Глава 17
Ингрей села между пролокутором Первой ассамблеи и старшей хранительницей, старательно делая вид, что не замечает четырехногого меха, охраняющего их. Женщина лишь мельком взглянула на нее и снова уставилась в пустоту перед собой.
— Что ж, — сказало председатель Дикат. — Нетано удалось выбраться, теперь она лично развезет детей по приютам. Только омкемцы все равно бы их выпустили при первой возможности. Они ревели, разводили сырость, каждые пять минут просились в туалет, и, конечно, омкемцы не позволяли им бегать туда–сюда. Нам повезло, что командор не настолько безжалостная, чтобы просто пристрелить их всех. Все эти дети родились в обычных семьях, какой смысл их тут держать? Но Нетано, конечно, теперь станет героиней в глазах журналистов. Даже не сомневайся, если с тобой что–нибудь случится, то она благодаря тебе наверняка получит на выборах дополнительные голоса. Ты ей не родная, и, полагаю, она взяла тебя на воспитание не из семьи своих родственников или влиятельных сторонников. Так легко можно пожертвовать лишь ребенком из общественного приюта. И только приютский согласится на такое. Куда ему еще деваться?
Так легко пожертвовать! Что ж, он прав, Ингрей знала это всю свою жизнь. «Я этого не забуду», — сказала мать. Ингрей понимала, что это значит. Знала, что Нетано попытается выдавить из ситуации максимум политической выгоды, независимо от того, выживет Ингрей или нет.
Она хотела ему возразить на это продуманное оскорбление в ее адрес и выговорить за презрительное отношение к приютским детям. Но поняла, что если она откроет рот, чтобы возмутиться, то, скорее всего, просто закричит или заплачет. Поэтому Ингрей лишь сказала как можно приветливее:
— Очень приятно познакомиться с вами, пролокутор, — и тут же сжала зубы, чтобы случайно не выдать себя.
Хранительница раритетов, сидевшая с другого бока, начала беззвучно рыдать. Спустя пару минут пролокутор рявкнуло:
— Прекрати уже распускать сопли! Ты ничем не лучше этих спиногрызов, хватит разводить сырость и всех раздражать, все равно ничего не изменится.
Ингрей наклонилась к хранительнице:
— Меня зовут Ингрей Аскольд. Думаю, мы с тобой и раньше встречались.
— Никейл Тай, — ответила девушка. — Я же не специально плачу.
— Мне тоже хочется плакать. Может, если мы все одновременно разревемся, то затопим комнату и устроим мехам короткое замыкание.
Ингрей не знала, почему так сказала, слова вылетели изо рта сами собой. Может, оттого, что смерть так близка. Или оттого, что она помнила, что Тик пытается добраться сюда. Возможно, он уже где–то совсем рядом.
Никейл робко улыбнулась, хоть подбородок у нее все еще дрожал. Вытерла глаза рукой, но слезы все равно продолжали капать.
— Думаю, система атмосферного контроля быстро впитала бы всю влагу. Влажность вредна для раритетов.
— Тогда придется придумать другой план, — сказала Ингрей. От страха у нее кружилась голова. Зачем она все это говорит? — Например, лить слезы прямо на них.
Мех крепче сжал пушку и склонился над ними.
— Ты водонепроницаемый? — спросила Ингрей и, когда мех ничего не ответил, добавила: — Уверена, так и есть.
— Конечно, глупо было бы начинать войну с такими мехами. Тогда мы их победили бы с помощью ведер и водометов.
— Да заткнитесь уже! — рявкнуло пролокутор Дикат.
Никейл снова залилась слезами. Неужели Дикат все это время ругало ее?
Пролокутора Дикат уважали за то, что оно умело говорить просто и прямо, без танцев с бубнами и прочих дипломатических ужимок. Но Ингрей–то понимала, что плохой дипломат никогда бы не смог стать пролокутором.
— Вам очень плохо, пролокутор? — спросила Ингрей. Она взглянула на нависшего меха над ними и добавила по–йиирски: — О чем вы вообще думаете? Заставляете это бедное ослабевшее пожилое неино…
— Ослабевшее! — возмущенно воскликнуло пролокутор Дикат.
— …заставляете его сидеть на полу без подушек, без поддержки для спины. Вы, по крайней мере, могли бы предложить ему скамью!
Мех никак не отреагировал.
