— Ты расскажешь мне всё, что знаешь, — сказал Мартин наконец, и вопроса в голосе даже тени не было. То ли бастард в служителях Акатоша так насобачился с прихожанами беседовать, то ли септимовская кровь давала о себе знать, только это был приказ, а никакой не вопрос и даже не просьба.
— По дороге, — согласилась Ингрид. — Только сразу говорю, знаю я немного. Меня послали, и я пошла, и пошла, и пошла, как в той байке по новобранца и каптёра. Смотри, стража выводит народ наружу. Видно, Матиус отдал приказ отвести гражданских, — она фыркнула на этом слове, — в лагерь внизу. Пошли скорее, или ты повоевать рвёшься? Помочь отбить графский замок?
Он медленно покачал головой. Видно было, что да, хочет он, очень хочет посчитаться с тварями, разрушившими его город, но возможности свои знает слишком хорошо.
— Не будем путаться под ногами у солдат, — сказал он.*
По дороге в лагерь на нестройную колонну горожан напали невесть где прятавшиеся скампы. Народ в панике бросился кто куда, мешая стражникам, а какой-то идиот затеял в этой свалке стрелять по скампам из лука. А может, и совсем не идиот — Ингрид подобрала стрелу, отскочившую от орихалковой пластины. Благослови Малакат орочьего кузнеца, смастерившего броню: когда стрела свистнула у самого правого уха, Ингрид резко шагнула в ту же сторону, прикрывая собой одетого в рясу Мартина, и следующую словила уже в наплечник. Она резко развернулась, но стрелка’ не было видно среди мечущейся толпы, а стрела была самая обычная, стальная с красно-полосатым оперением, из тех, каким пользуются и стража, и легионеры, и даже охотники, если они не эльфы с эльфийскими же луками и стрелами в колчанах.
— В лагерь бегом, — скомандовала она Мартину, хмуро смотревшему на стрелу в её руке.
— Ты думаешь…
— Я уж не знаю, что и думать! — рявкнула она. — Если мне скажут, что вся эта толпа обливионских тварей пришла за тобой, я уже и в это поверю!
В лагере творилось скампы знают что — новоприбывшие метались, разыскивая своих родных среди тех, кто спасся раньше; те, в свою очередь, толкались и выкрикивали имена своих близких, надеясь, что они найдутся среди тех, кто укрывался в часовне. В этой кутерьме Ингрид затащила Мартина в палатку с ранеными и со словами: «Я очень извиняюсь, мужики, но вот срочно надо!» — принялась сдирать с него его долгополое одеяние. Он от неожиданности даже не сопротивлялся, хотя раненые заржали и засвистали, подбадривая обоих. Ингрид узнала о себе, что она горячая штучка и вообще бой-баба, и что если бы кое-кто тут мог встать, она бы осталась куда более довольна. Хмыкая над шуточками и предложениями, она тем временем, кое-как раздёрнув пряжки, содрала с себя кирасу и напялила её на Мартина: под рясой у него имелись вполне нормальные штаны и рубашка. Льняная, правда, не толстого сукна, как надо бы, но искать суконную времени не было. Раненые озадаченно примолкли, а Ингрид схватила чьи-то сапоги и кожаную куртку, выгребла горсть монет, не глядя на их достоинство, бросила на одеяло ограбленному мужику и потащила Мартина к лошадям.
— Да что ты всё меня таскаешь, как кошка котёнка?! — возмутился он, пытаясь угнаться за нею и громыхая при этом плохо пригнанной и вообще непривычной ему бронёй.
— Жить хочешь? — спросила она, торопливо седлая ту кобылку, что была поноровистее, чтобы на её более спокойной и послушной товарке как-нибудь усидеть без седла. — Счастливо не обещаю, но чтобы долго — постараюсь. Так что заткнись и слушайся.
Всё походное добро, включая одеяла и котелок со сковородкой, осталось в лагере беженцев, а крупу и сало она отдала в общий котёл ещё до того, как сунулась во Врата, так что пришлось беглецам голодать до ближайшего трактира. Поговорить по дороге тоже не получилось, потому что Ингрид верхом и без того-то ездила неважно, а уж удержаться на спине у лошади без седла — задачка была для неё посложнее, чем пробиться сквозь скампов и дремор к сигильскому камню.
Денег у неё было в обрез, и из них ещё заметную часть пришлось потратить на старенькое седло, кем-то пропитое в незапамятные времена и завалявшееся у трактирщика просто потому, что выкинуть тому было жалко даже такой хлам. Стол и ночлег Ингрид вообще предпочла отработать. Посуду мыть? Э-э… мужик, а дров наколоть не надо? Ну, в каком трактире не надо наколоть дрова, если без конца нужно топить плиту и греть воду для стирки и умывания?
Мартин, не спавший с самого нападения даэдра, после обеда просто упал и уснул, а Ингрид, хоть и устала до смерти, упрямо взяла топор и пошла колоть дрова: откладывать отработку стола-постели на завтра ей совершенно не хотелось. Надо было спешить — это она знала точно.
Колун был неплох — правильно заточенный, тяжёлый, на удобной рукояти, — и дрова из-под него разлетались только так, хоть и сыроваты были.
— Эк ты их, — с довольным видом сказал трактирщик, выглянувший проверить, не отлынивает ли постоялица. — Сразу видать, норда. Не зря про вас болтают, будто топор у вас заместо погремушки, с самого, стало быть, рождения… А вы чего ж не в Анвил подались? Ваши-то, кватчские, всё больше туда двинули. Графиня-то женщина добрая, и вообще… ну, баба же, жалостливая, а как ещё вас в Скинграде встретят? Беженцы никому не сдались, особенно в такое время мутное. Вон и Драконьи огни, болтают, погасли.
— Родню догоняем, а про них нам сказали, будто в Скинград пошли, — соврала она, глазом не моргнув. — Может, видал? Тётка в годах уже, волосы с проседью, сама такая… — Ингрид сделала округлые движения перед грудью и по бокам… — в теле? Ну, была, то есть, пока всё это не стряслось. И с мужем должна была уйти.
Трактирщик почесал в затылке:
— В годах, да с проседью, да в теле? Ну, ты, подруга, и описала. Да таких двенадцать на дюжину.
Та развела руками:
— А глаза серые, и одета была в коричневое платье суконное, шелка-бархаты нам не по карману. Сама понимаю, что с такими приметами до посинения можно искать. Одна надежда, что догоним.
— Дого’ните, — заверил трактирщик. — Они ж в годах, тётка ваша с мужем, сама говоришь. Быстро идти не получится.
То ли на их голоса, то ли по другой надобности на задний двор вышел Мартин. Сонный, встрёпанный, осунувшийся — и всё равно красивый мужик. Имперец, одно слово.
— Извини, — сказал он. — Уснул, оставил тебя разбираться со всем этим…
— Дрова колоть ты всё равно не умеешь, — отмахнулась она.
— Почему это? — возмутился он. — Я вообще-то на ферме вырос!
— Ой, да знаем мы эти фермы! Отправили дохляка городского на свежий воздух да на парное молочко, а он всё одно за книжками целый день.
Трактирщик посмотрел на руки Мартина и хмыкнул, соглашаясь с нордой: рос на ферме, ага. Оно и видно, что отец с матерью платили фермеру, чтобы кормил-поил дитятко свеженьким да жирненьким, а про работу вообще разговору не было.
— Завтра как будить-то? — спросил он. — Пораньше?
— До свету, — подтвердила Ингрид, снова взявшись за топор. — Чтобы как рассветёт, уже выехать могли.
Комментарий к Кватч, или Хочешь жить долго и… или хотя бы просто жить?
* - Да, это АУ, я предупреждала. Совершенно незачем, по-моему, не в игре, а в как бы реальности охотнице за сокровищами и служителю Акатоша носиться по руинам, разыскивая потайной ход в замок. На это есть городская стража и есть Легион, которые неплохо экипированы и вооружены и которым в конце концов деньги платят за их службу.
========== Дорога к аббатству Вейнон ==========
Сапоги Мартину были великоваты, но пока он ехал верхом, это было не важно. А вот от кирасы он отбрыкивался, как мог: и тяжёлая, и натирает, несмотря на отданную ему суконную рубаху (кстати, тоже не подарок — толстую, грубую и колючую), но Ингрид была неумолима:
— Ничего не знаю. Видел, как от неё стрела отскочила? Вот и терпи. Я же не изжарилась в ней даже в Обливионе, и ты не изжаришься.
— В Мёртвых Землях, — поправил Мартин. — План Мерунеса Дагона называется Мёртвые Земли.
— Один хрен, кто там из них как называется, — отмахнулась она.
— Ну, не скажи. Вот попала бы ты в Хладную Гавань или в Апокриф…
— В Апокриф — я? — развеселилась Ингрид. — Ну да, Хермеус Мора таких, навроде меня, прямо весь заждался, бедный. Из окна в окно — да где ж я там, скоро ли буду? Мартин, твоё высочество, или как мне тебя ещё назвать? Мне не жалко для тебя куртку, но твоего отца убили на моих глазах. Свихнувшийся даэдропоклонник один-единственный раз пырнул его ножом — и всё. Император только и успел мне сказать: «Найди моего сына. Закрой Врата Обливиона». А вот мой отчим, к примеру, когда его ножом ударили, выдрал этот нож из своей печёнки и своему убийце морду крест-накрест располосовал. Один мой приятель говорил, что… как же это он сказал-то? А, отсутствие мозгов не всегда есть недостаток, вот. Я к чему это всё? Меня одной паршивой стрелой и без брони хрен убьёшь.
— Если она не отравлена и не зачарована, — хмуро уточнил Мартин.
— Да даже если отравлена, никакой яд в одно мгновение не сработает. Я хоть одну сволочь, да всё равно прихвачу с собой, а ты? И вообще, хорош уже ныть, ты мужик или где?
— Да я вот не знаю, кто из нас мужик, — буркнул он. — Ингрид, бестолочь, я кое-что смыслю в магии, защитной в том числе. Но твой панцирь замедляет движения и очень сказывается на их точности, поэтому колдовать в тяжёлой броне — занятие почти безнадёжное.
— А без этого черепашьего панциря ты всю дорогу станешь беспрерывно колдовской щит на себя накладывать, что ли?
— Наложу, когда надо будет.
— А успеешь? — сощурилась она.
— Конечно, — самоуверенно заявил Мартин.
Ингрид вытащила носок сапога из стремени и от всей души пнула ехавшего рядом принца-бастарда. Он дёрнулся, чуть не свалившись с седла, и от неожиданности такими словами описал достоинства и происхождение одной тупой упрямой норды, что в своей часовне наверняка схлопотал бы неделю-другую строго поста в покаяние.
— Ого, — восхитилась она, — вот это я понимаю, имперец, да ещё и служитель Девяти! А про дремор можно ещё разок, а? Трактирных служанок посылать, когда наглеют без меры.
Мартин густо покраснел, восхитив и умилив этим дочку трактирщицы, для которой грязная брань с детства была куда привычнее, чем «правильная» речь.
— Ну, извини, — сказал он, морщась и потирая пострадавшее от подкованного сапога место. — Просто от тебя я никак не ждал.
— Ясен день, не ждал, — хмыкнула она. — И когда служанка в «Западном вельде» начнёт трясти перед тобой сиськами, ты будешь пялиться на них и в упор не увидишь, что руку она держит за спиной, а в руке у неё нож. И точно так же не успеешь поставить свой щит, как от моего пинка.
— Мне вообще-то не положено пялиться на сиськи, — проворчал Мартин.
— Да ну, брось, — отмахнулась Ингрид. — Молодой красивый мужик, на что ещё тебе пялиться? На чужие ширинки, что ли? — Он возмущённо вскинулся, и она примирительно проговорила: — Вот и я о том же. Тебя ж не кастрировали, когда ты сан принимал, так что прямой резон этой Мифической Заре, или как её там, подослать к тебе смазливую бабёнку.
— Тебя, например?
— Чего? — она фыркнула. — Не смеши мою кобылу, вместе ржать будем. Ты вот лучше скажи, Врата эти… они что такое?
Мартин скользнул рассеянным взором по бесконечным виноградникам в предместьях Скинграда. Ингрид огляделась тоже, хоть и вовсе не рассеянно, а привычно уже нашаривая взглядом возможную опасность. Виноград был почти собран, его начинали давить и ставить сусло для брожения, но местами ещё мелькали среди шпалер вылинявшие на солнце платья сборщиц, слышались неясные разговоры или не особенно пристойные песенки, которыми женщины подбадривали друг друга, работая на солнцепёке. Картина была такой мирной, такой обыденной, настолько отличалась от кватчских кошмаров, что у Ингрид сжалось сердце от невнятных, но однозначно дурных предчувствий.
