Женихи тут же оживились. Комендант крепости, сьер д’Артиньи, подал руку первой из девиц, довольно миловидной брюнетке, о которой сопровождавшие «ценный груз» монахини были единого мнения: «Развращённая молодая девица!»
Держа брюнетку за руку, комендант вывел её в центр площади и громогласно объявил:
— Мадмуазель Луиза Роше!
— Двести песо! — заорали из толпы, голося и перебивая друг друга. — Пятьсот! Тысячу даю! А я — полторы!
Луиза досталась Жану де Сувимбалю, бравому флибустьеру.
Гордый своею покупкой, Жан принёс торжественную клятву «перед лицом своих товарищей»:
— Я беру тебя, не зная и не желая знать, кто ты! Я не хочу требовать от тебя отчета о твоем поведении в прошлом, когда ты была вольна жить дурно или хорошо в соответствии со своими желаниями, дабы не иметь оснований стыдиться чего бы то ни было, в чем ты провинилась, когда не принадлежала мне. Дай мне лишь клятву впредь быть верной. Я оправдываю твое прошлое!
Шлёпнув ладонью по мушкету, пират вскинул оружие над собою:
— Он отомстит тебе в случае измены! Если ты окажешься неверной, его прицел, несомненно, будет верным!
Правду сказать, Луиза не испугалась ни вот на столечко. Важничая, она взяла своего суженого под руку, и оба молодожёна прошествовали к местному кюре.
Олег, наблюдая ажиотаж и суету, царившие на площади, сперва ухмыльнулся, а после загрустил.
Два года он не видел своих, скитаясь по чужим векам.
Короткая «побывка» — и он снова в прошлом…
Всё, когда он вернётся, то будет держаться подальше от всех этих машин времени! Алёнку с Натахой в охапку — и подальше от друзей, от «эмвэшек», от всего!
Куда-нибудь в Новую Зеландию, да хоть в Антарктиду!
Вот только когда же он вернётся? И вернётся ли вообще?
Кыш-кыш, негатив, но в самом-то деле — разве вариант «невозвращенец» так ли уж трудно представить?
В прошлый-то раз с ними был Акимов, светило хронодинамики. Витькина «заслуга» была в том, что они попали в 1627-й, но именно благодаря ему они выкарабкались из пропасти времён, и тут уж кавычки неуместны.
Вот только «капитан Драй» не способен на научные подвиги.
На абордаж — пожалуйста! Это — его.
И на кого тогда надеяться?
На друзей, оставшихся в «домашнем времени»?
Больше не на кого, а по силам ли им вытащить «попаданца»? Четыреста лет — это вам не сотни миль, пешком не одолеешь…
Испытав прилив раздражения, Сухов отвернулся от взбудораженной толпы мужиков, стоявших в очереди за женщинами.
— «Дефицит завезли…» — пробурчал он про себя.
Но смешно не стало, скорей уж тошно…
— Капитан! — разобрал Олег голос Ташкаля.
Индеец приближался, шагая рядом с Томасом Кларком, контрабандистом с Ямайки.
Его прыткое судёнышко с игривым названием «Бетти» постоянно шмыгало вдоль берегов Испанского Мэйна, предлагая оптом и в розницу ширпотреб из Англии или Голландии.
Местные-то колонисты права не имели покупать товар, произведённый не в Севилье или Кадисе.
Обречённые отовариваться исключительно у испанских купцов, они роптали, ибо у «отечественного производителя» всё было дорого и скверного качества.
А тут им Кларк с импортными тряпками!
Вроде и работёнка была у Тома не такая нервная, как у флибустьеров, но это только казалось: догонят испанцы легкокрылую «Бетти» — живо вздёрнут капитана.
А ты не нарушай монополию!
Завидя Олега, Томас заулыбался и отступил в сторону, пропуская третьего из компании — чернявого мужчину, уже в годах, и явного кабальеро.
— Вот, это сеньор Педро, — сказал он, глотая окончания. — Сам ко мне напросился, когда я в Пуэрто-дель-Принсипе заходил. Вернее, в Санта-Марию, есть там такая укромная, хе-хе, бухточка.[19] Он капитана Драя ищет! Это ж ты?
— Ну я, — нахмурился Сухов. — Правда, я на Тортуге совсем недавно…
Тут сам Педро вступил в разговор.
— Меня просили передать письмо, — торопливо проговорил он на корявом французском, — Олего Драю, московиту и капитану галиота «Ундина».
— Тогда вы по адресу, — согласился Олег.
— И описали мне вас похоже, — оживлённо болтал сеньор Педро, шаря в дорожном мешке. — Вот!
Он протянул Сухову большой конверт из плотной вощёной бумаги.
— Ну всё, — раскланялся посыльный. — Прощайте, господа! