Вот так.
С вероятностью около девяноста семи она знала, о чем он спросит теперь. И это знание не доставляло ей удовольствия.
Было одно общеэриданское правило, закрепленное генетически, и даже Скауты ничего не могли с ним поделать, хотя нельзя сказать, чтобы не пытались. Для эриданца не просто немыслимо — физически невозможно исказить передаваемую информацию.
Назовите это как хотите — кодекс, репутация, основа стиля жизни, предрассудки, коллективная склонность к массовому идиотизму, но если это закреплено генетически — с ним не поспоришь…
— У нашего подопечного на момент исчезновения из поля зрения охраны были с собою кое-какие документы… На момент обнаружения тела их при нем уже не было. Некоторые из них обнаружены позже, в мусоре. Местонахождение остальных до сих пор неизвестно. У нас есть достоверная информация о том, что объект воспользовалась его полицейской карточкой по крайней мере один раз. Какова вероятность того, что остальные документы тоже у объекта?
Вот оно!
Теперь требовалось быть осторожной и деликатной, как слонопитек в музее кхитайского фарфора.
— Полицейская карточка — единственный документ, на котором ограничиваются лишь генокодом, на всех остальных обязательны пальчики, аура, сетчатка, фото, что, сами понимаете, сравнить гораздо проще даже при самой поверхностной проверке. — Аликс сощурилась, потерлась ухом о плечо. — Подобные документы хранить у себя человеку в ее положении… Но вас ведь не идентификационные карточки интересуют, я права? Права. Что же касается завещания… Сами понимаете, оно не относится к разряду документов, которые берут с собою просто так, на память. К тому же там ведь наверняка имеется пометка о вознаграждении для предъявителя, так?
— Мы дадим больше. — Голос спокоен.
Опаньки! Это уже становится интересным.
По-прежнему никаких обертонов, но явная концентрация опасности. С очень неприятным личностным оттенком.
Чертов гермафродит как раз сейчас подумывает над вопросом, а не слишком ли много знает эта конкретная отдельно взятая эриданка для того, чтобы оставаться и дальше, так сказать, в хорошо функционирующем состоянии, и проявит ли кто элементы особой заинтересованности, исчезни эта эриданка из числа ныне здравствующих…
На какой-то миг Аликс даже обрадовалась — Ура! Помахаемся! — однако профессиональная рациональность победила — черненький лишь повторил, меняя тональность:
— Намного больше.
— Не сомневаюсь. Я просто хотела, чтобы вы поняли — такие документы никто не берет в качестве сувениров. Оно будет предъявлено, — если уже не предъявлено! — в ближайшие же дни, как только его обладатель доберется до ближайшего филиала банка корпорации… Если, конечно, изъятие действительно имело место…
— И все-таки — есть ли вероятность?
— О, вероятность есть всегда! — Аликс повела плечом. — В принципе, есть даже вероятность того, что я ошибаюсь. Или просто лгу. Я могу подсчитать и эти вероятности, но у вас опять же не будет стопроцентной уверенности… Стопроцентно нельзя быть уверенным даже в себе, что уж говорить о других. Могу сказать сразу, что вероятность крайне низкая.
Она постучала ногтями по ручке кресла, добавила, поморщившись:
— Это, конечно, не входит в сумму сделки, но я могу построить расчетные схемы с точностью до шестого знака… Однако процент вероятности это не увеличит. Впрочем, если настаиваете, могу заняться.
Она хмыкнула и многозначительно вздернула левую бровь. Обычно это
срабатывало. Сработало и на сей раз — он молча поклонился и шагнул к двери.
Мочку левого уха кольнуло.
— Я не занимаюсь благотворительностью, — сказала Аликс нейтрально. Расценивай, мол, как угодно.
Черный профи расценил правильно — похоже, его тоже учили не ссориться без особой нужды. Остановился. Обернулся даже.
— Реалы или информация?
— Или.
— Уровень?
— Полагаюсь на вашу оценку. — Что ж, мы тоже можем быть вежливыми.
— Двенадцатый. — Думал он недолго и скорее напоказ. Не слишком-то щедрые у него хозяева. Что у нас из неоконченных тянет на двенадцатый уровень? И чтобы обязательно клан замазан был по уши.
