— Здорово. С мятой?
Конборн с готовностью закивал, только уши не болтались.
— Я знаю, что вам нравится такой, Гарри, — его имя он произносил с особенно отвратительным придыханием, и я передернулся, — я прочитал об этом много лет назад. Когда вы давали интервью Рите Скитер на четвертом курсе.
Поттер усмехнулся.
— Да, она тогда задала кучу дурацких вопросов. Чуть ли не дошло до того, какое я ношу белье…
— В таком случае, это удача, что вы ей не раскрыли эту тайну, профессор Поттер, — проговорил я, снимая чашку с подноса, — в противном случае, сейчас бы здесь материализовался бы не только чайный сервиз…
Поттер приподнял брови в изумлении, и я в полной мере насладился густым румянцем, залившим лицо Конборна.
Следователь спрятал нос в чашке так, что были видны его пурпурные уши и красный лоб, и пробубнил:
— Северус, вы немного бестактны, не находите?
— Неужели? — страшно удивился я, — в таком случае, прошу меня простить.
Поттер, похоже, никак не мог взять в толк, что происходит, но, в конце концов, я не его нянька. Если он так наивен, что может попасться на такой глупый пикап, что ж, ему же хуже.
Я откланялся. У меня вскоре должна была начаться пара у слизеринцев и пуффендуйцев.
Спустившись на первый этаж, я свернул под лестницу в подземелья, и внезапно меня накрыла полнейшая тьма. Я только успел удивиться, что парочек, обычно милующихся в этом уютном закутке, почему-то нет.
Выхватить палочку за долю секунды стало уже привычкой, пригнуться и как можно скорее скрыться в ближайшей нише, которая должна была быть совсем рядом — в полной темноте я совершенно ничего не видел.
Как быстро вернулись мои военные инстинкты. Они, наверное, умрут только вместе со мной.
Затаившись, я прислушался.
В Хогвартсе никогда не было совсем безопасно. И в этом году произошло убийство.
Мы прочесали весь замок и никого не нашли. Кроме того, было очень странно, что Лавинию Андерсен убили, удушив её ремнем, но она была найдена в луже крови. Как потом мы выяснили, это была кровь животного.
Студенты оставались в школе и ходили по замку в сопровождении учителей. Минерва предупредила, что еще одно убийство или несчастный случай — и Хогвартс наверняка закроется. Положение вещей до отвращения напоминало события давно минувших дней и эту историю с василиском.
Я ничего не слышал. Казалось, что вместе с кромешной тьмой заклинание (а я не сомневался, что это было именно оно) высосало все звуки. Я оглох.
А потом меня кто-то с силой ударил по ушам.
Я вскрикнул, но не услышал своего крика. В голове будто что-то взорвалось, и ослепительная боль вгрызлась в мозг.
Схватившись за голову, я осел по стене на пол, но потом сильные, холодные, отвратительно склизкие лапы вздернули меня на ноги обратно, схватив за плечи и попытались задушить.
Я отчаянно крутанулся в руках чудовища, лягнув его обеими ногами, а потом меня пробило ужасом.
Я ожидал, что попаду по жесткому телу, попаду хоть во что-нибудь ногами, чтобы отпнуть или хотя бы хоть как-то ударить существо, душившее меня, но я провалился в пустой воздух. Как будто у него были огромные щупальца и длинные, колоссально длинные лапы.
— Ааааарррржууууумммммммммм…
Взревело оглушительно чудовище, а потом швырнуло меня в стену.
Палочка давно выпала из руки и укатилась куда-то. Во рту после удара я ощутил вкус крови — прикусил язык, но душившие меня руки-лапы-щупальца исчезли, и все смолкло.
Я поднялся на ноги как мог быстро. В коридоре царил полумрак, тьма исчезла. Из-за двери до меня долетали приглушенные школьные звуки: болтовня студентов и разносившее её эхо каменного замка. Пролет и лестница, ведущая в подземелья, были вымазаны чем-то красным, словно тут кого-то… волокли…
Сперва я трусливо вжался в стену, а потом увидел у противоположной стены свою палочку. Подобрав её, я бросился вниз по лестнице. Меня все еще немного пошатывало, но мысль о том, что существо — кто бы это ни был! — могло утащить студента по этой лестнице, отрезвила меня.
