«Он всегда будет летать, Снейп, а ты навечно останешься прикованным к земле своим прошлым».
Быстрым чеканным шагом я вошел в огромные резные двери, за которыми находился вход в Большой зал, закрыл их за собой и прислонился спиной, чувствуя, как впивается в кожу деревянный орнамент сквозь одежды. На секунду я задержал дыхание, чтобы унять сердцебиение. Какая сильная ярость тогда овладела мной, поднялась со дна души стремительно, словно разбуженная кобра. Ярость на самого себя.
Мне непозволительны такие чувства. Я никогда больше не стану думать о Поттере в определенном смысле. Он достоин лучшего и точка.
***
Завтрак прошел вяло и медленно. Проанализировав свои утренние ощущения, я пришел к выводу, что в моей жизни было слишком мало хорошего, а со смертью Темного Лорда, этого хорошего стало напротив — много. Вот меня и посещают непонятные наваждения.
Дальше по столу, минуя Флитвика, директора и Трелони, слева от меня Поттер бодро жевал овсянку, охотно поддерживая беседу с Хагридом. Что-то горячее шевелилось в моей душе, когда я бросал на него взгляды, но это была не более чем тень моих утренних эмоций. Из чего я сделал вывод, что все это наваждение и блажь.
Поэтому входил в просторную аудиторию Защиты от Темных Сил я в полном спокойствии.
— Доброе утро, профессор Снейп, — улыбнулся мне Поттер из-за преподавательского стола и вновь склонился над стопкой пергаментов.
Я кивнул, отметив про себя свежий и пышущий молодостью вид мальчишки, и уселся в дальнем углу. Рядом с преподавательским столом стоял другой письменный стол, а внутри что-то шуршало.
— Боггарт? — спросил я, зная ответ наверняка.
Поттер бросил мимолетный взгляд на стол и кивнул.
— Знаете, я думаю, что для второкурсников боггартов изучать все же рановато. Не так-то просто справиться со своими страхами в столь юном возрасте.
— Бросьте, Поттер, двенадцать лет — самое время. Самоконтроль в стрессовой ситуации — вот чему следует учиться прежде всего. Этот урок не освоить за пару занятий, поэтому боггарты стоят в программе уже на втором курсе, а инферналы — на шестом.
Мальчишка наградил меня взглядом полным сомнения, но спорить не стал. А потом я зачем-то сказал:
— Я видел, как вы летали утром.
— О… Это вместо зарядки… Захотелось вдруг вспомнить юность…
Говорил Поттер так, будто оправдывался, а я застал его за чем-то непотребным. Но наш разговор был прерван появлением шумных студентов, и я забился в угол мрачной тенью, словно летучая мышь.
Первые пятнадцать минут Поттер рассказывал теорию, а потом махнул палочкой, и стол, угрожающе трясясь, выехал на середину аудитории.
— Боггарты — существа слабые, однако обладающие мощным психологическим приемом. Они видят ваши затаенные страхи и превращаются в то, чего вы боитесь больше всего. И самое главное, чему мы сегодня с вами научимся — это бороться с самим собой. Самоконтроль в стрессовой ситуации…
Я узнал собственную фразу и слегка фыркнул.
Дети слушали его, пооткрывав рты. Даже мои слизеринцы делали вид, что им неинтересно, однако все равно не сводили с него взгляда. Я слегка покачал головой и улыбнулся про себя. Поттер вышагивал вдоль неровного полукруга студентов, рассказывал о защитном заклинании витиевато, подбирая такие слова, которые тронули бы каждого, каждого бы заинтересовали. Мысленно я поаплодировал его педагогическому таланту. Кто бы мог подумать…
— … А теперь перейдём к практике, — и студенты все разом возбужденно зашептались.
Все шло хорошо. Дети раз за разом подходили к выпущенному из заточения в столе боггарту, он неизменно превращался в какую-нибудь малоприятную тварь, и в основном все справлялись, пока очередь не дошла до некой Мэри Стюарт.
Еще когда девочка вошла, я обратил на неё внимание — очень она была бледной и взвинченной. Она явно знала, что они будут проходить на уроке, и тряслась как осиновый лист. Поттер по неопытности ничего не замечал. Ему казалось, что всем страшно, но вместе с тем и весело. При этом ребенок явно испытывал настоящий стресс.