Мысленно пролистнув три десятка потенциальных заказов, Аликс сделала выбор:
— Синтия Вильямс, два года назад, на Ариадне. Способ исполнения, внешность и личность исполнителя на сегодняшний день. И заказчик, разумеется.
— А почему вы полагаете, что мы…
— Милый, а вот обижать меня не надо.
Он подумал. Кивнул.
— Хорошо. Я передам вашу просьбу.
— Заказ.
Он подумал еще. Опять кивнул.
— Вот и ладненько.
Когда за ним чавкнула дверь, Аликс еще раз фыркнула. Риск, конечно, был. И нехилый, пятьдесят на пятьдесят где-то. Он бы мог и уточнить, а цифры — жесткая штука. Это тебе не слова, которые можно понимать, как хочется.
Но — не уточнил. И не ее вина, стало быть.
Она не лгала — семьдесят пять процентов нельзя, пожалуй, назвать слишком уж высокой вероятностью, особенно если с девяносто девятью сравнивать. Главное — сравнить умело и вовремя. И не вслух, конечно. А там — пусть понимает, как хочет, это уже не ее дело. И не ее вина.
Она еще раз фыркнула. Потянулась. Проверила защиту на окнах, заперла дверь на задвижку, прошлась по внутренним сенсорным замкам. Ребячество, конечно, но пускай завтра персонал поломает голову над тем, как она выбралась из запертой изнутри комнаты. Вот вам и еще одна легенда об эриданцах, надо же имидж поддерживать, в конце-то концов!
Аликс встала в центре квадратного ковра, оглядела помещение напоследок. Да нет, вроде ничего не забыла… Закатала на животе черную кольчужную маечку, открыв надетый прямо на голое тело серый спасательный пояс.
Вообще-то, это было запрещено. Да и поясам таким в частных руках находиться совсем не полагалось. Но где и когда это останавливало кого-то с Эридани? Расстояние она промерила до миллиметра, специально вчера по пожарной лестнице все восемь этажей чуть ли не обнюхивала. Все равно ведь иначе — никак.
Еще раз фыркнув, Аликс активизировала пояс.
И оказалась восемью этажами выше, в роскошных апартаментах А-Ль-Сью, в центре точно такого же квадратного ковра.
Впрочем, кое-какие различия все-таки имели место — этот ковер был сплошь завален грудой шелковых диванных подушек. Что оказалось весьма предусмотрительным со стороны Аликс, поскольку материализовалась она не точно на ковре, а на высоте около двух футов над ним, откуда и рухнула незамедлительно на эти самые подушки.
Аликс не опустилась до вульгарной ругани. Только снова фыркнула. Растянулась на подушках в полный рост, закинула руки за голову и позволила себе минут на двадцать расслабиться. Поморщилась — в ухо долбануло уже нехилым разрядом.
— Чип, ты свинья! Пять минут потерпеть не можешь!
— Ничего себе — пять минут! Да ты опоздала с моим кормлением почти на два часа! Хорошо еще, что я взрослый и в меру самостоятельный…
— Не в меру самостоятельный, я бы сказала.
— Я ведь и обидеться могу.
— Ладно тебе! — Аликс встала с глубоким вздохом, сдернула левую клипсу, отщелкнула с нее прозрачный ромбик с тремя металлическими усиками, вставила его в не совсем обычного вида флешку — усики вошли в пазы с характерными щелчками. Флешку же воткнула в настольный комм.
Через голову стащила кольчужную майку вместе с оранжевой шелковой
бронежилеткой, стянула высокие ботфорты, привычно пробуя пальцами острия отвинчивающихся каблуков — хотя идиотизм, конечно, что их могло затупить здесь? — отстегнула ритуальные булавки, больше похожие на стилеты. Сложила все это в узкую щель между стенками портативного чемоданчика. Стянула в узел отросшие волосы.
— Шорты забыла!
— Кто-то наелся?
— А тебе жалко, да? Жалко?!
— Да хоть лопни — мне-то что?
— Можно подумать! Вот помру — кто тебя возить будет?
— Если ты и помрешь — то только из-за собственной вредности.
— А у меня сейчас возраст трудный!
— Скажите пожалуйста!..
Продолжая лениво переругиваться, Аликс сложила шорты к остальным ритуальным шмоткам, срезала под корень волосы, обрила голову и втерла в кожу аппилятор, замораживающий луковицы.
