Мысленно я посочувствовал МакГонагалл. Теперь начнется бесконечная бумажная канитель. Письма в отдел мракоборцев, толпы следователей, а любые улики студенты затопчут уже с самого утра.
Во время моего непродолжительного директорства, в министерстве под предводительством Волан-де-Морта творился беспредел, поэтому меня миновали все эти жуткие стопки пергаментов, которые Минерва отправляла в Лондон почти каждый день.
Я оказался прав. Уже через четыре часа в Хогвартс прибыл следователь. Прямо посреди экстренного педсовета, собравшегося в кабинете директора, камин вспыхнул изумрудным пламенем, и в нем показался человек.
Следователь был чуть старше Поттера на вид, в деловом светлом костюме и легкой мантии. В руках у него был блокнот и самопишущее перо.
— Доброе утро! Простите, что без предупреждения, но министр направил к вам незамедлительно.
Высокий шатен переступил каминную решетку, и на его одежде не осталось ни следа от сажи. Я ещё никогда не видел, чтобы люди так изящно выходили из каминной сети.
Он поклонился Минерве, и тут его глаза безошибочно нашли Поттера.
В причинах, по которым мне сразу не понравился этот тип, я разобрался много позже…
========== Глава 2 ==========
ВНИМАНИЕ! В главе использована ненормативная лексика! Предупреждение прочитали? Не пугает? Тогда вперед! ))
Гарри Поттер оказался не готов к колоссальному объему учебной работы. Одно дело учиться в Хогвартсе и стонать от домашних заданий, и совсем другое — готовиться к четырем сдвоенным урокам каждый день.
На педсовете Минерва словно невзначай упомянула, что у нас по-прежнему некому курировать гриффиндор, и Мальчик-Который-Выжил, разумеется, сразу вызвался на роль декана.
— Я попробую, — уклончиво проговорил Поттер, в глазах которого уже зажегся неизменный азарт, — думаю, мне удастся поладить со студентами.
— Главное не поладьте с ними так, как это сделала Лавиния, пусть мир ей будет прахом, — саркастически ввернул я.
Конечно, Поттера боготворили. Первокурсники не отлипали от него с утра до вечера. Девочки висели на его руках гроздьями, кидались обниматься, следовали за ним по пятам. Разве что в уборную к нему не ломились. Мальчики держали дистанцию, но тоже постоянно вертелись рядом. Средние курсы вечно ошивались возле класса по Защите. Некоторые даже специально взрывали в коридорах навозные бомбы под самым носом у Филча, чтобы попасть на отработку к Поттеру. После того, как я попросил Аргуса отсылать их ко мне, таких умников резко поубавилось.
Меня, в отличие от Поттера, не любили и боялись. Некоторые родители даже писали гневные письма Минерве с вопросом, почему это я до сих пор остаюсь в штате преподавателей с Черной-то меткой на руке? На что Минерва дала вежливый, но весьма категоричный ответ: не нравится? Валите в другую школу. Мне такое заступничество с её стороны понравилось больше, чем бы я хотел себе признаться.
В последнее время, я стал подозрительно мягкосердечным…
Но вернемся к Поттеру.
Мальчишка старался, и это признавал даже я. Он ночами просиживал в библиотеке, готовясь к уроку, заказывал и отлавливал каких-то новых интересных тварей для тренировок учеников. Однажды, прогуливаясь поздно вечером вдоль побережья озера, я увидел его по пояс в воде, всего покрытого мурашками — еще бы! Начало октября! — и вытаскивающего из воды упирающегося, истошно вопящего гриндилоу.
— Я тебя не обижу! Да не вопи ты, весь замок перебудишь. Посидишь чуток в аквариуме, и я отпущу тебя!
Я быстро отступил в тень ближайших деревьев и подавил смешок. Поттер еще несколько минут пытался вытащить из воды осьминогое создание, потом гриндилоу извернулся, выскользнул из рук Поттера и плюхнулся в воду. Герой, нелепо взмахнув руками, плашмя грохнулся в озеро, и следом послышалось скрежещущее ехидное посмеивание — за охотой наблюдал не только я, но и русалки, повылезавшие из воды.
— Следовало бы оглушить его, Поттер, — я подал голос из темноты. — Хотя это бы лишило меня столь занимательного зрелища.
Намокшее национальное достояние, отплевываясь и снимая тину с ушей, вылезло на илистый берег.
— Скорее всего, так и нужно было бы поступить, но… — он замялся и шмыгнул носом, — мне… почему-то мне стало его жалко, и я подумал, может, договоримся…
Я вышел в лужу лунного света, возвышаясь над Поттером, сложив руки на груди, сунув кисти в широкие подбитые мехом рукава мантии. Я приподнял брови, выражая свое изумление лишь в самой малой его доле. «Он пожалел нежить, — подумал я, — Мерлин, как же ему удалось убить Темного Лорда?»
Гарри поднялся на ноги, вытащил палочку и произнес согревающее и высушивающее.
— Оооо, как хорошо. Знаете, я иногда просто благодарю небо, за то, что я — волшебник!
На это я неопределенно хмыкнул.
Поттер, облитый лунными лучами, в засохшем иле, с грязными ладонями и взлохмаченными волосами, выглядел совсем юным. Собственно, ему и было-то не так много лет, но вот выражение его глаз портили эту картину.
У человека, пусть и молодого, не может оставаться юного взгляда, если он прошел войну. В глазах у Поттера жила мудрость и грусть, которая уже не покинет его до самой смерти. Мне ли не знать…
— Профессор?
Я слегка вздрогнул. Мальчишка смотрел на меня снизу вверх пытливо, с вопросом.
— Прошу прощения?..
— Я говорю, вы идете в замок?
Я отказался, хотя, конечно, возвращался в школу. Но при мысли о том, что мне придется с ним разговаривать о какой-нибудь дежурной ерунде или неловко молчать, мне сделалось тревожно. Не хочу. Оставаться с ним долго наедине не хочу… Почему-то…
Он махнул мне, улыбнулся жизнерадостно, словно и не побывал в мутном озере и в прибрежной грязи. А я подумал, как так сталось, что у этого мальчишки после войны осталось столько жизнелюбия и света в душе? Мой Том Риддл высосал до самой последней капли, и я уже много лет не ощущал теплоты, словно внутри все заледенело. Да меня это даже устраивало. Когда ты — мрачный, нелюдимый и замкнутый тип, круг общения моментально суживается до самых близких людей. А в моем случае, исчезает совсем.
Последний человек, который знал обо мне все, — умер, я собственноручно убил его.
После того, как меня укусила Нагайна, и я в луже собственной крови очнулся на полу в Визжащей хижине, я даже испытал облегчение. Наконец-то я умру. И уже никому ничего не буду должен.
Далекие крики смолкли, тишина висела давящая и смертельная, и я закрыл глаза, приготовившись отдать концы.
Мне чудились теплые руки, которые, конечно, принадлежали моей матери. Я очень плохо помнил, как она обнимала меня и пела мне песни, когда я был маленьким мальчиком, но это воспоминание все же теплилось в моей душе. Я улыбнулся. Мне даже привиделось её лицо. Оно было не как в реальности, не таким, каким я его запомнил из детства. В нем не было усталости и потухших глаз, оно было светлое и доброе, лицо моей матери…
Потом я ощутил полет и подумал: слава Мерлину, я не проваливаюсь в ад, а воспаряю в рай. Видимо, тот, кто сотворил этот мир, решил, что ада с меня хватит, я и так прожил в нем свою земную жизнь.
А потом чей-то ласковый голос говорил мне.
Сначала я не разобрал слов, а потом они становились все отчетливее и отчетливее…
— Все хорошо. Вы поправитесь…
Поправлюсь? Разве в раю болеют?
Открыл глаза я в больнице Святого Мунго, ровно через пять дней после того, как Поттер — так мне потом рассказали — вытащил меня на руках из Визжащей хижины.
Как я возненавидел его в ту секунду, когда понял, что черта с два все хорошо! Всё ужасно, все отвратительно! Я все еще жив.
Мальчишка, как обычно, влез не в свое дело. Он зачем-то вспомнил про меня после битвы с Темным Лордом и пошел проверить. И почему ему память не отшибло в тот момент!
Пока я выздоравливал, ко мне наведывались все, кому не лень. Оказывается этот болван растрезвонил всему Хогвартсу о моей давней любви к Лили, и теперь все вдруг преисполнились ко мне праведным обожанием. Письма, которые я получал в больнице, мне хотелось сжечь на ритуальном костре на похоронах мальчишки. Но потом, когда связки восстановились, кровь снова забурлила в моих жилах, магия вновь стабилизировалась, и я даже слегка поправился, пока лежал на больничной койке, мой гнев остыл.
