— Да откуда? Они прибыли на Тир Сиилас за пару часов до того, как ушел мой корабль.
Даже сама удивилась, как легко у нее получилось солгать, хотя, конечно, это была не совсем ложь. Оро придвинулся ближе.
— Если ты немного подождешь здесь, то, возможно, тебе удастся их увидеть.
— Что? — Теперь она даже не попыталась скрыть удивления. — Я думала, что они собирались на Ильдрад. Об этом сообщали в новостях на Тир Сииласе.
— По какой–то причине они передумали. Завтра они прибывают через шлюз Тир Сииласа, в новостях об этом расскажут лишь через пару часов. Никто точно не знает, почему они решили изменить первоначальный план, хотя существует множество теорий. Служба планетарной безопасности в срочном порядке переделывает расписание рейсов, чтобы убедиться, что ничего плохого не случится. Как только они определятся, в новостях сразу объявят. Я узнал от своего неди. Вообще–то я как раз иду по его поручениям. Если хочешь, могу включить тебя в группу встречающих. — Он мельком оглядел ее помятую одежду и растрепавшуюся прическу. — Скорее всего, они прибудут завтра вечером, а может, даже послезавтра. Понятия не имею, получится ли увидеть настоящих Гек, но почему бы не попробовать?
Она опять ему улыбнулась, надеясь, что получилось искренне.
— Ужасно милое предложение с твоей стороны, но я так давно уехала, что не могу дождаться, когда доберусь домой. Увидимся с тобой как–нибудь в следующий раз, когда ты вернешься на планету. Расскажешь мне о Гек.
— Само собой.
Пробормотав еще несколько общих фраз, Оро растворился в толпе.
Ингрей оглянулась в поисках Гарал. Не увидев его, закрыла глаза и вздохнула. Вряд ли Гарал успело далеко уйти. А если и так, что ж, ничего с этим не поделаешь. Она открыла глаза. Гарал стояло рядом.
— Тебе придется показать мне, как ты это делаешь.
Гарал лишь дернуло уголком рта, но промолчало, за все эти недели Ингрей ни разу не видела, чтобы оно улыбалось.
— Надо предупредить капитана Уйсина. Сюда летят Гек, — сказала она.
Капитан собирался задержаться в системе Хвай чуть дольше, чем планировал с самого начала, в надежде, что ему удастся избежать встречи с кораблем Гек.
— Я все слышало, — сказало Гарал без единой эмоции на лице. — И уже послало ему сообщение. Он поблагодарил.
— Зачем они летят сюда? Разве им не нужно на встречу конклава?
— Насколько я понимаю, — сказало Гарал, — потребуются годы, чтобы собрать всех на встречу, и, возможно, еще несколько лет, пока конклав не состоится. Вопрос о том, кто будет представлять людей, до сих пор не урегулирован. Участие радчааи в этом деле вызвало целую бурю неприятных эмоций. Исходя из этого, можно предположить, что начнутся споры во всех секторах космоса, населенных людьми, о том, кто должен и не должен входить в конклав. Нам повезет, если из–за этого не начнется война. — В ответ на удивленный взгляд Ингрей оно добавило: — Последние три недели мне было нечего делать. Вот и просматривало последние новости.
Что ж, понятно.
— Полагаю, нас это уже не касается. Давай пойдем в зал ожидания челнока и постараемся хоть где–нибудь присесть.
Исходя из распорядка дня, по которому они жили последние несколько недель, уже было очень поздно. К тому времени, как они добрались до зала ожидания и нашли свободные места, Ингрей растеряла почти все шпильки — осталось две — и мечтала лишь об одном: отдохнуть. Хотелось растянуться прямо на скамейке. Ей казалось, она смогла бы уснуть даже в этой суматохе и шуме.
В зале ожидания толпились путешественники со всех концов Хвай и даже из внешних систем, в основном с Омкема. Тамошних туристов настолько восхищали стеклянные руины планеты, что они были готовы лететь через два шлюза даже несмотря на то, что отношения между Хвай и Федерацией Омкем ухудшились с тех пор, как закрылся шлюз Омкем — Бейт. Теперь омкемцы могли добраться до Бейта, который отчаянно хотели вернуть назад, исключительно через Хвай.