Когда дошла очередь до неё, мне захотелось вмешаться, но я заставил себя сидеть на месте. Я только наблюдатель, ничего более.
Привидение повернуло к девочке морду огромного уродливого волка — предыдущий умелец явно боялся оборотней — и стало уменьшаться в размерах. Видя словно в замедленной съемке, как с лица ребенка разом сходят все краски, и она становится похожей на умирающую, как ужас наполняет её глаза слезами до краев, делая их огромными и неестественными, я привстал со своего стула.
— Профессор Поттер…
Однако в следующее мгновение произошло сразу несколько событий одно за другим.
Боггарт превратился в точную копию девочки, словно она смотрелась в зеркало. Сама Мэри Стюарт завопила так, что в аудитории повылетали стекла из оконных рам. От девочки разошлась мощная волна магической энергии, и все, крича, повалились на пол. Меня швырнуло в стену воздушным потоком сравнимым по силе с трехметровой морской волной.
Поттер бросился к своей ученице, закрывая её от жирного, раскормленного страхом боггарта своим телом.
— Ридикулус! — отчаянно воскликнул он.
В его голосе смешалось волнение и гнев, и привидение отбросило в мою сторону.
Я только успел подняться на ноги, как увидел, что основательно потрепанное привидение начало менять форму. Где-то на дне моего сознания мелькнула мысль, что все в порядке. Ни студенты, ни Поттер не узнают в высоком мрачном и сутулом человеке моего отца, в которого много лет подряд превращаются мои боггарты. Но внезапно я понял, что фигура, медленно формирующаяся на полу возле моих ног, намного меньше.
Поттер, имеющий намерение подойти ко мне, остановился словно налетев на стену и вытаращил глаза на собственный труп.
Мертвый Гарри Поттер лежал в луже крови с нелепо вывернутыми конечностями, разбитыми очками, осколки которых обнаруживались здесь же. На нем был алый плащ, в котором он летал сегодня на метле с утра.
Удивительно, до каких мелочей боггарт воспроизвел мертвое тело. Каждый волосок, пропитанный кровью, каждую складку одежды, остекленелый взгляд весенних глаз.
В толпе учеников кто-то пронзительно завизжал, и это вывело нас обоих из ступора.
— Ридикулус! — во второй раз произнес Поттер, и приведение с жутким воем провалилось в преисподнюю.
Висела тишина. Я никак не мог оторвать взгляд от места, где лежал мертвец. Мне чудилась лужа крови, словно она оставила след на моей сетчатке, и её образ мерцал перед глазами.
— Урок окончен. Вы молодцы.
Поттер провожал притихших студентов, потом слегка приобнял Мэри Стюарт, которая разрыдалась у него на плече. Я молча развернулся и покинул аудиторию.
Мне не хотелось думать и анализировать все то, что произошло. Подумаю об этом когда-нибудь потом. Совсем когда-нибудь. Очень нескоро.
***
Следующие несколько дней, я старался не попадаться никому на глаза. Весть про боггарта Снейпа облетела весь замок, и студенты шептались у меня за спиной. Уж не знаю, что им приходило в голову. Вряд ли они могли догадаться об истине.
Я даже порадовался своему дежурству сегодня ночью. Страх перед неведомой тварью слегка приутих, и я, освежив в памяти несколько мощных боевых заклинаний, свободно перемещался по школе в одиночестве.
Хогвартские коридоры ночью прекрасны. Они окутаны тайной и молчанием. Дрожащее пламя зачарованных факелов, которые освещали островки пола и стен, было уютным и теплым. Ночью замок наполнялся тишиной и спокойствием.
Продежурив до середины первого, я поднялся на астрономическую башню.
Холодный ветер бушевал на открытой площадке, заставив закутаться в теплую мантию и прошептать согревающее заклинание. Я подошел к краю смотровой площадки и взглянул в небо.
Казалось, все обрывается в ночь, и если поднять взор, видишь только звезды и бескрайнее ночное небо. Я несколько раз вздохнул, напитывая легкие свежим, колючим воздухом, а потом краем глаза увидел тлеющий огонек маггловской сигареты.
— Вы не спите, профессор?
Пространство с правой стороны от меня замерцало, смялось и выпустило из себя Поттера.
— Простите, если напугал вас.
— Меня сложно напугать, Поттер. — Ровно ответил я, наблюдая, как он складывает текучую материю своей знаменитой мантии-невидимки и кладет её на парапет.
