— Министр финансов не может позволить себе такой роскоши как не знать чего-либо о торговле… Или о состоянии таких важных стратегических объектов как центральный порт государства. Так как же вы это сделали, практически не имея денег? Насколько я понимаю, работы выполняли те самые беженцы, которых вы нанимали? В таком случае, у меня еще один вопрос: где же налоговые отчисления? Я не увидел их в ваших декларациях.
Губернатор почти побелел.
— Мне не приходилось им платить, — тихо сказал он. — У них… особое положение. Они согласны работать… Просто работать… Они ели и работали.
Анхельм молчал довольно долго. Гнетущую тишину никто не решился прерывать.
— Госпожа Алава, — вдруг обратился герцог к дочери губернатора. — Вы знаете, что война с Маринеем окончена?
Рин подозрительно покосилась на Анхельма. С чего вдруг такой поворот разговора? Она перевела взгляд на Розу: та тоже недоуменно смотрела на герцога, удивленная внезапным вопросом. Или Рин показалось, что девочка была удивлена?
— Леди Алава? — подбодрил ее Анхельм.
— Да. Я читала в газетах. Я также читала, что Мариней присылал посла для переговоров о заключении мира, это правда?
— Да. Однако переговоры провалились.
— Какая жалость, — разочарованно вздохнула девочка.
«Наигранное разочарование», — подумала Рин.
— Вы так считаете?
— Отчего же нет? Разве союз с Маринеем не сделает нашу империю сильнее?
— Вероятно, мог бы. Однако, союз между нашими странами в ближайшем обозримом будущем невозможен. Знаете ли вы о причинах войны с Маринеем?
Рин чуть не подскочила. Анхельм что, нарочно это делает? Знает же, что причина сидит рядом с ним!
— Рабовладение? — спросила девочка.
— Да. Именно. К сожалению, при всей своей развитости во всех отраслях жизни, Мариней остается государством, в котором процветает рабовладение. Так вот, до тех пор, пока Мариней не проведет реформу, отменяющую его, союз с ним невозможен. Потому что в нашей империи закон гласит на этот счет что…?
— Что?
Анхельм перевел взгляд на губернатора и отчеканил:
— Работорговля и рабовладение являются тяжелым преступлением против прав человека и наказываются смертной казнью.
Рин расслышала, как где-то позади в соседней комнате раздался смешок, но не подала виду.
— Вы действительно не знали этого, юная леди?
— Я… не знала, — ответила девочка и бросила осторожный взгляд на отца. Тот сидел, опустив взгляд на бумаги, и напряженно о чем-то думал. Анхельм вздохнул и покачал головой.
— Это очень печально, господин Алава, что подданные не знают законов страны, в которой живут, — герцог размазывал губернатора, как масло по куску хлеба. Взгляд его был тяжелым и разочарованным. — Впрочем, думаю, что такие законы как запрет на рабовладение — на самом деле, скорее, прописные истины. Их нужно знать с детства. Спросите себя: что будет с нашей империей, если люди не будут знать своих прав и обязанностей? Не знаете? Я вам скажу, что будет: разруха. Править будут воры, мошенники, взяточники и мерзавцы, простой человек будет объявлен скотом и поставлен в положение скота. Ничего хорошего не ждет ту страну, чей народ несвободен и угнетаем. Недовольство будет накапливаться, и в один день чаша терпения переполнится. И тогда она зальет все вокруг себя революционной кровью, и кровь эта растечется по всему миру, как отрава, имя которой — разочарование.
Анхельм замолчал. Рин неуютно поежилась. Слышать такие речи от Анхельма ей еще не доводилось, это, скорее, было в стиле Фриса. Она почувствовала на себе пристальный взгляд Розы и вопросительно приподняла бровь. Та медленно перевела взгляд на грудь Рин и обратно. Рин поняла ее намек, достала письмо Розы и протянула Анхельму. Герцог мельком оглядел бумагу и показал ее губернатору.
— Видите это письмо, господин Алава?
— Да, ваша светлость.
— Вам нужно ознакомиться с его содержанием.
— Вы позволите? — губернатор подцепил очки, болтавшиеся у него на цепочке, и водрузил их на нос.
— Нет необходимости, я зачитаю вслух:
«Сие письмо я пишу, осознавая, что оно — единственная моя возможность рассказать обо всем, что здесь затевается. Ваш приезд сюда — мой шанс изменить положение вещей! К делу: мой отец решил выдать меня замуж за Френсиса Закари, владельца судоходной компании, в определенных кругах он известен как Массам. Таким образом, он после своей смерти (я сомневаюсь, что его смерть будет естественной) передаст управление в руки этому проходимцу и затем, с позволения герцога Уве-ла-Корде, моего двоюродного старшего брата, сделает его законным губернатором; и так будет, если только император не пожелает назначить другую персону. Закари станет моим мужем, и когда он возьмет власть над островами в свои руки, то начнет действовать. Закари — выходец из Маринея, он жил на этих островах еще до того, как их аннексировала Соринтия. Все острова уже принадлежат ему, но пока не официально. Мерзавец развернул в Лейгесе сеть: везде, на каждом углу его люди, и на кораблях по ночам он привозит сюда новых — это рабы из Маринея, умело подкупленные им, и военнопленные маринейцы, которых он выкупил. Сведения о происхождении его состояния я узнала от служанки Нэли, которую он продал нам. Данные о "поставках" людей я прочитала в его деловом журнале, который он по неосторожности оставил в декабре в нашем доме. О помолвке я узнала от служанки Ракель, которая прислуживала им с отцом, когда они обсуждали условия помолвки. Закари следит за всеми передвижениями влиятельных иностранцев. Очень немного осталось в городе тех жителей, кто не подчиняется ему. Я не знаю его настоящих целей, так что могу лишь предположить, что он хочет собрать армию и осуществить переворот, чтобы сделать острова своими.
Моя сестра смертельно больна, жить ей осталось не более двух лет. С тех пор как это открылось, отец стал готовить меня в жены Закари. Я же хочу после смерти отца и сестры принять на себя обязанности управления Южными Островами. Так велит мне честь рода, моя совесть и моя мечта — стать первой женщиной-губернатором.
Во имя целостности империи, во имя всего святого заклинаю вас мне помочь! Сохраните это письмо. Если со мной что-нибудь случится, оно будет единственным вашим доказательством вины Закари пред лицом закона. Я знаю, что поступаю плохо, действуя за спиной у отца, но если это спасет мою жизнь и убережет семью от позора, а острова от разграбления, то я готова на такой шаг. Если же мой план потерпит крах, я покину это место без надежды и сожалений и тайно уйду в монастырь, где проведу остаток своей жизни.
Роза Альварес Алава ди Уве-ла-Корде, 01.02.4010 год».
Анхельм закончил, и Рин услышала, как захлопнулась ловушка. Сейчас начнется расправа над глупой мышью. Анхельм наверняка знает, что делает и обсудил это письмо с дочкой губернатора. Губернатор смотрел на дочь, и в его взгляде не было ни капли доброжелательности.
— Каких фантазий вам наплела эта маленькая сказочница? — едва сдерживая гнев, спросил Алава. Анхельм склонил голову набок и пристально посмотрел на него.
— Вы считаете это фантазиями?
— Да она на все готова, только бы сбежать из дома, уйти от своих обязанностей! Даже оклеветать отца! — всплеснул руками тот.
— Господин Рафаэль Альварес Алава, еще раз спрошу, вы считаете это письмо фантазиями ребенка? — Анхельм говорил тихо, но в голосе была сталь.
— Естественно! Неужели вы верите ей?
«Испугался, — подумала Рин. — Значит лжет. Фантазиями он это не считает».
— Представьте себе, верю, — ответил герцог. — И не без причины. Госпожа Эмерси, могу ли я попросить вас проводить нас к нашим доказательствам?
— Конечно, — ответила Рин в голос. Скрываться было более ни к чему. Она поднялась, и все встали вслед за ней.
— Пойдемте, господин Алава, — сказал Анхельм немного устало. — Сегодня вы наконец поймете, что иногда лучше быть подобным дубу, чем иве.
Губернатор тяжело поднялся со стула и пошел вперед. Когда они вышли из комнаты и прошли в гостиную, Анхельм вдруг сказал:
— Кстати, роскошный дом, господин Алава.