— Вы и к своим пожилым родственникам тоже так относитесь?
Никакого ответа.
— Да чтоб вы знали… — начало пролокутор Дикат.
— Замолчите! — перебила его Никейл. — Мы все умрем, и если вы нам хамите, то почему мы должны вести себя вежливо?
— Мол–чать! — раздалось у них за спиной.
К ним быстрым шагом подошла командор. Наверное, темный гладкий шлем, за которым все еще скрывалось ее лицо, к тому же усиливал голос. Этнограф Ченнс выглядывал из–за ее плеча.
— Ведете себя хуже детей!
— Командор Хатквебан, — сказала Ингрей. — Разве вам неизвестно, что у пролокутора больные суставы?
Она не солгала: у Дикат действительно болели ноги. Ингрей вспомнила, как пару лет тому назад все обсуждали это во время собрания, которое проводилось у подножия подъемника.
— И спина тоже больная, скорее всего, ему нужно принимать болеутоляющее, а вы не даете, да еще заставляете сидеть на полу…
— Молчать! — оглушительно рявкнула командор по–йиирски. — Или я вас пристрелю.
Никейл, сидевшая рядом, сжалась в комок и пробормотала:
— Только сперва им нужно заставить нас открыть витрину с «Отказом». Потому что, если сработает сигнализация, двери захлопнутся, и им придется прорезать их, чтобы выйти.
Ингрей разглядывала темно–серые доспехи омкемского командора. Ее замутило от ужаса. Она–то сама членом Первой ассамблеи не была, да и открыть ничего не могла. И про Зат она уже все, что знала, рассказала. Был ли вообще смысл в том, чтобы менять ее на Нетано и детей? Пролокутор право: командор Хатквебан просто искала причину, чтобы избавиться от малышни. Если Ингрей будет досаждать им, то они и от нее смогут избавиться, причем самым простейшим способом. Зачем же она им еще что–то доказывает? Нужно молчать. В конце концов, в Ингрей нет ничего особенного: ни красоты, ни выдающихся талантов, — да и вообще она никому не нужна.
Нет! Она — Ингрей Аскольд, которая вытащила невинно осужденного человека из «Милосердного устранения», откуда и выбраться–то нельзя. Она, безоружная, противостояла Данаку, угрожавшему убить ее огромным ковшом. Ей, конечно, помогли, но и она помогала таинственному и пугающему представителю расы Гек. Может, ее и сейчас спасут.
— Это неприемлемо, — неодобрительно сказала она, глядя в лицо командора, закрытое шлемом. — Вы сейчас же принесете стул для пролокутора, мягкий и со спинкой.
Командор Хатквебан промолчала. Стоявший рядом с ней светлость Ченнс нахмурился и хотел что–то сказать.
— Не спорьте со мной! — отрезала Ингрей, поражаясь самой себе. Только и надо было, что вспомнить посла Гек, и ей удалось вполне правдоподобно изобразить манеру речи иноземного дипломата. — Принесите стул.
— Глупое дитя, — яростно прошептало пролокутор Дикат. — Я сделало все возможное, чтобы нас не убили.
— Вас не убьют, — ответила Ингрей. — По крайней мере, до тех пор, пока вы им нужны. И может, заодно предоставят более комфортные условия.
Ингрей и сама в это особо не верила. От нее омкемцам точно никакой пользы нет. Хотя кто знает. Светлость Ченнс что–то сказал командору, только очень тихо, так что ее автопереводчик не уловил.
— Ха! — воскликнула командор. — Стул обеспечить несколько тишину.
— Командор прикажет принести стул, — перевел светлость Ченнс, — если вы все пообещаете молчать.
— Даже если вы нас о чем–нибудь спросите? — тихо пролепетала Никейл.
— Я бы посоветовал вам не испытывать наше терпение, — сказал Ченнс. — Командор не собирается играть с вами.
— Вы все равно ничего не сделаете с Никейл, пока она не откроет для вас витрину, — вежливо заметила Ингрей. — Полагаю, мы все это знаем. Простите меня, светлость, но, может, командор об этом не догадывается? Вы же не солдат, вы не угрожаете людям.
— Стул уже несут, — очень спокойно ответил Ченнс, и они вместе с командором вернулись к «Отказу».
Ждать пришлось долго, наконец–то появился мех с мягким креслом и поставил его перед пролокутором Дикат, a eщe бросил на пол три бутылки с водой и три бумажных пакета с едой.
— Это наш ужин, — прошептала Никейл. — Питательные брикеты. Не могу прочитать, что там написано, но, видимо, они со вкусом пыли, — и добавила еще тише: — Мне кажется, пролокутор не сможет подняться с пола без посторонней помощи.
Ингрей и Никейл поддержали Дикат с обеих сторон, и оно встало, не сказав ни слова. Не отругав, не поблагодарив. Уселось в кресло, Ингрей и Никейл устроились рядом с ним на полу и развернули питательные брикеты.
Пока они ели, Ингрей старалась не глядеть по сторонам в поисках Тика. Никейл задремала, прислонившись к креслу, и в этот миг в длинном зале раздались шаги. К ним приближались командор Хатквебан и Ченнс. Никейл тут же проснулась, пролокутор Дикат даже не удостоило их взглядом.
— Мисс Аскольд, — сказал Ченнс. — Командор хочет задать вам несколько вопросов.
Ингрей почувствовала острый прилив злости, но кивнула.
— Командор Хатквебан.
— Мисс Аскольд, — произнесла командор по–йиирски. — Расскажите правду о том, как погибла светлость Зат.
— Я уже все рассказала светлости Ченнсу, — ответила она. Ингрей хотела встать, чтобы не чувствовать себя маленькой и беспомощной в их присутствии, потому что командор Хатквебан, этнограф Ченнс и огромный вооруженный мех смотрели на нее сверху вниз. Но она не желала, чтобы они подумали, что их мнение имеет для нее значение. Она оперлась спиной о ножку кресла. — Мы с Гарал Кет все время были вместе.
— Кто это — Гарал Кет? — спросила командор.
— Наименование Палад Будраким существующее, — перевел автопереводчик бормотание Ченнса.
— Светлость Зат все время находилась в поле зрения, — продолжила Ингрей. — Рядом с ней на вершине холма никого не было, я видела лишь одного меха — Уто, который принадлежал ей. Перепутать невозможно, потому что он ярко–розовый.
— Уто такие, — согласился Ченнс. — Чтобы их легко можно было увидеть.
Ингрей мельком взглянула на него.
— Я к ней поднялась. Зат пронзили маркировочным колом, одним из тех, что она привезла с собой и хранила в Уто. А затем, когда она умерла, в нее еще вонзили нож, который был украден с кухни моей матери. Служба планетарной безопасности обнаружила нож в боковом отсеке Уто. Самого Уто они нашли на дне реки Йог, застрявшего между стеклянными глыбами.
— Палад Будраким могло взять этот нож из кухни вашей матери, — заметила командор Хатквебан. — Или вы сами.
— Теперь его зовут Гарал Кет, — ледяным голосом сказала Ингрей. — Вы когда–нибудь пытались управлять незнакомым мехом из другой системы?
Пауза.
— Честно говоря, светлость, пыталась. Хотя соглашусь с вами, что это непросто, за пять минут не освоишь. Но у вашей армии есть особые методы.
— Гарал никогда не служило в армии. Оно — хранитель раритетов, уверена, Гарал не занималось управлением мехами профессионально, только для развлечения, как и все остальные. Да и зачем ему было использовать нож? Маркировочного кола вполне хватило бы. — Холодок побежал по затылку, но ниже шеи отчего–то не распространился. — Если бы оно хотело ложно обвинить светлость Хевома, то нож лишь спутал все карты. Когда орудием убийства является мех Уто, то первым и наиболее очевидным подозреваемым будет Хевом. И вообще, у Гарал не было причин убивать светлость Зат.
Она подумала, что, возможно, стоит добавить, что Гарал точно не стало бы работать на отца. Вдруг она отчетливо поняла, что командор Хатквебан может с легкостью отвергнуть любое ее утверждение как ложное. А еще вспомнила, что командор — двоюродная сестра 157
Хевома. Ингрей понятия не имела, какую степень родства у омкемцев это подразумевает, но Ченнс вполне определенно сказал, что Хатквебан не согласится с тем, что Хевом — убийца. Но ведь, с другой стороны, это означает, что командору не нравится, как презрительно Зат относилась к Хевому.
— Вероятно, у вас было больше причин желать Зат смерти, чем у Гарал. В любом случае вряд ли смерть Зат имела какое–то отношение к вашей операции. Если бы имела, то вы бы не спрашивали меня о ней, потому что наверняка знали, что все было подстроено.
Не стоило заводить разговор в эту сторону, поняла Ингрей. Командор Хатквебан не наивный ребенок, она — опытный солдат, который следует приказам независимо от того, нравятся они ей или нет.
— Вы уже получили приказ и отправились в путь задолго до того, как погибла Зат. Поэтому все ваши вопросы о том, кто убил ее, не имеют никакого смысла.
— А вы знаете, что значит быть солдатом? В приказах тоже нет особого смысла. Но их все равно нужно исполнять, прилагая все старание.
Прилагая все старание. Очевидно, операция пошла не по плану, и командор Хатквебан изо всех сил старается исполнить первоначальный приказ.
Командор Хатквебан нарушила молчание:
— Скажите мне, почему сюда прибыли Гек.
— Они искали своего бывшего гражданина. — Наверное, «гражданин» — слово не самое подходящее, но Ингрей не могла подобрать нужного эквивалента. — Человека, кого посол знала лично. Она беспокоилась о его судьбе.
Может быть, Тик уже здесь, наблюдает за ними. Ждет подходящего момента, чтобы начать действовать.
— Вы говорите не о Палад Будраким, — утвердительно сказала командор. — О, простите, Гарал Кет.
Ингрей нахмурилась и только тут поняла, что те детали, которые они обсуждали с послом, еще не попали в новости.
— Нет, не о Гарал. О другом человеке.
— Гек не покидают пределов своего мира. Они это делают лишь в самых крайних случаях. Они не гуманоиды, так что нельзя пройти мимо Гек и не заметить его.
— На Гек живут люди, которые по условиям договора считаются Гек. Посол искала именно такого. Вернее, человека, который когда–то был Гек.
— И Гек заявили, что Палад… простите, что Гарал Кет один из них? Почему?
Ингрей беспечно махнула рукой.
— Вам придется спросить об этом Гек. На самом деле, это не важно. Гарал не убивало светлость Зат. Верьте во что хотите насчет Хевома, по Гарал — не убийца.
— А может, это сделали вы? — предположила командор Хатквебан. — Нож из дома вашей матери, вы могли воткнуть его в тело, когда поднялись на холм.
Ингрей удивленно моргнула.
— И зачем бы мне это делать?
— По какой–то причине, которая нам не понятна. Чтобы спутать все карты, как вы верно заметили, только это все равно не помогло ни вам, ни вашей матери. Ни Гарал Кет.
— Которое мы арестовать уже не сможем, — добавил Ченнс.
Командор Хатквебан больше ничего не сказала, повернулась и отошла к витрине с «Отказом».
Ченнс улыбнулся, словно извиняясь.
— Командору приходится сейчас думать об очень многом.
— Неужели.
Сочувствовать ей Ингрей не собиралась. Ченнс присел так, что его лицо оказалось почти на одном уровне с ней.
— Она не понимает хвайцев. И Хвай. С ее точки зрения, то, что родители не потребовали освобождения детей- заложников, просто отвратительно.
— Но они же…
— Я знаю. — Ченнс оглянулся, не слышит ли командор. — Я не был уверен… стоит ли ей вообще объяснять, кто эти дети. Ничего бы не изменилось. Командор не такой человек, чтобы стрелять в детей.
Ингрей хотела спросить, почему Ченнс не упомянул, что почти никто из хвайцев не расстроился бы, если бы с детьми на самом деле что–то случилось.
— Между нами, командор с облегчением вздохнула, когда мы от них избавились. Ее удивляет, что вы вступились за них, хотя не состоите с детьми в родственной связи, ведь больше никто этого не сделал. Ей трудно принять, что ваша мать позволила вам поменяться с ней местами, для нее это полнейшая бессмыслица. Ведь Нетано даже не колебалась, сразу ушла с детьми. Именно поэтому, несмотря на то что командор согласилась на обмен, она очень подозрительно относится к вашему присутствию здесь.
— Мама еще не назначила наследника. Хотя она бы все равно никогда меня не выбрала.
Пролокутор Дикат издевательски хмыкнуло.
— Я понимаю, — сказал Ченнс.
И как ему только удавалось стоять в таком скрюченном положении в своих доспехах? Видимо, что–то поддерживало его тело.