком они были странными, непонятными и тревожными, чтобы выкинуть их из головы так просто.
Мимолетно заглянув в морщинистое лицо, Альма направилась вперед по коридору, путаясь в юбках и собственных мыслях. Перед Ринаром тоже было стыдно. За то, что сорвалась, что позволила вылететь из комнаты, хлопнуть дверью, позорно сбежать с поля боя.
Наверное, несколько минут назад Аргамон чувствовал себя приблизительно так же, как она сейчас, стоя перед кабинетом опекуна, легко постукивая о деревянную поверхность.
– Входи, Альма.
***
Он различал приближающиеся шаги и быстрый стук сердца еще задолго до того, как Альма решалась постучаться. Обычно, она делала это не сразу. Сначала несколько глубоких вдохов, там, за дверью, и только потом подносила кулачок к косяку.
Различал всегда, просто раньше Ринар не обращал на это особого внимания, а сегодня наконец заметил. Прошмыгнув мышкой в кабинет, Альма прикрыла за собой дверь. Нарочно до жути тихо, даже он, гордящийся своим обостренным слухом, практически не различил щелчка.