— Это верно, — согласился он.
Поттер облокотился поясницей об ограждение, вытянул ноги и сложил руки на груди. Холодный ветер поздней осени трепал его волосы и меховой воротник мантии.
— Нас с вами почти невозможно чем-то напугать после всего, что произошло в наших жизнях. Но, наверное, директор МакГонагалл задалась такой целью. Она хочет поручить нам проверку запретного леса. — Он прикоснулся губами к сигарете, затянулся и выдохнул сизый дым, произнося следующие слова, — в первый мой визит туда, меня чуть не убил Волан-де-Морт, потом чуть не съели акромантулы и, наконец, чудом не затоптали кентавры. Есть чему испугаться.
Я скользнул взором по его крепкому запястью, выглядывающему из мехового рукава, а потом встретился с ним взглядом. В глазах Поттера отражалась тлеющая сигарета.
— Дурная привычка, Поттер, вы знаете? — нейтральным тоном спросил я.
Он улыбнулся.
— Пристрастился, — как-то виновато произнес он, и выкинул сигарету за бортик башни.
Вращаясь, подхваченная ветром, она скрылась в ночи красным огоньком.
— Пока жил среди маглов и трансгрессировал туда-сюда по свету. Здорово нервы успокаивает, но вы правы — дурная привычка.
Он смотрел на меня так, будто хотел что-то сказать, но, то ли не решался, то ли не мог подобрать слов. Мне очень не хотелось обсуждать утреннее событие с боггартом в главной роли. Я и сам не до конца понимал, что это такое было.
Но Поттер меня удивил.
Он развернулся лицом к ночной пустоте, поднял взгляд к звездам и сказал твердо, громко и уверенно.
— Спасибо.
Одно слово разом выразило мне столько, что вопрос: «За что?» застрял в горле.
За то, что спасли мне жизнь и не единожды. За то, что оберегали меня, хоть я того и не понимал, оберегали, несмотря ни на что. За то, что были до конца, твердо и непоколебимо на моей стороне.
Молчание длилось спокойное, благодарное, уютное, и когда я заметил, что он повернул голову и смотрит на меня, смело встретил его взгляд.
Столько всего было между нами. Сложные отношения всегда связывали нас, и мальчик… нет, этот молодой мужчина разобрался в них куда скорее, чем я сам.
— Знаете, вы — один из тех немногих, кто всегда был рядом со мной. — тихо проговорил Поттер, прямо смотря в мои глаза, — хотели вы того или нет, считали правильным, или не правильным, но вы ни разу не оставили меня. Ругались, унижали, гнали меня. Хоть и ненавидели, презирали, а все равно защищали. А в последней битве меня защитила ваша правда. Как же вы смогли?
Я опустил глаза и промолчал.
Я чувствовал, как окаменели мои развернутые плечи, как застыла горделивая осанка. Каким же я, наверное, неприступным казался со стороны. Да и Поттер смотрел на меня с таким восхищением, что впору было уже смутиться. Но профессору Снейпу смущаться не положено. Это слишком человеческая эмоция для него.
Поттер медленно улыбнулся радостно и открыто, будто в моем молчании он услышал какой-то ответ, улыбнулся глазами, черными, как мои, в свете луны, а потом легко оттолкнулся от бортика башни.
— Доброй ночи, профессор.
Я кивнул.
Его удаляющиеся шаги смолкли возле лестницы, заставив меня повернуться.
— Еще кое-что, — негромко произнес он, — сегодня утром я стал свидетелем, что для вас я остался тем, кого нужно защищать. Это лишнее. Теперь моя очередь, профессор.
— Ваша? — я приподнял брови в вежливом изумлении, и Поттер кивнул.
— Моя. — Он склонил голову к плечу по-птичьи, и в его глазах мелькнули смешинки, — как показала наша давняя дуэль — я сильнее.
И он легким шагом направился вниз по лестнице.
Я фыркнул, покачал головой.
— Вздорный мальчишка!
========== Глава 4 ==========
Следующие несколько дней прошли спокойно. Студенты младших курсов взорвали несколько котлов, я плевался сарказмом, оставлял всех на отработку и пугал детей неизвестным чудищем из темных коридоров.
