– Ну, что там, поймал он свою ящерицу?
– Не… И не поймает.
– Хи-хи. Зато деньгу исправно платит!
– Вон, Марфа себе какое платье прикупила!
– Ага, а ты, дурища, всё в землю закопала!
– Тише ты!
– Ой, да ладно, кто не знает!
– Эти, вон, не знают.
Никто из гостей этого дома никак не показал, что слышат бабские разговоры. Однако, вернувшаяся вечером ватага барона с привычной стойкостью доложила о превратностях судьбы. Мол, почти, почти… Посланные Рауфером крестьяне сумели даже поймать дракона! Но… Но пока сам барон мчался к месту поимки – зверюга сумела вырваться. Эльфинор подкалывал хозяина, мол, надо было дать крестьянам и забить дракона. Не обязательно же самому! А у них лучше получается. Марта столь же привычно пыталась остановить остроумие парня. Абсолютно безуспешно. Почему сам Вольфганг терпит это издевательство – Деркачу было совершенно непонятно. Вечерний ужин был тих и скорбен. Марта и Ханс куда-то ушли, братья-наёмники пожрали – и спать. Петра не было видно, то ли тоже спал, то ли занимался лошадьми. Барон подошёл к Хацису.
– Как он?
Деркач пожал плечами.
– Пока жив. А дальше – как Бог положит.
– Пусть твой Бог положит, чтобы он пожил подольше.
– Это не мой Бог, – слегка раздражённо ответил Деркач. – Он общий.
– Был бы общий – допустил бы разве такое? – Рауфер указал кистью на Хациса.
– А что нет? Разве он безгрешен?
– А какой грех ты в нём видишь?
– А то, что голый ходит – то разве не грех?
– В чём же грех? Все животные голые.
– Но он-то – не животное!
– И в чём ты видишь разницу?
Деркач подумал две секунды.
– Одежду ж всё-таки носят.
– Если я на корову юбку напялю – все остальные коровы тут же грешны станут?
Деркач подумал ещё пять секунд.
– Ну, речью же пользуются!
– Если ворона научить за тобой слова повторять – он сразу станет грешен? Ведь всю жизнь голый летает.
– Ворон бездумно повторяет!
– А можешь ли сё доказать?
Деркач махнул рукой. Что попусту спорить?
– Зато, – не отстал барон, – они живут по законам своего племени. Как Бог рядил – так и живут. И хотя люди им указуют, мол, одеваться надо, молиться Богу и прочие глупости – а живут они так же, как им предки заповедали. Вот уже много сотен лет. Так что ни в чём греха у них нету. Они Бога не распинали, советов его не отвергали. А коли это не так – пойди, спроси у своего священника, в какой из ваших священных книг хорены закидывали бы Христа камнями или где они вообще противились Богу?
– Ну, может, они не знали про него?
– А, раз не знали, можно ли их в грехах обвинять? А вот, смотри! Был потоп. Всех грешников смыло. А хорены живут и здравствуют. Значит, безгрешны?
– Не знаю я! – в сердцах аж крикнул Деркач. – Я не священник, ничего в том не понимаю. Одно знаю и верю, Бог заповедовал: не суди, да не судим будешь! От того я их судить не собираюсь.
– Верно. Верю тебе, Иван. Потому и велел тебе заботиться о Хацисе. Кому я ещё доверять могу? Эльфинору? Марте?
– А Марте почему не можете?
– Воительница она. Убить кого – это к ней. Это она запросто. А лечить – нет. Не может человек всего уметь! Отъём жизни плохо уживается с защитой её же. Так что верить я ей – верю, а вот доверить жизнь принца хорена – не могу. Ну, я спать пойду.
И ушёл.
В тихой горнице, где догорала в светце лучина, Деркач остался практически один. Урлух дрых под лавкой, и было видно, что ему там удобно. Хацис валялся на лавке, на матрасе, и с трудом дышал. Открыл глаза и посмотрел на человека мутным взглядом.
– Что, учит тебя рыцарь?
Слово «рыцарь» в пасти лиса звучало особенно издевательски. Да и непривычные уху звучания ещё больше искажались немочью хорена.
– Учит. Ты есть хочешь?
– Не знаю. Наверное.
– Плохо!
– Мне очень плохо, – согласился Хацис.
Деркач встал, подсел к лучине, смешал в кружке капли, оставленные лекарем, с ложкой варенья. Подсел к хорену и снова принялся по ложке вливать ему в пасть получившуюся смесь.