Пока аппилятор впитывался и высыхал, образуя защитную пленку, быстро нанесла свойственный жительницам Перекрестка яркий макияж.
Шкурка, тонкая и прозрачная, была тона на три темнее обычного цвета ее кожи и точно повторяла очертания тела от щиколоток и кистей рук до ключиц. Только в некоторых стратегических местах добавляла этим очертаниям выпуклости. Немного подумав над цветом граничных апликаторов, Аликс выбрала алый с вишнево-сиреневым отливом, как наиболее подходящий к фиолетовым линзам.
Браслеты были без претензий — просто липкие ободки. А вот горловинка — куда интереснее, под грудями она раздваивалась, огибая каждую снизу кокетливым полумесяцем, а потом шла ниже, изгибаясь и охватывая левосторонней спиралькой пупок. К ней еще полагались две вызывающе-острые шляпочки на соски, и в какой-то мере выбор Аликс был обусловлен предвкушением реакции милейшей Цинтии (или Порции) на эти очаровательные штучки.
Фыркнув в очередной раз, Аликс натянула на подсохшую голову роскошную черную гривку и критически осмотрела себя в большом трюмо.
А-Ль-Сью готова к выходу в свет. Осталось лишь придать личику утонченную томность и одеться — в понимании обитателя Перекрестка.
====== Игнорирование правил есть высшая глупость ======
Джуст.
Переулок Джека Ризныка.
Стась.
Ныли зубы. Странно. Им-то чего ныть, ни разу ведь в челюсть не схлопотала, даже по касательной, обошлось.
Стась прислонилась к стене и немного постояла, стараясь дышать диафрагмой, размеренно и не слишком глубоко — при попытке вдохнуть поглубже левый бок прокалывало острой болью. Морщась, потянула левый носок на себя — икру опять свело. Постояла немного, пережидая, пока пройдет покалывание в пальцах, двинулась дальше, чуть прихрамывая.
Вообще-то, Зоя, нам грех скулить, мы еще легко отделались! Ни тебе переломов, ни даже серьезных трещин. Вот, правда, судя по гнусным ощущениям в боку, с одним или двумя ребрами таки проблема. Но вроде бы тоже больше похоже на трещину, при переломе бы кололо куда острее.
Ну, саднят сбитые пальцы да ноет выбитый локоть, да судороги вот эти постоянные, потому что правую стопу потянула в самом начале и на голени пришлось перенести основную нагрузку…
Но сегодня пока еще почти не больно.
Больно будет завтра. И, ой же мамочки мои, как же это будет больно!..
Впрочем, чего это мы? Больно бывает только тем идиоткам, которые после таких нагрузочек бросают несчастные мышцы застывать на ветру у холодной стены на полуночной улице. А мы же, Зоя, не идиотки, мы, Зоя, баньку предпочитаем, желательно мягонькую, чтобы не слишком жарко, и массажик, и расслабление опосля по всей форме с приятным блондинчиком в номере люкс. Заслужили, черт возьми!
Нет, Зоя, ты-то хоть понимаешь, что мы сегодня с тобой сделали?! Это было бредом, безумием это было, шансов-то практически никаких, и надежда почти что иллюзорная, зато злости хоть отбавляй. И — получилось.
Самой не верится…
Стась зевнула и сморщилась — ногу опять свело. Покрутила ступней, наступила осторожно. Ничего вроде. Хорошо, что до вокзала недалеко.
Конечно, автоматов полно на каждом углу, в любом кафе, только вот автоматы нам без надобности — они в сети след оставляют до удивления четкий и работают слишком быстро, нет уж, не надо нам этого! Пусть те, кому это надо, в массе обычных переводов зароются, незачем им жизнь облегчать…
А все-таки та девочка с жутеньким стальным оскалом была явно лишней. И хозяин у нее… Неприятный такой хозяин. Опасный.
Чего-чего, а возможные неприятности Стась распознавать умела. Научили. А этот мелкий шустрый тип был одной сплошной ходячей неприятностью. Она отказалась бы от схватки с его командой, даже находясь в сносной форме. А после пяти проведенных подряд встреч форма ее была какой угодно, только не сносной.