До меня донесся душераздирающий женский крик.
Я скатился с лестницы, высоко подняв палочку и прохрипел:
— Люмос Максима!
Заклинание осветило коридор возле аудитории зелий и четверокурсницу — слизеринку, которая вжалась в угол и орала так, будто её режут.
Я проследил за взглядом девушки и увидел два окоченевших кошачьих трупа, повешенных на крючья для факелов. Обе тушки были со свернутыми шеями и глазами, вылезшими из орбит. Между ними кровью на стене была нарисована пентаграмма.
Оглядев кошек, я вознес хвалу Мерлину, что это не студенты сейчас болтаются задушенные на факельных держателях.
Вызвав патронуса, я проговорил тем же хрипловатым голосом:
— Минерва, срочно ко мне в подземелья. И возьми с собой Поттера. Только будьте осторожны!
========== Глава 3 ==========
Глава 3
Сказать, что я испугался твари из коридора, значило не сказать ничего. Я не думал, что в моей жизни, и без того наполненной всякими тварями, может появиться настолько страшная тварь.
Самое ужасающее в ней было то, что мне не удавалось её классифицировать. То, что произошло со мной в слизеринском коридоре, было не похоже ни на что. И когда я рассказывал об этом двумя часами позже МакГонагалл, Поттеру и Конборну, я с трудом сам верил в свои слова.
Голубоглазый Фрэнсис преобразился. Он весь превратился в слух. С него разом слетела вся конфетность и надушенность, взгляд сделался сосредоточенным и цепким.
Честно говоря, если бы я сам услышал подобный рассказ, я бы в лучшем случае, усомнился в умственной нормальности человека. Наш мир, конечно, магический, и в нем хватает различных созданий, но все это слишком фантастично даже для нас. Однако, Фрэнсис слушал внимательно, нахмурившись и что-то обдумывая. Поттер медленно крутил в руках волшебную палочку. Он тоже был сосредоточен и на меня не смотрел.
В его пальцах дерево ловило блики от факелов и свечей в канделябре со стола директора и притягивало мой взгляд.
Наконец, он предложил еще раз прочесать замок и прилегающие территории.
Мы посвятили целые сутки поиску хоть каких-нибудь улик. Заглянули в каждую нишу с доспехами, под каждый малиновый куст в огороде Хагрида, обнюхали каждый угол в замке и вне его — все тщетно.
Никто ничего не говорил, но я мог догадаться, о чем они думают: Снейп малость “того” после всех этих лет беспросветного существования в стане Пожирателей смерти, и ему чудятся всякие небылицы.
Существо, судя по его силе и масштабности лап, должно было быть огромных размеров. Хотя чуть больше десяти лет назад по замку ползала огромная змея, и никто ничего не заметил.
Не найдя ни одной зацепки, я ожидаемо вспылил при первой же возможности:
— Я знаю, что я видел! Я не сумасшедший, и зачем бы мне было бы придумывать все это?!
Уставший, бледный и зевающий Поттер смотрел на меня, нахмурившись, из полутьмы коридора.
— Никто не говорит, что вы все придумали, профессор, — мягко проговорил он.
Не солоно хлебавши, мы и разошлись по своим спальням
Положение в Хогвартсе начинало напоминать военное, причем ученики не совсем понимали, зачем учителя водят их чуть ли не за ручку от класса до класса и все перемены настрого запрещают находиться вне учебной аудитории, библиотеки или гостиной.
Был введен строжайший комендантский час. К семи вечера все занятия, отработки, кружки по интересам, тренировки прекращались. Профессорам Минерва дала добро на самые строгие наказания для тех, кто слоняется по школе без дела даже в дневное время, а уж если студент рискнет выйти ночью — расстрел на месте!
Профессор Стебль и профессор Флитвик вели дополнительные занятия для младшекурсников, чтобы они были заняты, и у них не возникало мысли мотаться без дела по школе. Они занимали первокурсников чем угодно. Однажды я вошел в учительскую ранним утром, и увидел Филиуса всерьез обсуждающего с Помоной кружок магического оригами.