– Пей, пей, не морщись!
Потом положил рядом с лавкой шапку и быстро уснул.
Проснулся от того, что его осторожно тормошил Урлух.
– Хозяина вынести надо!
Раскрыли двери, чтобы не сильно греметь и не упасть, подхватили, вынесли… Принц, как и обещал, справил обе нужды. И на этот раз Деркач не отворачивался – как ни стыдно это признавать, а уход за телом жены приучил его спокойно относиться к естественным потребностям. А стыдно признавать потому, что, получается, от болезни Дуси он получил какую-то пользу. Пока несли обратно, Деркач пытался разобраться, почему получение пользы от ухода за тяжелобольным человеком может быть поводом для стыда. Так ни к чему и не пришёл.
Постепенно дом просыпался. Выбрались к столу и дружинники барона.
– И что будем дальше делать? – спросил Деркач.
– А, как обычно, – потянулся Шварц и в несколько глотков выхлебал кружку воды. – Поедем дальше ловить. Хитра зараза!
Говор у него был «цэкающий», северный. Странно, а Эрих говорил вполне правильно.
– И давно вы так за ним гоняетесь?
– Да, почитай, уже второй месяц.
– И много ли Вольфганг на то дело денег потратил?
– А это ты у него спроси, – нелюбезно отрезал Эрих. – Мы чужие деньги не считаем.
Деркач заткнулся. Пока завтракали, умывались да собирались, неожиданно отворилась дверь и вошёл незнакомый воин. И первым делом посмотрел на лежащего на лавке Хациса.
– Где барон Рауфер?
– Почивает ещё, – спокойно ответил Эрих. – А чего надобно?
– Мой хозяин велел передать, что ваш дракон совсем обнаглел. И прятаться, похоже, полетел на его земли. И там же отжираться собирается. Так что вы его давайте, поскорее ловите. А то без вас его ухлопают.
– Да было бы предложено! – Эрих шумно почесался. – Давайте. Попробуйте.
– Ну, как хотите, – воин развернулся. – Мне велено передать, я передал.
И вышел.
– Господин барон!
Появившийся Рауфер поморщился.
– Я же тебе говорил, давай без этого обойдёмся!
– Хорошо, Вольфганг. Сейчас сюда приезжал посланец от этого, ну, который тут вчера был. И он видел лисов этих. Обоих!
Все дружно посмотрели на Деркача. А потом – на хоренов.
– Шшшайсе! – высказался Шварц.
– Да, нехорошо получилось, – согласился Рауфер.
– Нехорошо? – возмутился Деркач. – Дак сейчас он сюда прибежит!
– И что? – с любопытством посмотрел на него Эрих.
И остальные тоже. Тут в дверь вошла Марта.
– Марта! Скажи хоть ты им!
– Что я должна им сказать? Я что-то пропустила?
– Да, – ухмыльнулся Шварц. – Наш новый товарищ так волнуется за своих хоренов, что боится, будто сейчас прибежит Александр отбирать у нас эту шкуру с мясом.
– А может, и прибежит! – вдруг согласилась с Деркачом Марта. – Это Вольфгангу за людьми бежать невесть сколько. А ему своих привести – легко!
– Он и с хоренами побоялся связываться, ночью подстерёг. А уж с нами…
– А ты что, собираешься с ним за хоренов воевать? Оно того стоит ли?
Деркач посмотрел на Хациса. Тот спокойно лежал, будто не о нём сейчас спорят люди, не его жизнь решают.
– Да не будет никакой войны, что ты тоже? Опять же, он у нас. Если что – мы его просто прирежем и всё. И он это так же прекрасно понимает.
– А может, ему именно этого и надо?
– Тихо все! – прервал спор Рауфер. – Иван прав. Как бы то ни было, а хорены нам сейчас совсем не к месту.
Урлух тихо заскулил, и Хацис рявкнул на него. Вышло это до смешного нелепо и жалко, но никто почему-то не засмеялся.
– Поэтому. Иван, раз уж я тебя назначил ответственным за эти две никчёмных души, ты за них и отвечаешь. Мы поедем дальше, а ты отвезёшь хоренов… Домой. Убедишься, что с ними всё в порядке. И потом догонишь нас.
Он кивнул Хансу, и тот ушёл в их с Вольфгангом комнату. Вернулся и передал барону мешочек.
– Вот. Держи. Трать разумно, но не бездумно.