— Ты же была там, — сказал Мартин мрачно. — Проход на один из планов Обливиона. Я не знаю, как это стало возможным, такие порталы противоречат самой сущности мироустройства.
— А то, что Драконьи огни погасли, как-то к делу относится?
— Думаю, да, — ответил он устало. — Раз погасли Драконьи огни, значит, барьер между нашими мирами ослабел и больше не может сдержать даэдра. «Вот что я сделаю для смертных Нирна. Как ты есть из Драконорождённых, таковыми пребудут и твои потомки. И пока будут они хранить зажжёнными Драконьи огни, так и Лорды Даэдра не покинут своих мест», — по памяти прочёл он. — Грань, установленная Акатошем, больше не сдерживает орды Обливиона. Видимо, потому и стало возможным появление стабильных порталов.
— А зажечь Драконьи огни заново может только Драконорождённый, — продолжила Ингрид. — А из всех Септимов по крови остался один ты, твоё высочество. Ну, будешь ещё ныть, что кираса тяжёлая и у тебя от неё мозоли до крови? Или до тебя дойдёт наконец, почему ты всему Тамриэлю нужен живым? Ну, кроме кучки свихнувшихся придурков, ясен день.
Мартин вздохнул и тоскливо посмотрел на встающие впереди серые стены Скинграда.
Гандер поворчал, на кой ему, дескать, такой ворох свитков, когда на одной улице с его лавкой расположена Гильдия магов, но свитки взял. В конце концов, всякие авантюристы частенько заглядывали к нему продать трофеи и взамен закупиться необходимым для похода, а свитки заклинаний никому ещё ни в айлейдских руинах, ни просто в пещерах не мешали. Ингрид, кстати, снова пришлось купить и одеяла, и котелки-сковородки — делать крюк по дороге чуть ли не до столицы, а потом обратно совсем ей не хотелось, и стало быть, её с новым спутником опять ждал путь через лес.
Так что она оставила Мартина отмываться и отсыпаться с дороги в «Двух сёстрах», а сама двинулась в северную часть города, чтобы отдать в починку кирасу, поторговаться в «Коловианских товарах», а заодно и в Гильдию магов заглянуть. Зная привычки своей землячки, она сначала зашла во «Всё для алхимика», чтобы купить у Фалану бутылку её фирменного напитка (изготовленного на основе бренди), а потом только навестила Агнетту Подшофе. Они поболтали немножко, Агнетта подлечила похмельную головушку, Ингрид за компанию выпила стаканчик, но повторить отказалась: «Мне ещё с этой сучкой Берен разговаривать…» Кузнец охотно согласилась, что Адриенн Берен — сучка, каких поискать, и настаивать не стала, хоть и поворчала, что в кои-то веки можно было бы выпить с настоящим нордом, а то Гандер больно много из себя гнёт. Зато молотом своим поклялась, что починит броню уже к вечеру, так что всякие торопыги могут хоть завтра уже ехать на поиски новых приключений для своей наскипидаренной задницы.
Однако поговорить с Берен не получилось, потому что та была ещё более не в духе, чем обычно. У Ингрид так язык и чесался послать магессу к соседям, чтобы кто-нибудь из наёмников хорошенько повалял её, а то у неё, кажется, темперамент нерастраченный в одном месте так и свербит.
— Это ведь с тобой сюда заявилась Эарана? — вместо «здрасьте» спросила глава скинградского отделения.
— Э-э… вообще-то, она меня нанимала, чтобы я её проводила в Скинград из Коррола, — вежливо и терпеливо уточнила Ингрид, которая обычно ссориться с нужными людьми и не людьми не любила (драки в кабаках не в счёт — это же так, пар спустить).
— Понятно, — ядовито сказала Берен. — Разосралась с Тикиусом и явилась к нам. Будто без неё неприятностей мало! Один этот придурок Эртор чего стоит, который сначала призывает скампов в городе, а потом вообще пропадает непонятно куда!
— В Унылой Равнине он, наверное, — подал голос маг-имперец, рассеянно листая какую-то книгу. — Собирался туда, по крайней мере.
Берен попыталась его послать в эту самую Унылую Равнину, тот возразил, что к остроухим идиотам в няньки не нанимался. Глава отделения настаивала, маг лениво, не отрываясь от книги, отгавкивался… Ясно было, что делового разговора не получится. Ингрид помялась, повздыхала, но ушла ни с чем.