Златовласка осторожно размотала повязки на ногах и с удивлением уставилась на раны. Порезы затянулись и не казались таким огромными, как в полутьме. В правой ступне поблескивал, осколок, который причинял неудобство. При свете свечи Ребекка не заметила его. Она осторожно выдернула стекло, боясь, что вновь начнет сочиться кровь. Но крови не было, просто небольшое розовое углубление. Девушка взяла чистые повязки и вновь обернула раны. В ботинках никто не заметит бинтов. А позже она все расскажет матери, и та даст ей мазь.
Когда златовласка вышла во двор, она, даже ведая о буре, не думала, что увиденное испугает ее. По Дубкам, словно промчались великаны и выкорчевали часть деревьев. Стихия заставила весь люд высыпать на улицу. Сельчане дружно наводили порядок, убирали сломанные ветви, распиливали стволы. Среди толпы, тут и там виднелись бело-зеленые хитоны храмовников, помогающих жителям.
Ребекка удивилась. Их было достаточно много. Неужели и в соседних поселениях прослышали про ураган и прислали подмогу? Таких бед не случалось давно. А священнослужители старались заниматься больше духовным трудом, воспевая слово Тарумона Милосердного, нежели таскать бревна и устранять последствия стихийного бедствия.
Златовласка, подобрав платья, хотела было присоединиться к сельчанам, как заметила сидящего на пороге отца. Ее сердце сжалось в груди, и она почувствовала, как холодные потоки воздуха окатили лицо и кисти рук. Она поняла, случилось что-то плохое. И гибель урожая здесь была не причем.
Артур отсутствующим взглядом смотрел на сельчан, которые суетились по деревне. Его лицо осунулось, словно он за ночь перенес продолжительную и долгую болезнь, а на висках появилась седина.
Взгляд девушки скользнул на его руки, в которых он держал шаль, подаренную Ребеккой матери. Только сейчас платок совершенно не походил на редкую и дорогую вещицу. Янтарный бисер исчез, оставив голую паутину.
Златовласка, пытаясь унять дрожь, хотела начать разговор, как на пороге появились Кор и Тор с хмурыми лицами, облаченные в дорожную одежду: высокие сапоги и кожаные кафтаны.
- Отец, мы готовы, - произнес Тор, мельком взглянув на растерянную сестру.
Артур еле заметно кивнул и поднялся на ноги, и только сейчас заметил дочь.
- Что произошло? - сдавлено прошептала она.
- Ступай в дом. А мы с твоими братьями пойдем искать Аэлтэ.
Дрожь усилилась, девочка стиснула руки, чтобы не выдать своего волнения.
- А куда она отправилась? - ее голос звучал ровно, но в глазах заблестели слезы, словно она ожидала худого ответа.
- К реке, - прошептал тихо Артур, - ночью, во время грозы.
Близнецы потупили взгляды, стараясь не глядеть ни на сестру, ни на отца. Ребекка хотела напроситься с ними, но фермер не дал ей и молвить слова.
- Отправляйся в дом. Приберись. Приготовь поесть. Мы сами отыщем ее.
Девочка кивнула, но не вернулась тут же в избу. Она стояла на пороге, провожая Артура и братьев взглядом. Затем она тяжело вздохнула и оглядела двор. Деревья и кустарники были изломаны и покорежены, а любимая Аэлтэ груша вовсе сгорела от удара молнии. Повезло, что огонь не перекинулся на камышовую крышу.
«Они найдут ее, обязательно найдут ее», подбодрила она себя и, заметив, что родичи скрылись в топе, спешно направилась к остову дерева. Она не знала, почему ее так тянуло к нему.
Оказавшись рядом с пепелищем, златовласка внимательно осмотрела ствол, покрытый белесой золой, и тут ее взгляд упал на землю, где на толстом слое сажи виднелась надпись. Короткая, не такая, что ночью она созерцала в луже на полу.
«Khaa Te»
Ребекка, испугавшись, стала водить носком ботинка по древесному пеплу, стирая странное послание. Она не желала знать, кому оно было адресовано. Она не хотела верить, что видела его. Аэлтэ пропала, а Дубки кишат церковниками, которые помимо помощи наверняка вынюхивают присутствие чар.
- Да благословит тебя свет Тарумона Милосердного, - раздался позади девочки вкрадчивый голос.