То, что в Хогвартсе завелось странное кровожадное создание, конечно, невозможно было держать в секрете. Мейси Джобстер — слизеринка, которую я нашел в коридоре, когда была обнаружена пентаграмма и подвешенные за хвосты дохлые кошки — ничего толком не рассказала. По её словам, она вышла из гостиной и наткнулась на кровавый след в коридоре, а потом увидела несчастных животных и пентаграмму, но никакого чудища с длинными лапами она не заметила.
Я лично прочесал весь замок и теперь уже сам сомневался в собственных показаниях. Последней каплей стало замечание Фрэнсиса, который вернулся два дня назад прямо перед празднованием Хэллоуина:
— Возможно, вы просто вымотались, Северус. Иногда так бывает, человек настолько устает, что его разум начинает отключаться, и как результат — яркие реалистичные сны. Вы и не подозревали, что спите…
Он говорил мягко, в голосе его было столько участия и понимания, что аж тошнило.
— Благодарю покорно, мистер Конборн, — я постарался вложить в свой голос столько сарказма и отвращения, что слева от меня даже Минерва слегка поерзала на стуле, — я пока еще могу отличить сны от реальности.
Молодой следователь лишь пожал плечами.
«Право слово, броня у него что ли из шкуры соплохвоста! — пришла в голову раздосадованная мысль».
От красивого, ухоженного, уверенного в себе Фрэнсиса отскакивало все: любые слова, сарказм, откровенные оскорбления. Он тушил их одной только легкой улыбкой, я не встречал таких людей до него. Он вставал чуть свет и шел к озеру умываться. Я несколько раз видел его раздетым по пояс плещущимся в ледяной воде. На завтрак он являлся сияющим, всегда в прекрасном расположении духа. Лицо его было гладко выбрито, на щеках — яркий румянец, глаза блестели. Говорил он складно, одевался модно — идеальный до зубного скрежета.
И постоянно увивался за Поттером.
За два месяца они стали приятелями. Фрэнсис сидел рядом с ним в Большом зале, напросился вместе с нами в патруль по Запретному лесу, сопровождал его повсюду, сиял улыбкой и маслился.
Меня от такой картины подташнивало. Неужели мальчишка не замечает, что его откровенно соблазняют.
Мне было нелегко себе признаться в этом, но я ревновал. Поттер в последнее время занимал мои мысли в достаточно большом масштабе, и присутствие рядом с ним Фрэнсиса меня раздражало.
Дело было в том, что я прекрасно понимал — мне с ним не сравниться. Шарм и блеск, с которым Конборн привык одеваться, его неизменная вежливость и мягкость движений, словно он исполнял партию в балете, были мне несвойственны. Как-то утром, стоя у зеркала в одном черном полотенце, я представил себя в чем-то кроме своей повседневной одежды. Скажем, в зеленой шелковой рубашке — другого материала, кроме шелка, для Конборна и не существовало — в галстуке-бабочке, которой он так любил щеголять, в атласной мантии, но не в черной, а, скажем, в бежевой… Потом просто потряс головой и с остервенением начал одеваться в свои обычные доспехи. Что за нелепые мысли?!
Поттер, несмотря на все старания Конборна, не оказывал ему никаких знаков внимания. Впрочем, я даже не знал, как он относится к однополым отношениям. У меня самого были и женщины, и мужчины, в юности я много экспериментировал, и пришел к выводу, что пол мне неважен. Мне важен сам человек, его поступки, его цели, сила характера, интеллект — вот что привлекает в первую очередь. И то, что я чувствовал к Поттеру, было во многом обусловлено моим восхищением его характером. Мальчишка сумел обхитрить Волан-де-Морта, не сломался в этой жестокой мясорубке, в которой сломались многие старше и опытнее него, а после войны — не потерялся и не спился где-нибудь на площади Гриммо.
Ко мне пришло яркое воспоминание, как после первой войны, когда Поттер пускал слюни где-то в пеленках, но уже накостылял Темному Лорду, я имел серьезные проблемы с алкоголем. Я почти каждый день трансгрессировал из Хогвартса в Косой переулок, заходил в первый попавшийся бар и напивался там до такой степени, что забывал собственное имя. Сколько раз я просыпался посреди ночи где-то в подворотне, в грязи, или с какой-нибудь проституткой — девочкой или мальчиком — неважно! — в дешевом отеле. А потом ранним утром переносился на автопилоте за территорию школы, и неровными пьяными шагами шел в замок, чтобы выпить отрезвляющее зелье и вести уроки до вечера.