Губернатор покраснел и покивал.
— Благодарю, благодарю, но, думаю, он никак не может сравниться с вашим!
— Да, действительно никак не может сравниться. Мое поместье как минимум в два раза меньше. И у меня всего три человека прислуги, а не тридцать пять, как у вас.
— В самом деле? — сказал губернатор, меняясь в лице и бледнея на глазах.
— В самом деле.
Глава 2.2
Они вместе дошли до въезда в поместье, где осталась их карета. Кучера не было. Поискав глазами, Рин обнаружила его по другую сторону дороги: он спал под деревом в теньке. Что ж, это только на руку. Рин зашла внутрь кареты и обнаружила, что матросы уже очнулись. Она сгребла их за воротники и по очереди выпроводила из кареты пинками.
— Вот эти два тела, — сказала она, — громили кондитерскую на Третьей Портовой линии.
— При чем здесь я? — спросил губернатор. Рин подняла палец.
— Кондитерская принадлежит Альберте Вонн, моей давней подруге. Когда я навела порядок, мне удалось выяснить вот от этого славного парня, что их послал некий Белый с приказом, цитирую, «зачистить лавочку и выкинуть кошелку». Когда я спросила, для чего это, мне ответили, что лавочка нужна для хранения товара. Ах, да, забыла пояснить. Мне любезно рассказали, что Белый — это капитан судна «Белый Ветер», который возит на Южные острова очень дорогой товар из Галдама. Но вот незадача: самым дорогим товаром в Галдаме являются люди, больше в маленькой рыбацкой деревушке, разрушенной войной, ничего нет. В Лейгесе многолюдно, на пристани толпы беженцев, и менее чем час назад вы сами признались, что их слишком много. Напрашивается вывод: они все на рабском положении, что вы подтвердили своими словами о том, что они у вас работают за еду. Когда я спросила Альберту, обращалась ли она в полицию, то была крайне неприятно удивлена, узнав, что полиция и пальцем не шевелит, чтобы пресечь разбой. Когда полиция работает таким образом, это свидетельствует о том, что она либо куплена, либо ей дано указание не вмешиваться.
— От меня подобных распоряжений не поступало, — мрачно проговорил губернатор.
«Не лжет», — с досадой подумала Рин.
— Вы, может быть, и не отдавали. Но вот человек по имени Френсис Закари вполне мог это сделать.
— Френсису совершенно незачем это делать.
«А вот это ложь», — отчетливо поняла она.
— Но вы не можете знать этого наверняка, верно? Судя по письму вашей дочери, вы ведете с ним дела, и довольно близко, раз хотите выдать ее замуж за него. «Мой отец решил выдать меня замуж за Френсиса Закари, владельца судоходной компании, в определенных кругах он известен как Массам», — процитировала Рин.
— Вы не можете знать, что Массам и Закари — одно лицо. Роза всего лишь ребенок. Она строит догадки.
— Ваша дочь пишет, что Закари развернул в городе сеть своих людей. К сожалению, — или к счастью? — когда я пришла на почтовую станцию, чтобы взять экипаж для герцога, мне не хотели давать карету, упомянув, что некий господин Закари будет очень недоволен этим. Только после того, как я предъявила удостоверение, мне дали карету. А еще начальник станции вел интересный разговор, в котором упомянул Закари и Массама как одно и то же лицо. А за полчаса до этого я услышала от моей подруги Альберты Вонн слова, что вот этих вот друзей к ней подослал Массам. И что этот самый Массам уже держит в своих руках весь Лейгес.
— Это все равно ничего не доказывает.
— Роза также пишет, что… Ваша светлость, позвольте письмо?.. «Сведения о происхождении его состояния я узнала от служанки Нэли, которую он продал нам». Продал. Понимаете? Это косвенное доказательство того, что Френсис Закари, он же Массам, — работорговец. И мне очень неприятно это говорить, но, по всей видимости, вы находитесь с ним… — Рин помолчала, подыскивая слово, — в незаконных деловых отношениях.
— Вы хотя бы понимаете, кого обвиняете и в чем? Вам это с рук не сойдет! — Алава встал в позу.