В суд меня все же вызвали. Но я сидел вдали от прикованных цепями к стульям Пожирателей, среди которых была и семья Малфоев.
Как сжалось мое сердце, когда я увидел Драко. Мне никого не было так жаль в своей жизни, исключая, может быть, Лили. Но за него вступился Поттер, как, впрочем, и за меня.
Слово Гарри Поттера тогда было сродни индульгенции. С меня и с Малфоя были тут же сняты все обвинения. Часом позже я стал свидетелем отвратительной сцены, в которой Драко Малфой орал на Поттера в коридоре тролльими ругательствами за то, что тот не вступился за его отца.
— Чего тебе стоило? — задыхаясь, кричал исхудавший и осунувшийся Драко, — Мы и так раздавлены! Моя семья никогда не поддерживала Темного Лорда в полной мере, как те же Лестрейнджи! Одно твое слово, Поттер, ОДНО СЛОВО СПАСЛО БЫ ЕГО ОТ ГИБЕЛИ!
Мальчишка стоял, выслушивая все это, не дрогнув, как скала.
— Скажи спасибо, что я попросил за твою мать, Малфой. Ей я обязан жизнью.
Драко вывела охрана. Он был не в себе.
Нарциссу посадили под домашний арест, и ей разрешалось выходить из дома лишь на час в сутки не дальше собственного парка. Драко оправдали полностью. Люциус же и по сей день сидит в Азкабане.
После войны Кингсли изгнал оттуда всех дементоров. Заключенные все же люди, а не скот, и тюрьма для них стала вполне сносной.
После этой драматичной сцены, Поттер подошел ко мне, чуть улыбаясь, высказал мне, насколько он обязан и протянул руку, которую я проигнорировал.
Сейчас, вспоминая все это, я подумал, что это был детский поступок. Можно было бы её и пожать.
***
— Мисс Дженингстон, прекратите ошиваться возле учительской, профессора Поттера здесь нет.
Семикурсница, зардевшись, словно маков цвет, пулей отскочила от двери и быстрым шагом скрылась за углом. Из противоположного коридора тут же показался Поттер с палочкой в руках. Перед ним плыла криво сложенная стопка учебников. Она возвышалась чуть ли не до потолка.
— Поттер, может, вы все-таки сделаете что-нибудь с вашими поклонницами? — мрачно проговорил я, наблюдая, как он безуспешно пытается поместить стопку в дверной косяк, — учительская — это чуть ли не единственное место, где не снуют надоедливые студенты, но, благодаря вам, теперь это не так. Старшекурсники чуть ли в замочную скважину не подглядывают! Да опустите вы её на дюйм ниже!
Я взмахнул палочкой раздраженно и резко. Половина стопки отделилась от другой половины и влетела в учительскую. Раздался звонкий шлепок — это учебники нашли свое место на столе.
— Благодарю вас, профессор! — отдуваясь, проговорил герой, помещая оставшиеся книги на столе, — насчет поклонниц, вы преувеличиваете. Старшекурсники просто очень старательны в моем предмете, и почти все ходят ко мне на дополнительные занятия. Вот они и приходят сюда, чтобы спросить совета.
У меня от такой наивности просто язык отнялся. Я прокашлялся и осведомился:
— А мисс Дженингстон и мисс Леоновец, наверное, самые старательные?
— О да! — на полном серьезе ответил Поттер, — эти девушки не слишком блещут способностями в практике, но очень прилежны в теории.
— А вас не смущает, что директор МакГонагалл уже несколько раз делала им выговор за то, что на урок Защиты от Темных Сил они ходят в нарядных мантиях, при полном макияже и с прическами, которым позавидовала бы Елизавета первая?!
Поттер вытаращил на меня свои зеленые глазищи так, будто я ему Америку открыл. Я снисходительно подождал, пока мысль окончательно сформируется в его голове. Когда на его щеках резко, словно лампочка, зажегся яркий румянец, я понял, что это произошло.
— Они же подходили ко мне, и спрашивали разрешения. Я подумал, что нет ничего страшного в том, что девушки хотят быть красивыми… Вы… правда полагаете, что…?
Я покачал головой.
— Господи, вы наивны, как младенец, Поттер.