Большинство путешественников были с Хвай. В двух рядах от Ингрей и Гарал расположилась группа хвайских подростков, не меньше двух десятков, в одинаковых голубых рубашках и лунги и с одинаковыми маленькими сумками через плечо. Некоторые стояли, сбившись в группки, болтали, хихикали. Другие сидели, уставившись в наладонники или просто в пустоту. Наверное, читали ленту или смотрели развлекательные программы. Судя по форме, они были из общественного приюта и вряд ли сейчас могли позволить себе имплантаты. Если вообще когда–нибудь смогут.
Возможно, они увлеченно разглядывали исторические картинки, которые постоянно менялись на стенах зала ожидания. Прямо сейчас показывали архипролокутора Ассамблеи Хвай, выплачивавшего последний взнос президенту Тира за постройку шлюза Тир — Хвай. Архипролокутор держал в руках позолоченную инкрустированную коробку, хотя на самом деле ни тогда, ни в последующие столетия никто так и не перевел средства, чтобы окончательно рассчитаться с долгами. За спиной архипролокутора стояли главы четырех Ассамблей Хвай, державшие свернутый в рулон холст и готовые в любой момент развернуть его во всю длину, чтобы обнародовать отказ от дальнейших обязательств и объявить себя правительством независимого Хвай.
Возможно, дети просто устали, и им было скучно. Двое спали в обнимку на одной скамейке. Ингрей вдруг стало тоскливо. Она и сама воспитывалась в общественном приюте, но Нетано Аскольд забрала ее в семью еще маленькой. Она, несомненно, обрела роскошную жизнь, но будут ли у нее хоть когда–нибудь вот такие друзья, на которых всегда можно опереться? Ингрей была воспитанницей государства, одной из многих детей, чьи родители не пожелали или не смогли позаботиться о них. Теперь у нее совсем другая жизнь, потому что Нетано удочерила ее. Если она уйдет от Аскольдов, то семьи она лишится, она не сможет вернуться к истокам, не сможет найти место, где будет своей, тем более если Нетано возьмет себе другого ребенка. И такого товарищества, как у этих детей, у нее тоже никогда не будет. Чтобы она вот так обнимала Данака — представить невозможно, даже в те редкие моменты, когда они не ругались. Такое иногда случалось, особенно когда что–то угрожало интересам семьи.
Но ведь ни ей, ни Данаку никогда не приходилось спать в зале ожидания. Когда они ждали челнок на станции, каждому отводили отдельную комнату с кроватью.
Она просмотрела стоимость билетов на поезд от подъемника до города, где жила Нетано, прикинула, сколько у нее осталось денег от продажи капсулы жизнеобеспечения, и вздохнула.
— На проезд нам точно хватит. По крайней мере, на большую часть пути. А вот с окружного транспортного терминала до дома придется идти пешком, а там далековато.
— Это совсем не плохо, — отозвалось Гарал. — Кажется, еще неделю назад ты говорила, что хотела бы немного пройтись.
Ингрей хмыкнула:
— А еще говорят, что человек без еды может протянуть несколько недель.
По дороге в зал ожидания они оба приобрели запас воды на полдня, так что от жажды не умрут.
Гарал положило сумку на колени и открыло ее. Внутри оказались завернутые в фольгу питательные брикеты.
Ингрей удивленно посмотрела на них, затем оценила исхудавшее лицо Гарал.
— Ты что, пропускало обеды?
Она попыталась вспомнить, видела ли хоть раз, чтобы Гарал ело питательные брикеты на борту. Даже ей самой они порядком надоели.
— Через день. — Гарал никак не отреагировало на ее удивление. — Лапша у меня тоже есть, хотя без горячей воды она довольно противная.
Ингрей даже не подумала о том, чтобы запастись едой. С чего бы? Ей никогда раньше не приходилось голодать и беспокоиться о том, что завтра будет нечего есть, если не считать последних двух дней на Тир Сииласе.
— Молодец, что запаслось.
Гарал вытащило брикет и протянуло ей. Затем достало еще один для себя и закрыло сумку.
— Думаю, Аскольды на общественные экскурсии не ездили, — сказало оно, даже не глядя на сидящих перед ними детей.
— Нет, у нас были репетиторы, но мы ездили на семейные экскурсии. И в ларий тоже ездили.