Златовласка, вздрогнув от неожиданности, резко обернулась. Перед ее взором стоял невысокий полноватый храмовник в бело-зеленом хитоне. Его круглая голова с провисшими полными щеками была обрамлена ровным ободом волос, а на макушке сияла гладкая, словно яичная скорлупа лысина. Лицо казалось добродушным, но маленькие заплывшие глаза беспокойно скользили взглядом по сторонам.
- Да прибудет с вами Его Милость, - проговорила Ребекка, облегченно вздохнув. Она успела избавиться от надписи до того, как церковные ищейки смогли ее обнаружить.
- Нуждаетесь ли вы в помощи, дитя? - поинтересовался толстяк, удрученно оглядывая двор семейства Лангрен.
- Благодарю за беспокойство, брат...
- Брат Конлет, - быстро проговорил храмовник. - Прошу прощения, что запамятовал представиться. Здесь творится такая суматоха, что я совершенно забыл о приличиях.
Златовласка понимающе кивнула, и даже улыбнулась, надеясь, что разговор со священнослужителем не затянется надолго.
- О, не тревожьтесь, - отмахнулась она. - Я тоже не представилась. Мое имя Ребекка. Ребекка Лангрен.
Девушке на мгновение показалась, что лицо храмовника приобрело кислый вид, когда она произнесла фамилию. Но церковники владели устойчивым самообладанием, и вскоре лик брата Конлета вновь вернул себе безмятежность.
- Не знаете ли вы, дитя, где бы я мог отыскать очаровательную даму по имени Тара Рин?- вопросил толстяк, совершенно позабыв о том, что минуту назад предлагал помощь в уборке двора.
- В Дубках точно никто не живет с таким именем, - твердо проговорила златовласка. - Но вам стоит уточнить в замке барона. Может, кто намедни и посещал постоялый двор. Вчерашняя Ярмарка привлекла в Мендарв множество чужестранцев.
Храмовник кивнул, теребя в руках амулет, весящий на шее. Камень в кулоне мерцал ровным зеленоватым светом.
- Благодарю. Пусть Тарумон Милосердный освещает твой путь, - произнес с безразличием храмовник и спешно покинул двор.
- Да прибудет с вами Его Благословение, - растерянно глядя вслед толстяку, прошептала девочка.
Неспроста Дубки наводнили служители ордена. Они рыщут в поисках отступника! Кто такая Тара Рин? Волшебница? Нелюдь? Или обладательница магического артефакта? Скорее бы отец отыскал мать. Они бы дружно убрали последствия урагана и зажили, как и прежде. Не думая о мистических надписях, Сведущих Пророка и иной чертовщине творящейся последнее время в этих краях.
Ребекка с печалью оглядела родную деревню, где повсюду копошился народ, и, опустив голову, вошла в дом.
Глава 4
«Тихо шепчут вековые деревья,
Шелестя янтарной листвой.
Темная чаща приветствует гостя,
Колыхаясь пожухлой травой.
Нежно целует ласковый ветер
Лепестки последних пестрых цветов.
Осень печатью отметит
Заросли терновых кустов».
Песнь зеленой тропы.
Густые леса и тенистые рощи Мендарва спешно сменили изумрудный наряд на медное одеяние с золотой вышивкой. Хрусталь лазурного неба, облачился в свинцовую кольчугу дождливых облаков. Осень, подобно вражеской армии вступила во владения людей, приведя с собой безжалостных генералов: изморозь, ливень и суровые ветра. Крайне редко выдавались безоблачные дни.
Удел барона Данкоса почти целый месяц, как стал излюбленным местом паломничества священнослужителей Тарумона Милосердного. И казалось, с каждым днем количество храмовников значительно прибавлялось. Одни уезжали, а взамен прибывало вдвое больше. Постоялый двор и комнаты в замке были полны народа в бело-зеленых одеяниях.
Местный люд, включая владельца феода, с любопытством относился к такому пристальному вниманию со стороны ордена, но никто не смел, даже слова молвить, дабы выведать причину, которая манила церковников в эти ничем не примечательные угодья.
Давно уже были разобраны древесные завалы, оставшиеся после губительного урагана, но братья, несущие Вечный свет, не спешили покидать баронские владенья. Они рьяно облагораживали святилища. Проводили проповеди в замке да в Дубках. Засиживались до полуночи в деревенском кабаке и постоянно что-то вынюхивали.