Когда-то, на заре моей собственной учительской карьеры, студентки так же вздыхали и по мне. Была особенно упорная девушка, которая писала мне любовные письма в стихах. Её моя рука не поднялась сдать Филчу. Я попробовал с ней поговорить, но быстро понял, что это только разожгло её интерес. Поэтому без зазрения совести завалил её на экзамене.
После этого я получил громовещатель за завтраком:
Мы, онанисты, ребята плечисты!
Нас не заманишь и с*ськой мясистой!
Не совратишь нас п*здовою плевой,
Закончил правой, работай левой!
Лица моих коллег не поддавались классификации, а мне сделалось так смешно, что я чуть не умер от натуги, стараясь не заржать в голос.
Я так и не признался Дамблдору, от кого было это письмо. Мне не хотелось выдавать девчонку. Но она, конечно, от меня отстала. И ЖАБА по зельям сдала на «отлично» — я не стал ей мешать.
— Что же мне теперь делать? — Поттер выглядел так, будто его кто-то ахнул дубинкой по голове.
Я хотел было уже ответить, но тут в учительскую впорхнул — иначе не скажешь — Фрэнсис Конборн.
— Ну и денек! — жизнерадостно оповестил он нас, — три рейда в Лондоне! Это если не считать, что министр просил меня задержаться в Хогвартсе для раскрытия дела об убийстве. Только что трансгрессировал! Устал и голоден, доложу я вам!
— Чего бы вы еще желали, мистер Конборн? — саркастически отозвался я, — может, вы расскажете нам в красках, насколько вы хотели бы посетить уборную?
Этого типа вообще невозможно было ничем смутить. Его отвратительное жизнелюбие было столь же непоколебимым, сколь и раздражающим.
— Ай-яй, Северус! Ну что же вы так нелюбезны? — молодой следователь погрозил мне наманикюренным пальчиком, — возможно, вы тоже просто голодны? Моя матушка — мир её праху! — всегда говорила: у сытого мужчины и слова, и мысли подобрее…
И он отвратительно хохотнул, блеснув белоснежными зубами.
Я в который раз уже удивился про себя, и как это Кингсли пришло в голову прислать сюда этого идиота? Что, во всем мракоборческом отделе не нашлось следователя получше?
Фрэнсис Конборн слыл чуть ли не Шерлоком в волшебной Британии. Его имя гремело уже почти год. На моей памяти ни один мракоборец, кроме, может быть, Грюма, не обладал такой бешеной популярностью. Он отчетливо напоминал мне придурка-Локонса, который до сих пор коротал свой век в больничной палате. Если верить газетам, Конборн действительно распутывал сложные дела, в том числе и с заклятием Империус, от которого все следователи вешались. Но, в то же время, я бы не поручился за то, что он не был джокером в рукаве министерства. Ведь в послевоенное время как никогда требуется кто-то гениальный, чтобы засаживать Пожирателей за решетку.
И вот этот франт развалился в учительской на тахте, где любил кемарить Флитвик после обеда, и смотрел своими абсурдно голубыми глазами на Поттера, который вообще ничего не понимал.
Видно было за версту, что Конборн — гей и что он с самого первого своего появления откровенно клеит мальчишку. Меня это злило неимоверно. Это было все равно, что соблазнять ребенка.
Поттер, конечно, был завидным холостяком, но с чего это Фрэнсис решил, что он того же поля ягода?
Стоп. Я что, только что признал, что Поттер — завидный холостяк?
— Не хотите ли чаю, друзья? — я аж вздрогнул от звонкого по-мальчишески задорного голоса Конборна и скривился.
— Нет, благодарю, — но шатен, откинув длинную прядь волос за плечо, уже помахивал палочкой.
Из воздуха материализовался серебряный поднос, три фарфоровые чашки с ароматным горячим напитком и блюдо с эклерами.
— О! Я всегда восхищался людьми, которые умеют так ловко управляться с заклинаниями материализации, — улыбнулся Поттер.
Идиот расплылся в улыбке, словно сахар на горячей сковороде.
— Так я вас научу! Хотите, Гарри?
Фрэнсис неизменно всех называл по имени. Наверно, считал, что так он становится сразу ближе и со всеми у него мгновенно завязываются дружеские отношения. Мне же, стоило моему имени сорваться с его губ, постоянно хотелось съязвить нечто непотребное.
Поттер взял свою чашку двумя руками, по-детски, словно хотел согреться. Он вдохнул аромат чая, резко выдохнул и похвалил: