Его лимский акцент резал слух Ингрей, особенно в сочетании с официальными словами. Наверняка пролокутору тоже.
— Любые исключения, имевшие место в прошлом… — Верет слегка запнулось. — Совершались без моего разрешения, и я никак с этим не связано. Моя работа заключается в соблюдении закона.
— Подозреваю, что вам скоро придется подыскивать себе новую работу, — сказал пролокутор.
Ингрей вдруг поняла, что речь, видимо, идет о встрече пролокутора и Палад в прошлом. Возможно, именно поэтому Палад так настаивало на присутствии свидетеля.
— При всем моем уважении, пролокутор, — сказала Ингрей, — не думаю, что справедливо обвинять заместителя Верет, ведь это Палад отказывается встречаться с вами.
Внутри разрасталась паника. Нетано учила детей обращаться к Этьяту Будракиму с неизменной вежливостью и говорить лишь то, что предписано этикетом, не более.
— Но я буду рада помочь.
— Еще бы. — Пролокутор Будраким слегка подпустил сарказма в голос. Он обратился к заместителю: — Я же сказал вам, чтобы ее не звали.
— Меня и не звали, — ответила ему Ингрей. — Просто так совпало, я приехала по своим делам.
Пролокутор презрительно усмехнулся. Ингрей повернулась к Токрис, которая все это время стояла у двери и молча наблюдала за происходящим.
— Токрис, мне нужно с тобой кое о чем поговорить. Мы можем встретиться после того, как закончим с Палад?
— Конечно. Приходи в мой кабинет, когда будешь готова, — сказала она и закрыла за собой дверь.
— Я к вашим услугам, пролокутор.
Та же пустая мрачная комната, обшарпанная белая скамья. Палад, вернее, его изображение на стене, стояло. Уголок рта слегка дернулся при виде Ингрей, но оно не сказало ни слова, просто ждало.
— Мне больно, — протянул Этьят. — Мое дитя не хочет говорить со мной.
— Я не утверждало, что не хочу, — сказало Палад. — Лишь то, что не стану говорить, пока не придет Ингрей. Здравствуй, Ингрей, спасибо, что пришла.
— Пожалуйста.
— Как ты выбралось из «Милосердного устранения»? Прости, но сделать так, чтобы ты туда не попало, или вытащить тебя оттуда было выше моих сил.
— Давай не будем лгать, — спокойно и серьезно отрезало Палад. — Ты сказал, что сможешь сделать так, чтобы я туда не попало, или вытащить меня, но не собирался даже и попытаться. Когда ты пообещал мне и заявил, что теперь все будет по–другому, я тебе поверило. Сейчас уже не верю. Я всем пожертвовало ради блага семьи, но больше этого не будет: ни запальчивости, ни гнева. Просто спокойное перечисление фактов. Уверено, при первой возможности меня снова спросят, что я сделало с теми раритетами. Некоторые охранники уже намекали. Благодаря этому я стало знаменитостью.
— Нет, — сказал пролокутор.
— Ты был готов отправить своего ребенка в «Милосердное устранение» за их кражу. Что ты сделаешь, чтобы вернуть их? — Палад посмотрело на Ингрей. — Истина заключается в том, что я не крало раритеты. И никто их не крал. Они находятся там же, где и были.
— Но вчера вечером ты сказало, что готово открыть нам, что сделало с ними, — возразила она, но тут же поняла, насколько смешно это звучит.
— Сказало, — согласилось Палад. — И было бы признательно, если бы ты сообщила новостным агентствам, что я зарыло их в Эсвай. Помнится, пролокутор Будраким выступал против раскопок в заповеднике. Когда все узнают, что раритеты спрятаны там, он, конечно же, будет вынужден сменить пластинку. Он устроил такое шоу, желая найти их и вернуть. Ну что ж, если их можно вернуть, только раскопав заповедник, значит, ему придется это и сделать.
— Новостные агентства еще не знают, что ты здесь, — сказал пролокутор. — А если узнают, то сочтут, что лучше об этом никому не сообщать.
— Полагаю, мы скоро узнаем, кто может сильнее надавить на них — ты или представитель Аскольд. Уверено, что она не упустит возможности публично осрамить тебя. Скоро ведь выборы, не так ли?
— Чего ты хочешь? — жестко и прямо спросил пролокутор.