Я, профессор Трелони, Поттер и мадам Трюк постоянно дежурили по ночам, отчего количество моего свободного времени сократилось донельзя. Я с трудом успевал поспать и принять душ в перерывах между занятиями, дежурствами и курсированиями по коридорам со слизеринцами. Конборн заверил нас горячим обещанием, что по приезду из Лондона, тоже присоединится к опеке Хогвартса от неизвестного чудовища — Министр вызвал его на несколько дней. Кроме того, вакансия профессора трансфигурации была до сих пор открыта, и будущий коллега тоже непременно вольется в наш ритм.
Сентябрь и половина октября пролетели как один миг. Я просто однажды проснулся с утра семнадцатого числа десятого месяца, и долго не мог понять, как такое случилось, куда делось столько времени?
Этот день обещал быть особенным. Сегодня в жизнь претворялась новая идея Поттера.
Мальчишка давно говорил о том, что неплохо было бы обменяться опытом и дать открытые уроки для других преподавателей. Будто нам и без того было мало работы. Я высказал свое безразличие к этой затее, однако Минерва согласилась и даже составила график, кто, к кому и в какое время пойдет с визитом.
Сегодня я встал затемно. Хоть в моих комнатах и нет окна, я знал, что светило еще не встало из-за пылающей алым черты. Длинная тень тянулась за мной в противоположный от зажженного камина конец комнаты. В моих комнатах круглый год холодно, сказывается соседство стен с озером и земными глубинами, что никогда не знали тепла и солнца.
Я посмотрел на свое отражение в зеркале ванной — черные волосы прилизаны и влажнятся после душа, кончиками достают до плеч, нос горбинкой, впалые щеки, худые, как и весь я, не блещут красками. И откуда взяться румянцу, если почти все время я провожу в замке? Глаза… да, как черные дыры на бледном овале лица, но именно в них еще теплится нечто похожее на жизнь.
Я неспешно вытерся большим черным полотенцем и вдел стопы в тапочки. Увидев сей предмет гардероба однажды, Дамблдор, который зашел ко мне на чай, долго держался и тужился, скрывая смех, а потом все-таки сдержанно проговорил:
— Занятный выбор обуви, Северус…
Тапочки были серые с большими мохнатыми помпонами наверху, выстланные коротким мехом изнутри, прилегающим к ноге приятным теплом, а сверху расшитые незамысловатым узором из серебряной нити.
Воспоминание о Дамблдоре привычно ударило тупой болью под дых. Хоть он и был старым манипулятором, а все равно единственным человеком, которому было до меня дело.
Я вышел из ванной, бросив на сушилку полотенце, и начал одеваться. Белая рубашка с крупными манжетами, скрывающие кисти рук, и высоким воротником-стойкой, брюки, черный сюртук с множеством пуговиц, мантия, чуть касающаяся пола краем нижней оторочки. Видны белые полосочки манжет и воротника, выглядывающие из-под черной ткани — ровно полдюйма.
Это мои доспехи. Облачаясь в множество слоев своих одежд, я словно прятал в складках необъятной мантии собственную душу вместе с воспоминаниями, сожалениями, ошибками, прошлым.
Я встряхнул головой, и волосы лоснящейся волной блеснули в бронзе от огня. У меня красивые волосы, даром, что уже к полудню повиснут сосульками. Попробовали бы столько находиться среди испарений от тридцати котлов, все что угодно повиснет, не только волосы…
Усмехнулся себе в зеркале. Я сегодня настроен миролюбиво.
Я вышел из комнат, плотно притворив дверь, и через плечо, не глядя, бросил заклинание. Мой персональный пароль и жалящие чары. Студенты лишний раз подумают, прежде чем снова на спор лезть в мой дом. Было такое однажды. Давным-давно. Тогда и испортились отношения с Минервой. Она искренне недоумевала, за что её «львы» попали в больничное крыло с перекошенными лицами, стонущие от боли. Ничего. «Пчелиный сглаз» еще никого не убивал.
Мои личные комнаты смежные с кабинетом зельеварения, поэтому вышел я в длинную и просторную аудиторию.
Меня встретил идеальный порядок. Вчерашняя отработка для третьего курса Когтеврана дала свои плоды. Котлы начищены так, что в них можно глядеться.