Интерес барона и сельчан не угасал, но вместе с любопытством, в сердцах людей появилась и тревога. В Мендарве всегда относились с опаской к церковникам, которые изображая добродетель, на самом деле, выискивали приверженцев чародейства и пособников нелюдей.
Вездесущее присутствие адептов Тарумона Милосердного дурно влияло на народ. Слухи, подобно ветру, распространялись по местности, просачиваясь через стены деревянных домов и каменную кладку замка. Всем было вестимо, что изначально, святоши искали загадочную даму, о которой ни кто не ведал. Затем, убедившись, что незнакомка действительно не появлялась здесь, они прекратили расспросы, но все же не покинули земли барона. Храмовники выжидали. Но чего именно?
Жители Дубков стали с подозрением относиться друг к другу. Каждый видел в соседе врага, спутавшегося либо с магами, либо с нелюдями. Дабы избежать гнева церкви, сельчане стали меньше смеяться, старались не вести долгие разговоры, а многие вовсе замкнулись в себе, каждый раз, испугано озираясь, проходя по улочкам села. Никто не желал узреть себя на костре или же повешенным в лесу Серых лисиц.
Ребекка старалась забыть кошмары той ночи, мистические надписи на поверхности лужи и пепле, все, что могло привлечь внимание храмовников. Но одна вещь неизменно возвращала ее в прошлое. Исчезновение матери. Девочка не желала допускать мысли, что Аэлтэ погибла.
Каждый сплетник в «Дубовом листке» сотый раз рассказывал слезливую историю о том, как несчастную женщину, решившую невзначай покинуть родной дом во время бушующего ненастья, забрала река в ту проклятую бурю. Никто не сомневался, что Аэлтэ сгинула в объятиях Темноликой, хотя ее тело не было найдено. Бурные воды Зарницы во время урагана, могли утащить бедняжку к Форгу, а то и в само Море Семи Ветров.
Но предположения соседей не волновали семейство Лангрен. Они хранили светлую память об Аэлтэ, надеясь, что милость Тарумона Милосердного уберегла ее, и однажды, она вернется к ним. Постучит в двери и кинется в объятья родных, когда они появятся на пороге.
Частенько ночами златовласка плакала в подушку, вознося молитвы Создателю, но при отце и братьях она держалась, дабы не привносить горечь в нелегкое бремя.
Помимо пропажи матери, в их семью нагрянула еще одна беда - нужда. Зима еще не началась, а запасы продуктов таили на глазах. Король лишил Лангренов прибыли на Ярмарке, а ураган остатков урожая. Приходилось резать птицу и наведываться в Темную Дубраву за грибами да ягодами. Но даже скудные крохи природных даров, не могли надолго задержать наступающий голод, злобно сверкающий острыми и беспощадными клыками.
Артур уже было подумывал, не наняться ли ему на службу к барону или же отправиться в Форг, а может и в Град, дабы подыскать себе там работенку, чтобы прокормить отпрысков. Но страх, что дети останутся одни, в окружение храмовников, да неприветливых соседей, его останавливал от поспешных решений. Упаси Тарумон Милосердный с ним что-то приключиться в далеких краях - ребятня останется сиротами и тогда, бесспороно, их ждет плачевная участь.
Лес мелодично шелестел янтарно-желтым нарядом, подыгрывая легкому дуновению ветра. Величественные дубы шептали незнакомые слова, поскрипывая могучими ветвями. Временами с их широких крон срывались одинокие листья и, кружа в воздухе, медленно опускались на землю, создавая на траве пестрый узорчатый ковер.
Ярким покрывалом до самого горизонта, широко раскинулась по холмам Темная Дубрава. В дремучей чащобе, прямые и искривленные деревья, высокие и приземистые, глухой стеной переплетались между собой цепкими ветвями, словно заключая собратьев в крепкие объятья. Разрушительный ураган, пронесшийся по лесу месяц назад, оставил неизгладимый след. Поваленные стволы, да вырванные из почвы корни древних великанов, превратили Дубраву и вовсе в непроходимые заросли. Бродить по густым дебрям бурелома было крайне сложно. Узкие тропы, протоптанные людьми да животными, скрывали сломанные ветви. И лишь дорога, вдоль полуразрушенной монолитной стены, густо покрытой кудрявым зеленым мхом, да паутиной плюща, где ежечасно проходил пограничный патруль, была пригодна для ходьбы. Но там нельзя было отыскать грибные поляны или ягодные кустарники. С одной стороны высилась каменная ограда, с другой баррикада из валежника, убранного с пути храмовниками да солдатами.
Не повсюду минувшая стихия оставила свою метку. Кое-где, среди буревала, встречались небольшие лужайки, обрамленные изгородью кустов ежевики и малины. В этих незатронутых ненастьем местах, можно было смело отыскать грибные пригорки. Поляны стали приютом и местом уединения не только для растений, но и для живности, обитающей в Дубраве.
Высоко в ветвях, облаченных в медное или золотое кружево, днем дремали пушистые совы, и вовсю голосили ярко-красные удоды с длинными хвостами. На пожухлой траве, нежась в скудных лучах осеннего солнца, дремали пятнистые косули. До слуха незнакомцев, решивших побродить по лесу, иногда доносился треск сучьев и недовольное похрюкивание дикого кабана, продирающегося сквозь валежник.
В Дубраве также обитали волки. Их протяжный вой был слышен на всю округу в промозглые и темные ночи. Зимой «псы ветра», перебирались через лазы в стене и покидали Мендарв, отправляясь в Круан, утопающей в вечной весне, или иные государства Нирбисса, где не подвергались гонениям и не были вынуждены тратить долгие дни на поиски пропитания.
Среди народа ходили сплетни, что в лесах страны людей водятся единороги, но давно никто не видел серебристых скакунов. Кто-то утверждал, что они вымерли еще до набегов оборотней, а некоторые, были убеждены, что дивные создания крайне пугливы и, сторонясь людей, скрываются в самой непроходимой чащобе.
Одним из таких приверженцев правдивости легенды являлся Тивар. Он даже объявил награду в тысячу золотых, если ему приведут живого жеребца с серебристым наростом во лбу и искрящейся белоснежной шерстью, подобной россыпи алмазов, что мерцают при свете луны.
То и дело, в лесах и рощах трубили рога охотников, жаждущих отыскать пресловутых единорогов, но ни кому из ныне живущих в Мендарве, не удавалась даже мельком взглянуть на этих животных, не то, чтобы поймать в капкан.
В противовес слухам о грациозных скакунах, большой популярностью среди народа пользовались истории об огромных живых деревьях. Копейщики да лучники, несущие дозор на границе, подле стены, частенько рассказывали байки про то, как им посчастливилось узреть ходячие дубы, тополя и каштаны, пробирающиеся через чашу, по ту сторону защитной ограды, там, где начинались территории Большой земли.
Не только солдатам, но порой и простому люду, оказавшемуся на Дозорной тропе, удавалось лицезреть живые древа. После увиденного, эти баловни судьбы, подобно трубадурам, пользовались успехом у местных сплетников и зевак, которые заполонив таверны и открыв рты, слушали рассказы, повторяющиеся десятки раз.
Многие мендарвцы были уверены, что если попадешь в лапы древесному чудищу, то он может вмиг разорвать на части или же превратить в сухое бревно. Наслушавшись всевозможных домыслов, даже стражники временами дрожали от страха, неся караул в темную пору. Иногда, когда неуклюжий патрульный цеплялся доспехами за торчащие ветви из-за стены, и не мог тут же высвободиться, его испуганный и истошный крик, разносился над лесом. После этого следовала ругань более расторопных соратников непутевого стражника, которые попрекали бедолагу в наивности и трусости. Естественно, ни один дендройд в здравом уме и не подумал бы пересекать границу Мендарва, где жутко ненавидели нелюдей, и тем более, не стал бы нападать на несчастных копейщиков.
Ребекка, подобрав полы серого платья, с корзиной наперевес, осторожно шла по лесу, перебираясь через сухие бревна, да перескакивая через канавки, поросшие медуницей и барвинком. Она все время осматривалась по сторонам. Дубрава ее не страшила, она с детства бывала здесь то с братьями, то с отцом, а иногда с Годфри. Но осмотрительность еще никому не мешала, дикие животные могли встретиться на каждом шагу. А натолкнуться на кабана, с одним лукошком в руке, малоприятная перспектива.