Конечно, туда ездили все, кто мог себе позволить. Там хранились раритеты со времен основания системы и вообще все, связанные с важными историческими событиями Хвай. У каждого гражданина должна быть возможность хоть раз в жизни увидеть их своими глазами, постоять рядом. Именно поэтому политики, такие как Нетано Аскольд, часто жертвовали деньги на организацию экскурсий для детей из своего округа. Возможно, именно благодаря этой программе подростки в форме сидели здесь и ждали свой челнок, чтобы вернуться домой.
Гарал проглотило кусочек питательного батончика.
— И каково это? Увидеть раритеты, которые твой клан пожертвовал народу?
В ларии хранилось несколько раритетов Аскольдов, но Ингрей даже не знала, как ответить на вопрос. Конечно, она ощущала гордость, но, с другой стороны, это как бы не очень ее и касалось.
— Сложно ответить. Ты же наверняка знаешь, что самые известные раритеты Аскольдов изначально принадлежали другим семьям.
— А–а–а! — протянуло Гарал. — Это все еще проблема? Ей лет сто, не меньше.
— Конечно. Неважно, кому они принадлежат, всем лучше, если они хранятся в ларии.
Гарал хмыкнуло.
— Меня это не удивляет. Учитывая то, что я знаю, интересно, какой процент сокровищ лария — подделки?
— Что? Ты думаешь, что в ларии системы Хвай хранятся подделки? Но ты же само говорило, что слишком рискованно подделывать известные раритеты. Или ты имеешь в виду, что Палад их тоже украло? Не уверена, что у него вообще была такая возможность.
Ингрей нахмурилась. Ей никогда раньше не приходило в голову, что в ларии системы может храниться совсем не то, что должно. Что там могут быть лишь копии. Какой в этом смысл? Как выглядит раритет, из чего он сделан — неважно. Важно лишь то, что к нему прикасались определенные люди, держали его в руках в особенные, поворотные для целой системы моменты. В те дни, когда Хвай обрел независимость, во время событий, которые сделали нас теми, кем мы сегодня являемся. Какой смысл копировать раритеты? Зачем тогда лететь на станцию, чтобы увидеть их? Какая разница, если можно просто посмотреть на изображение.
— Это было бы ужасно!
— Я не совсем то имело в виду, — сказало Гарал и откусило очередной кусок батончика.
— Какой смысл красть такие известные раритеты? Продать их невозможно. И показывать другим тоже. Пришлось бы просто вечно держать их под замком.
— Именно так.
Ингрей посмотрела на свой питательный батончик и сморщила нос.
— Кто вообще придумывает все эти вкусы? Тушеная курица с квашеной капустой? Кого они обманывают? Это просто дрожжи.
— У меня есть еще рыба под соусом карри, если хочешь.
— Фу! — Она разорвала обертку и откусила кусочек. — Прости, не хочу показаться неблагодарной. На самом деле я очень рада, что у тебя есть еда и ты делишься со мной.
Она хотела еще добавить, что тот, кто придумал эти батончики, наверное, просто ненавидел людей, но вовремя вспомнила, как Гарал набрасывалось на лапшу в первые дни, и тот факт, что оно посчитало необходимым запастись провизией на будущее, и молча принялась за еду.
Глава 5
Как назло, тот день, когда Ингрей и Гарал пришлось пройти пешком девять километров от городского транспортного терминала до дома Аскольд, оказался пасмурным и дождливым. Дождь лил, не переставая, и хоть был не очень сильным, через час пиджак и юбки Ингрей промокли насквозь, волосы облепили плечи и спину, с сумки капало. Гарал тоже промокло до нитки, но не жаловалось, оно вообще ни слова не сказало, шло, сгорбившись, и глядело себе под ноги, словно хотело раствориться в дожде. Мимо них прошмыгнули несколько мехов, бежавших по неотложным делам по мокрым улицам, но людей почти не было, особенно когда, оставив транспортный узел далеко позади, они выбрались на пешеходный тротуар. Здравомыслящие люди сидели в такую погоду дома, а если им приходилось выйти по делам, пользовались подземкой. Даже на вымощенной черными камнями обычно людной площади, раскинувшейся перед Службой планетарной безопасности округа Арсамол, было пусто и тихо, только дождь шелестел, и квадратные серо–зеленые мехи сканировали трещины между камнями, уничтожая ростки сорняков. То тут, то там открывались двери, из которых струились свет и тепло, и редкие прохожие стремглав бежали к машинам. К тому времени, как они с Гарал подошли к дому Нетано, Ингрей успела забыть, каково это — носить сухую одежду.