Но за ту девочку предложили почти три года. Святой оскоромится. Вот и сгубила жадность фраера.
Фраершу…
Лишними, если уж быть откровенными до конца, были все после третьего. Когда хрустнуло в боку и потянула голеностоп. Так что теперь — только баня. И массажик. И минеральные ванны. Это не роскошь, это — жизненная необходимость. Роскошью мы займемся потом.
Шоколадный торт! И мороженое. И — березовый сок, литра три, не меньше!
Пусть хоть треснут, а достанут, желаю потому что. Имеем право, Зоя! Да-с! Со свечами и шампанским. И что бы лакеем — плечистый блондин с квадратным подбородком и на все готовым взглядом.
Стась зевнула. Передернула плечами. Опять зевнула. Нет, похоже, сегодня после баньки и массажика мы будем просто спать. На хрустящих простынях и настоящей кровати. Тоже, между прочим, неплохо. А все остальное завтра.
Но сначала — вокзал.
Жанке осталось три года. Реальных. При пересчете на световые выходит что-то около двенадцати с половиной. Ха! Для нас, Зоя, это теперь просто семечки.
Стась шла вдоль центрального проспекта. Шла прямо по проезжей части — все тротуары были заставлены вынесенными из выходящих на проспект заведений столиками с конкурсной бесплатной закуской, хозяева витиевато и красочно ругали угощавшихся.
Тоже традиция. Кто лучше приготовит, изящнее украсит, элегантнее стащит или виртуознее обругает вора. Святая Селина — святая своеобразная, чего же вы хотите? Да и сам Джуст был когда-то пересыльной колонией для нежелательных элементов, а традиции необходимо беречь…
Центральные фонари погасли, в утреннем сумраке тускло перемигивались разноцветные праздничные гирлянды. Стась шла по асфальту, загребая ботфортами сугробы конфетти, фантиков, обрывков мишуры и серпантина. Ей навстречу уже торопились деловитые мрачные личности, не имеющие к празднику ни малейшего отношения. Начинался новый рабочий день. Заспанная девчонка в миниюбке сгребала праздничный мусор на поперечной улочке, не обращая ни малейшего внимания на расположившуюся за столиком припозднившуюся компанию.
Она была права — праздник закончился.
— Не спешите, драгоценнейшая…
Этот тягучий выговор она узнала сразу. Но, очевидно, слишком устала, чтобы сразу понять, осознать до конца сказанное. Обернулась с некоторым даже удивлением — чего, мол, надо-то? Ладно бы — глухой ночью и в темном переулке, но здесь, на оживленном проспекте, при свете фонарей и уже почти что утром?! Что он — совсем рехнулся, что ли?
И даже то, что его не ввела в заблуждение ее теперешняя внешность, не насторожило поначалу ничуть.
— Вы меня сегодня очень серьезно обидели. Вам не кажется, что это не совсем хорошо с вашей стороны?
И даже тогда она не поняла, хотя обращение он повторил трижды. Вскинула брови — на что он рассчитывает, здесь и один?
— Не пора ли восстановить справедливость? А, драгоценниейшие?
Он говорил на архэнгле…
Стало больно дышать.
Стась сглотнула, пытаясь дышать диафрагмой и продолжая криво улыбаться. Он говорил на архэнгле. Она отметила это — и сразу стало больно дышать. В архэнгле нет уважительного обращения.
Есть только множественное число.
— Я потерял законную пятерку из-за вашего тандема. Не считая двух или там трех спорных лет, которые я вполне мог бы… но не суть. Так вот — как насчет того, чтобы возместить ущерб?
Она долго молча смотрела на него, перестав улыбаться.
Потом так же молча достала пятерку из нагрудного кармана, протянула, не глядя.
Ошибиться не боялась — пятерка была одна, остальное все мелочью, а карточек здесь, похоже, вообще не признавали.
Он был ниже ее на полголовы. И уже в плечах. Она легко справилась бы с ним даже сейчас, когда сердце колотится, а ноги словно желе. Много ли такому шпендику надо? Движения расхлябаны, реакция фиговая, рядом со школой и не ночевал, плюнь как следует — с копыт слетит.
Кругом были люди. И до двери в кассовый зал — рукой подать. В конце концов, можно же было просто крикнуть, там же есть дежурный охранник…