— Конца твоей политической карьеры, — спокойно ответило Палад. — Хочу, чтобы все узнали, что ты со мной сделал. Проблема лишь в том, что у меня нет доказательств. По крайней мере, тех, которые были у меня во время суда, а потом… — Оно помахало рукой. — Мы же помним, как все пошло. Я прекрасно понимаю, что могу рассказать свою историю всем репортерам отсюда до станции Хвай, но это ничего не изменит. А если и изменит, то лишь после многих лет судебных тяжб, на протяжении которых ты будешь отравлять жизнь всем, кто посмел помочь мне. Ты научил меня прагматизму. Поэтому я постараюсь опозорить тебя любым возможным способом. — Оно снова повернулось к Ингрей. — В других системах люди смеются над нами и нашими раритетами. С одной стороны, из–за того что считают саму идею коллекционирования смехотворной, а с другой — потому что самые известные раритеты совсем не то, чем они должны быть. Помнишь панель в ларии системы? Ту самую, которая считается обломком шлюза первого пилотируемого исследовательского корабля, который прилетел в эту систему? Но корабли такого типа появились лишь через шестьсот–семьсот лет после того, как это произошло.
— Фальшивка? — ахнула Ингрей.
— Она, — кивнуло Палад. — И «Отказ от выполнения дальнейших обязательств перед Тиром» тоже. Не сам текст, конечно, он как раз настоящий, именно эти слова были высказаны Тиру после погашения долга. Но документ, хранящийся в ларии системы, поддельный. Буквы стали изображать в таком стиле лишь после обретения независимости, да и ткань, на которой они написаны, не старше четырехсот лет. На самом деле почти все раритеты, «найденные» на чьем–нибудь чердаке или в заброшенном хранилище, были сфабрикованы за пару месяцев до счастливой находки. Это становится очевидно практически сразу, если исследовать раритеты и устанавливать их подлинность за границами Хвай.
Ингрей даже не знала, что сказать. «Отказ от выполнения дальнейших обязательств перед Тиром» — фальшивка? Она вспомнила, как подолгу рассматривала его, хотя часто бывала в ларии, где когда–то Основатели встречались с людьми, чьи имена непрерывной нитью шли от начала времен. Этот документ, провозглашавший независимость и государственность хвайцев, настолько поражал ее, что она стояла пред ним в молчаливом благоговении. Если он фальшивка, то между льняной тканью из лария и информационным файлом нет никакой разницы.
— Мое преступление, — продолжило Палад, наслаждаясь ледяным молчанием пролокутора, — в том, что я лишь пыталось побольше узнать о семейных раритетах, которые мне надлежало хранить. Я стало искать информацию о гарседдианцах где только можно. И вскоре обнаружило, что практически везде, кроме Хвай, эксперты, разбирающиеся в этой теме, прекрасно осведомлены о раритетах Будракимов и знают, что они фальшивые. Сначала я просто не поверило, но чем больше копалось в теме, тем очевидней это становилось. Поэтому я рассказало о своем открытии отцу, так как считало это серьезным делом. Если раритеты, доказывавшие происхождение и родословную Этьята Будракима, — фальшивки, то кто мы тогда такие? Кроме того, мне поручили хранить семейные раритеты, а я серьезно отношусь к ответственности.
— Ты уже попыталось использовать эту ложь, когда тебя в первый раз обвинили в преступлении, — сказал пролокутор с неожиданно скорбным лицом. — Но и тогда ты меня не убедило.
— Еще как убедило! Именно поэтому спустя несколько недель ты вдруг обнаружил, что это не оригиналы, а всего лишь копии плохого качества, и обвинил меня в краже. Чего уж проще — использовать информацию, которую я само тебе предоставило, рассказав про подделки. А теперь, если я и говорю правду, выглядит так, будто я лгу. Но когда меня задержали, ты уверял, что все будет в порядке. Это единственный способ сохранить репутацию Этьята, который провозгласил истинность семейных раритетов в самом начале, сказал ты, а еще — что позаботишься обо мне, если я буду молчать. Да уж, ты обо мне позаботился! — Палад обратилось к Ингрей: — Я лишь хочу сообщить новостным агентствам о том, что меня несправедливо осудили за преступление, которого я не совершало. А еще я надеюсь погубить политическую карьеру пролокутора и, может, даже увидеть, как его отправят в «Милосердное устранение», хотя не уверено, что у меня получится. Но думаю, что смогу заставить его подыграть мне и начать раскопки в заповеднике, где ничего нет… Если удастся, то это в конце концов приведет к нужному результату. Поэтому сделай мне одолжение: расскажи репортерам о том, что я зарыло раритеты около холма, где погибла светлость Зат.