Первый сдвоенный урок у Поттера — гриффиндорцы и мои слизеринцы. Второй курс. Макнот, Уилкинс, Бишеп — самые оторвы, и мне любопытно, как Поттер справляется с ними, какие методы использует?
Мне в последнее время слишком любопытно, что делает Поттер. Из головы у меня не выходили мысли о том, как мальчишке удалось сначала убить Темного Лорда, потом победить меня на дуэли, а затем вернуться в школу таким сильным, возмужавшим, нашедшим в себе силы дышать полной грудью, радоваться и источать столько света для других.
Право, возле него можно было греться, как у костра. Поттер обладал необычайной силой вселять во всех вокруг уверенность и позитив. Не замечал за ним раньше. Мальчишка вырос, хоть про себя я до сих пор называю его мальчишкой. И вырос в великолепного волшебника, сильную личность с добрым сердцем. Дурак тот, кто этого не признает.
«Каким образом война не прокралась в его душу и не пустила в ней корни, отравив все его нутро, как это случилось со мной? — думал я завистливо и изумленно. — Почему я нашел в себе силы отвернуться от темной стороны только тогда, когда было уже слишком поздно. Все, что было во мне хорошего умерло вместе с Лили. А теперь я даже не помню, какой она была…»
Постепенно светлый образ Лили Эванс стал блекнуть в моей памяти, как старая фотокарточка, и я уже не был уверен, любил ли я её, или саму мысль о любви. Слишком юны мы были, слишком впечатлительны…
Сейчас, когда я миновал полутемные коридоры подземелий и выходил на соединяющий один корпус Хогвартса с другим каменный мост, мне впервые пришла в голову мысль о том, что душа моя наконец отпустила Лили. Я словно птенец под крылом матери все эти годы жил, оберегаемый трепетным чувством к ней, любовь эта служила мне утешением и защитой от всех невзгод и от себя самого. Однако, теперь я стал выше и сильнее, и защита мне более не нужна.
Я отпустил её к звездам.
Вслед за этим осознанием пришло острое чувство потери, но вместе с тем я понимал, что так правильно. Я облокотился руками о невысокий ограждающий бортик моста и обратил свой взгляд в расцвеченное едва народившимся солнцем небо. Вдохнул холодный осенний воздух всей грудью, и ветер бросил несколько порывов мне в лицо, откинул черные волосы со лба, швырнул назад широкую мантию, моментально продувая холодом. Но я принял озноб как очищение.
Всю мою жизнь я пребывал в каком-то полусне, а теперь словно очнулся, и мне так хочется жить! Черт возьми, мне только сорок лет. Что эти года для волшебника?
Я закрыл глаза, ощущая небывалый подъем в моем сердце. Впервые мне захотелось взлететь, сделать что-то сумасшедшее и смешное.
Из закромов памяти внезапно выплыла добрая улыбка Дамблдора, озорная и заразительная, и то рождество, давно прошедшее, когда он протягивал мне фиолетовую шляпу из хлопушки. Сейчас я бы её взял и надел. Жаль, что протянуть уже некому…
Я открыл глаза, и взор мой выхватил из сизого неба стройный силуэт на метле. Поттер летал не так далеко от моста, и мог бы меня видеть, если бы повернул голову влево. Он носился в воздухе, выписывая узоры и мертвые петли. На нем был алый плащ, который стелился за ним по ветру, и мне казалось, будто солнечный свет охватывает его фигуру, льнет к ней теплом, тянется и вьется вокруг незримым ореолом.
У меня перехватило вдруг дыхание, я вцепился двумя руками в камень древнего моста, пальцы соскользнули и я неосознанно подался вперед.
Поттер завертелся на метле волчком, рванул вверх, на мгновение скрывшись в облаке, и до меня донесся счастливый смех. Он засмеялся беззаботно, серебряно, рассыпчатой пылью блесток на солнце, и внезапно я ощутил нечто настолько сильное, бессмертное, мудрое и древнее, как сам мир, внутри себя.
Мощное чувство ударило меня в грудь неожиданно и беспощадно, и следом пришла мысль, которая заставила меня отшатнуться от бортика моста и рваным шагом убраться прочь с его глаз, хоть он и не смотрел на меня.