Деркач принял увесистый кошелёк, о котором, помнится, нередко мечтал. Особенно мальчишкой.
– Сейчас уедешь с хоренами на Горпачи. Там наймёшь другую телегу и поедешь дальше. Смени возниц не менее трёх раз. Если за тобой погонятся – это слегка осложнит поиск. А потом, если это тело всё-таки выживет – доставь его до границы. А там – обратно. Нас найти всяко проще – мы гоняемся за драконом, и куда пошли – все знают.
– А если вы за то время дракона… укокошите?
– Значит, не свезло тебе, – серьёзно ответил Рауфер. – Но, судя по всему, до такого счастливого конца ещё далеко. Могу потом выделить пару чешуек со шкуры. Дома повесишь да на могиле у жены.
– Нету у ней могилы, – Деркач поднялся. Боль, унявшаяся за эту неделю, снова всколыхнулась.
Когда Хациса уложили на тюфяке на сене, постеленном на дне крестьянской телеги, с Деркачом начали неожиданно тепло прощаться. Марта, например, подарила ему кинжал. Настоящий боевой кинжал в ножнах.
– Я понимаю, что пользоваться им ты не умеешь… Но знаешь, иногда бываешь рад хоть какому-нибудь оружию.
Эрих медвеже приобнял за плечи.
– Ты смотри, осторожнее. Хорены, кстати, тебя могут и неправильно понять. Это я так, к слову.
Даже Эльфинор нашёл доброе слово, чего вообще не ожидалось:
– Ну, ты это… Догоняй нас!
Деркач пожал всем руки, даже Марте, и влез на телегу.
– Нн-но!
Возница тронул лошадей, и они выехали из ворот. Деркач смотрел на удаляющиеся крыши и думал, что очень, очень странно всё происходит. Неожиданная и страшная смерть жены, неожиданная служба барону, который тоже оказался очень необычным и удивительным человеком. Конечно, у богатых свои причуды, но барон Рауфер тратил уйму золота налево и направо без видимых результатов. При этом он подобрал недобитых хоренов, которые ему были абсолютно не нужны, сам же сказал! И вместо того, чтобы их просто прибить (или хотя бы выгодно сменять!) – опять тратит деньги на то, чтобы доставить домой в целости и сохранности. Но, если подумать, делает это ужасающе неправильно! Если целый отряд этих самых хоренов был убит людьми, и только счастливое вмешательство людей самого Рауфера уберегло конкретно вот этих, то что будет дальше? Да вот что будет делать он сам, если сейчас из-за поворота выедет этот… Ну, который… И ведь – всё! И лисы эти подохнут, и сам Деркач, и деньги отберут. Тупо! До неприличия тупо!
– Слушай, отец, – обратился Деркач к вознице. – Ты вот что мне скажи. Вишь, тут такое дело, хорены эти шибко больные. Боюсь, не довезу я их до места! Нет ли тут где лечебницы какой или монастыря?
– Для хоренов-то? – хохотнул возница. – Да как же, монастырь-то есть. А их же туда не примут!
– Ну, давай всё же туда завернём. Может, и не примут, но хоть помолятся за души грешные.
– Это у хоренов-то? – совсем развеселился возница. – Да уж, ты как скажешь… Вечно Рауфер наберёт себе блаженных, а потом удивляется… Ладно, слушай, мне всё равно. Дашь монетку – куды хошь свезу. Хоть в монастырь, хоть к речке.
– А к речке зачем?
– Да утопить их и дело с концом. Вот тебе охота с ними возиться.
– Абсолютно неохота, – честно ответил Деркач. – Да барон велел.
– Ну, и скажешь, что довёз. А куда они потом делись – твоя забота, что ли? Или Рауфер побежит проверять?
Деркач посмотрел на Хациса. Тот отрешённо смотрел в небо.
– Тоже верно. Вот, наверное, свезу в монастырь, да там и оставлю.
Урлух зарычал и обнажил клыки.
– Тихо ты, – прикрикнул на него Деркач. – А то и до монастыря не доедете!
И как бы невзначай потрогал рукоятку висящего на поясе кинжала.
До монастыря ехали почти три часа. За это время он дважды поил Хациса, и тот послушно пил. Урлух смотрел на него волком, даром что был лисом. И глухо молчал. Потом выехали из леса и открылась низина, где у излучины реки сверкал куполами монастырь. Деркач перекрестился на купола, возница тоже. У ворот их встретили двое монахов.