Фасад их дома, в отличие от прочих на этой улице, был высоким и широким. Двери выходили прямо на общественный тротуар. Дом построили из стеклянных глыб, найденных первыми поселенцами по всей планете. Стены сложили из огромных, от метра до трех, синих и зеленых блоков разнообразной формы. Была даже одна ярко–красная глыба, почти в самом центре стены. Сквозь стекло тянулись извивающиеся спиралевидные тени, возможно, какие–то минеральные вкрапления, хотя в редких случаях, когда удавалось расколоть глыбу или размолоть ее (так чаще всего и делали, хоть это было непросто), внутри не находили ничего, кроме стекла. По вечерам свет проходил сквозь стены, и дом сиял. Даже днями казалось, что он слегка светится, особенно такими хмурыми и дождливыми.
Увидев знакомый яркий фасад, Ингрей поняла, как давно ей хотелось вернуться под крышу родного дома. Хотя, с другой стороны, она была сбита с толку противоречивым чувством, словно дом, в котором она выросла, стал совсем чужим. Или она стала тут чужой. Дом изменился, цвета выгорели или тени стали извиваться по–другому, чем ей казалось в детстве? Или это все из–за того, что она вернулась без денег лишь с одной отчаянной надеждой стать хоть кем–то и еще немного побыть членом семьи Аскольд? Она прекратила размышлять над этим, потому что промокла и очень устала. Дверь распахнулась от ее прикосновения, и они вошли в просторный холл.
Тишина, только шум дождя снаружи и стук капель, падающих с одежды на янтарную плитку пола. Именно здесь, в холле, висели самые важные семейные раритеты. Представители древних кланов, такие как Этьят Будраким, находили это вульгарным и пошлым. Зато гости сразу понимали, в чей дом они пришли. У лестницы стояла скамейка, на которой можно было подождать, разглядывая белую стену, украшенную по верху борюдом из красных, синих и зеленых треугольников. На ней висели самые лучшие экземпляры меморабилии — входные билеты на сессии Ассамблеи и праздники, проведенные десятки и даже сотни лет назад. Все они были напечатаны изящным черным шрифтом на плотной бумаге с коричневой рамкой. А еще здесь висела целая радуга пригласительных голубого, желтого, розового и лилового цветов, с датами, именами предшественниц Нетано или ее прославленных друзей и родственников. Кроме того, имелась небольшая группа прямоугольников из черного холста с собственноручно написанными белой краской именами, витиеватым почерком или печатными буквами, в зависимости от способностей и настроения писавшего.
— Так–так, — пробормотало Гарал, стоя рядом. — Моя работа в личном ларии Аскольдов. Это достижение!
— Что? — изумленная Ингрей повернулась к нему, нахмурилась. — Твоя… На черном холсте?
Это были очень популярные раритеты двухсотлетней давности, они сильно отличались от остальных, предки так когда–то развлекались. Их довольно легко подделать при наличии нужных материалов, если при этом еще знать подходящие имена и иметь образцы почерка. Ей никогда не приходило это в голову до тех пор, пока она не познакомилась с Гарал.
— Нет. Хотя некоторые из них тоже могут быть поддельными. Нужно рассмотреть поближе.
— Тогда что… — Она запнулась. Им не следует вести такие разговоры. И вообще, это неважно. Лучше прямиком подняться наверх, в ее комнату. Там ванна и сухая одежда. Ее вещи вряд ли подойдут Гарал, потому что Ингрей среднего роста и слегка полновата, но нужно же его одеть. За ними по всему дому останутся мокрые следы: в фойе, на лестнице, в коридоре, ведущем в ее комнату. Ничего, мех все приберет. Не успела Ингрей об этом подумать, как в холл пробрался маленький серый мех. Скованно перебирая ногами, он сразу устремился к огромной луже, в которой они стояли. Ингрей это не понравилось, не хотелось, чтобы кто–то понял, что им довелось совершить не слишком приятную прогулку от транспортного узла до дома. Несомненно, слуги заметили, что кто–то пришел, и теперь в любой момент…