— Это им точно понравится, — восхитилась Ингрей, не в силах противиться самой себе.
— Еще бы! — согласилось Палад с веселыми искорками в глазах. — И матери своей тоже расскажи. А я собираюсь сообщить обо всем охранникам, сегодня же и начну.
Пролокутор Будраким сделал определенные выводы и сказал:
— Наш разговор записывают. Ты только что заявило, что не крало раритеты. Каким же образом они могут оказаться в Эсвай?
— Хорошее наблюдение, — сказало Палад. — А давай лучше пошлем в новостные агентства весь разговор. Пусть народ сам решает.
Ингрей этот ход показался рискованным: вряд ли хвайцы будут на стороне Палад, которое сказало, что «Отказ от обязательств» — фальшивка. И потом, его слова противоречат друг другу. Но, похоже, Палад уже нечего было терять, а Ингрей знала, как ему подыграть.
— Вообще–то скоро выборы, — благочестиво промолвила она.
— А ты только что сказало, что в ларии системы полно фальшивок, — заметил пролокутор Будраким. — Вряд ли благодаря этому ты станешь популярнее и сможешь убедить людей прислушаться к тебе.
— Внимание хотя бы привлеку, — пожало плечами Палад. — Разговор окончен. По крайней мере, с тобой, пролокутор. Мне есть что сказать репортерам.
Оно улыбнулось лишь уголками рта. Ингрей даже поежилась. Пролокутор Будраким в ледяном молчании вышел в коридор. К нему подскочил веретенообразный мех, предлагая проводить, но тот развернулся и зашагал прочь. Мех кинулся следом, едва поспевая.
Другой мех отвел Ингрей к кабинету Токрис.
— Ингрей, возникла одна проблема, — сказала Токрис, встав ей навстречу. Она убедилась, что мех ушел, закрыв за собой дверь, и продолжила: — Консул Омкема говорит, что Федерация начинает судебный процесс, и требует, чтобы светлость Хевома передали им.
— Ожидаемо, — ответила Ингрей.
— Да, и это плохо. Час назад поисковики нашли меха, принадлежавшего светлости Зат. И нож. Другой нож, тот, которым зарезали Зат, а не тот, который лежал в сумке Палад. — Она мельком глянула на сумку, висевшую на плече Ингрей, а затем посмотрела в глаза. — Нож был в отсеке внутри самого меха.
— Где нашли меха?
— В реке. Нога застряла между кусками стекла на дне. Одного маркировочного кола не хватает.
— Так, теперь ясно, что меха использовали для убийства Зат. Никто, кроме Хевома, не мог этого сделать. Мы же знаем, что мех произведен в Федерации и больше никто не умеет управлять им.
— Как мы и говорили, ни у кого не было доступа, и, скорее всего, он несовместим с нашими имплантатами. Мы, конечно, все еще раз проверим, чтобы убедиться. Сейчас мы проверим Палад, но сомневаюсь, что у кого–нибудь в радиусе километра от заповедника было необходимое оборудование. В этом случае положить нож внутрь меха могли либо Зат, либо Хевом. Так что без вопросов: убийство совершил Хевом, мы только не знаем почему. Но проблема не в этом. Вернее, это, конечно, проблема, что Федерация буквально требует, чтобы мы объявили убийцей невинного, а Хевома отправили домой. Но главное, что Омкемская Канцелярия хочет, чтобы мы выдали им Палад, которого они собираются судить за убийство светлости Зат.
Ингрей показалось, что сумка дернулась и, притянув ее руку, прижалась к боку, словно хотела от чего–то предостеречь.
— Но Палад не могло этого совершить! — сказала она и добавила: — А откуда они вообще знают, что оно там было? Погоди. Хевом!
Хевом находился в комнате, когда заместитель Верет назвало имя Палад. И когда нашли нож.
— Что–то тут не так, Ингрей. Не сходится. Зат богатая и влиятельная. У нее много друзей и сторонников.
— А Хевом — бедный родственник. Почему же они так его защищают? И почему, — на нее вдруг накатила тошнота, — стараются обвинить Палад в убийстве?