— Господин Алава, — угрожающе ответила Рин, — я здесь представляю закон. Его светлость увидел в ваших декларациях и отчетностях состав экономического преступления. А я подозреваю вас в уголовном преступлении, а именно: запрещенная законом Соринтии торговля людьми. Для вашего же блага будет лучше, если вы будете помогать следствию, а не противодействовать.
Губернатор мрачно смотрел на Рин, та отвечала ему таким же взглядом.
— Я требую законного следствия и суда, — наконец сказал он.
— Всенепременно, господин Алава, — пообещала девушка. — Вас пока еще ни в чем не обвиняют. Вы всего лишь попали под подозрение.
— Полковник Эмерси, немедленно отправляйтесь в отделение полиции и приведите следователя, — сказал Анхельм.
— Будет исполнено, ваша светлость! Что прикажете делать с этими? — она ткнула в лысого матроса.
— В дом. Мы с губернатором остаемся ждать вас здесь.
Рин вздохнула и принялась развязывать матросов. Освободив ноги первого, она достала револьвер и приставила его к голове громилы.
— Шаг влево-вправо расцениваю, как попытку к бегству. Стреляю без предупреждения и без промаха. Шагай.
Матрос послушно поднялся и пошел к своему связанному товарищу. Развязав его ноги, Рин ткнула его револьвером в бок.
— И как я пойду? — спросил тот. — Ты мне колено выбила!
— Не выбила. Прыгай давай вперед.
Рывком поставив на ноги второго громилу, Рин пригрозила ему оружием и повела в дом. Заходя в поместье, она увидела экономку Рейко, с неприязнью смотревшую на нее, и ответила ей таким же взглядом. Усадив матросов, Рин сказала:
— Мне нужна верховая лошадь. Карета слишком долго едет.
— Госпожа Эмерси, — подала голос Роза, — возьмите моего Алларда, пойдемте, я провожу вас к конюшням.
Девочка быстро пошла к выходу, не дожидаясь, пока ее остановят. Рин последовала за ней. Придя на место, девочка отдала приказ конюху оседлать ее коня и повернулась к Рин.
— Леди Эмерси, что же мне делать?
Рин огляделась вокруг и наклонилась к девочке.
— Роза, я не хочу вас огорчать раньше времени, но может статься, что ваш отец влип в темные дела гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд. Вполне вероятно, он будет обвинен в рабовладении. Вы понимаете, что это значит?
Глаза девочки расширились от страха. Она обернулась на дом, сглотнула и перевела взгляд на Рин.
— Что я наделала! Его казнят?
Рин только пожала плечами.
— Я не могу вам сказать ничего точно. Вероятно, его не казнят, а бросят за решетку. Но он перестанет быть губернатором — это факт.
Роза закрыла глаза, Рин наблюдала, как дергаются уголки ее рта.
— Хорошо. В конце концов, я была готова к этому, — ответила она и посмотрела на Рин. Та поразилась перемене: сейчас перед ней стояла не пятнадцатилетняя девочка, а взрослая женщина. Сильная, смелая и умная. Никаких слез, никаких истерик. Рин, которая совершенно разучилась держать лицо, позавидовала ей.
— Насколько я могу обещать, что все будет хорошо, настолько и обещаю. Что-нибудь мы придумаем. Роза, вы уверены на сто процентов в том, что Массам и Закари — одно лицо?
— Конечно, — девочка кивнула. — Госпожа Эмерси… Мне угрожает опасность?
— Я бы не назвала это опасностью, — ответила Рин. — Ваш отец попытается надавить на вас и заставить взять слова назад. Роза, если следствие начнется, я уже не смогу его остановить. Вы пойдете по делу как свидетель, а свидетели всегда в опасности. Есть вероятность, что вас попытаются убрать с дороги.
Роза прерывисто вздохнула и вопросительно посмотрела на Рин.
— У вас есть подруги, в чьем доме вы с сестрой сможете укрыться на некоторое время, если это потребуется? — тихо спросила Рин, краем глаза замечая выходящую из дома женщину. — Ваша экономка идет. Не поворачивайтесь. Говорите тихо, она может нас услышать.
— Подруг нет, но у меня есть такое место, — быстро заговорила Роза. — Та самая кондитерская. Я могу пойти только туда.