– По добру, по здорову, христиане! Ой, что это у вас? На продажу?
– Нет, помочь надо болящим, помолиться за них.
– За хоренов? Езжай дальше с Богом, мужичок, неча смеяться над истиной верой.
– Сгружай! – велел Деркач вознице.
Они втроём легко подняли сено с лежащим на нём Хацисом и положили у стены. Деркач честно расплатился с мужиком.
– Ну, обратно-то поедешь?
– Ты с ума сбрендил? Если я сейчас вернусь – Рауфер тут же догадается! Нет, я поеду, конечно, только отдохну немного. А потом уже обратно.
Мужик кивнул, развернул телегу и помчал назад. А Деркач обратился к монахам:
– А вы, робятушки, дозвольте помолиться в монастыре вашем. Я – истинный христианин, вот и крест мой, – он предъявил нательный крест и совершил крестное знамение. – А о чём молиться буду – то моё дело да господа Бога. Но, коли настоятель ваш против будет – дозвольте поговорить с ним.
Не прошло и получаса, как Деркач выехал из монастырских ворот на телеге, запряженной буланой кобылой, неспешной и сивой. На дно было уложено сено, покрытое тюфяками. А перевязанные тюки лежали по бортам, образуя подобие стен. Так же им выдали четыре плаща с капюшонами, уложенных в качестве подушки, несколько крынок молока, чистых тряпиц, ведро воды… Благословили в дальний путь.
И монастырь начал удаляться под мерный топот лошадиных копыт. А через пять минут Хацис подал голос.
– А я уже думаю, как бы тебя напоследок укусить побольнее.
– Я догадывался, – чуть обернулся Деркач. – И тоже думал, как бы это тебя перехватить. А то обидно, что укусят ни за что.
– Вас всегда есть за что кусать, – недовольно вмешался Урлух. – Хотя бы за ложь.
– Та ложь может вам жизни спасти, – безмятежно ответил Деркач. – Вот я наврал сегодня столько, что неделю отмаливать у Христа буду. Но то мои заботы. А вам следует…
Он помолчал, потом закончил:
– А я не знаю, что вам следует. И как мне об этом вам сказать? Вот я врал сегодня и тем, и этим. И вам врать буду, а что делать? И я вам не друг, не знакомец, никто я вам! Но барон, которому я служу, велел доставить вас до дома. А я, кстати, даже не знаю, где этот ваш дом и куда ехать! Но еду же.
– И куда же ты едешь? – оскалился Урлух.
– Пока что в то место, где можно будет твоего хозяина вылечить. Потому что вот встреться сейчас кто на дороге, завалим мы его сеном. А потом разворошим обратно, а он помер. И зачем тогда всё это? Ты лошадьми править умеешь?
– Не знаю, не пробовал. А что?
– Да покормить бы твоего Хациса.
– Давай лучше я сам его покормлю!
Деркач скептически посмотрел на хорена.
– Нет уж. Тебе не доверю.
– Это почему это? – навострил уши тот.
– Любишь ты его слишком.
– Что, так заметно? – хорен прижал уши.
– Может, и не так, а знаю я, что от любви излишней сейчас начнёшь его поить без меры. А лекарь говорил, что при ранении в живот пить нельзя!
– Да понял я, понял! Я буду осторожно!
Деркач ещё раз оглядел содержимое повозки и обратился к островку разумности:
– Слышь, Хацис… Хоть ты за ним проследи. Как бы ни хотелось тебе жрать – поостерегись, по пол-ложечки. И не спеши!
– Мне уже ничего не хочется, – едва слышно ответил лис.
Лошадка неспешно переступала копытами, телега подпрыгивала на ухабах, скрипела, попав в колею. А хмурое небо иногда выпускало солнечные лучи, которые били по глазам, но от этого становилось радостно, потому что тепло и светло. А потом тучи затягивали прореху и тоже было неплохо, хотя сразу же налетал порыв холодного ветра.
– Тебе не холодно? – обернулся к лису Деркач.
Но Хацис не ответил. Вместо него сказал Урлух:
– Спит. А вообще им не холодно.
– Почему это?
– Шерсть густая. У благородных от природы всё самое лучшее. И стать, и шерсть, и зубы, и слух, и нюх… Эх!
– А у тебя? Я смотрю, ты ж такой же, как они?
– Гррр! – Урлух клацнул зубами. – Я не такой!
Он порывисто вскочил и распахнул на себе одежду…. чуть не упав на от качнувшейся телеги.