— Возможно, им надо кого–то наказать, но гораздо проще решить, что это сделал не один из них, а кто–то из нас, — предположила Токрис. — Но даже если и так, вряд ли причина только в этом. Я чувствую, есть что–то еще, только не пойму что. Палад точно не убивало Зат, и мы можем это доказать. Заместитель начальника заверило в этом консула, но она все еще собирается затеять судебную тяжбу. И просит представителей поддержать ее требования. Боюсь, пролокутор Будраким будет только рад избавиться от Палад. И уже неважно, сможет ли оно убедить новостные агентства насчет раритетов, если его отправят в Федерацию Омкем и казнят за убийство, совершенное Хевомом.
— Ты все слышала!
— Слышала, — призналась Токрис, смутившись больше, чем нужно, ведь, без сомнения, это входило в ее обязанности. — Вы с Палад друзья? Похоже, оно доверяет тебе, раз просило присутствовать при разговоре с отцом. Если пролокутор в самом деле предал его, чтобы защитить репутацию фальшивых семейных ценностей, то неудивительно, что оно не хотело общаться с ним наедине.
— Да, — подтвердила Ингрей. — Мы друзья.
Токрис кивнула, словно Ингрей сказала чуть больше, чем спрашивали.
— Не думаю, что я сумею чем–то помочь. Не знаю, смогу ли. Палад все еще считается умершим с юридической точки зрения. Такого раньше не случалось.
— Я уже подозреваю, что случалось, только нам не сообщали, — нахмурилась Ингрей. Внезапно причина, по которой она пришла на встречу с Токрис, показалась ей бессмысленной и даже тривиальной. Хотя все было, конечно, не так. Присутствие инопланетного посла, пусть даже и в теле управляемого меха, могло представлять гораздо более серьезную опасность, чем ситуация, в которую попало Палад. Но вряд ли Служба планетарной безопасности поможет ей разбораться с этим. Посол Гек вправе делать все, что ей заблагорассудится, только не станет же она торчать здесь бесконечно? Что ж, по крайней мере, Тик и его корабль вне пределов досягаемости.
— Токрис, — сказала Ингрей.
Она заметила, как что–то мелькнуло на лице помощницы. Стыд? Удовольствие? Неужели просто от того, что она назвала ее имя? Токрис всегда была стеснительной, но… вдруг Ингрей поняла, почему Токрис открылась перед ней этим утром, почему интересовалась, с кем она дружит.
— Токрис, — повторила она.
На лице девушки появилось то же самое выражение. В общем–то Ингрей не имела ничего против, просто сейчас у нее совсем не было времени, чтобы остановиться и все как следует обдумать.
— На нашей планете находится посол Гек.
Ингрей рассказала о том, как посол задержала корабль на Тир Сииласе и обвинила капитана Уйсина в угоне, а затем этим утром заявилась к ней домой.
— Каким образом посол спустилась на планету? — спросила Токрис. — Я думала, что Гек нужно постоянно находиться в воде, слышала где–то.
— Вообще–то здесь не сама посол, а мех, которым она управляет. И это… довольно странный мех. Он чем–то похож на паука и может менять форму, — ответила Ингрей, вдруг вспомнив, какая сумка висит у нее на плече. Этот мех был практически таким же, как у посла.
— Вряд ли Служба планетарной безопасности может что–то сделать. Допрашивая тебя, посол, скорее всего, нарушает межрасовое соглашение. Со временем Гек все равно придется улететь. Думаю, даже если ты подашь заявление, тебе скажут, что мы ничем не можем помочь. И если это никому не принесет вреда, то мы, скорее всего, выполним, что она хочет. Полагаю, если бы капитан Уйсин не улетел, то Ассамблеи начали бы спорить, выдавать его ей или нет, даже рискуя отношениями с Тиром. В конце концов, он же не хваец, и никто не хочет нарушать соглашение.
— Точно, — сказала Ингрей, снова чувствуя, что летит в пропасть. Жуткое ощущение, но уже знакомое. — Но я же могу подать заявление, верно? Могу сделать так, чтобы появилась официальная запись о том, что она здесь, беспокоит меня и пытается найти Палад? Кому я должна его подать?
Ингрей не хотела, чтобы сумка превратилась в паука в ее руках, поэтому, сев в машину, бросила ее на пол и принялась ждать. Спустя несколько минут на поверхности появились глаза и уставились на Ингрей.
— Это заняло больше десяти минут, — прошептал мех. — Но в целом я был прав. У тебя есть план. Давай расскажи мне, как мы будем вытаскивать Палад оттуда?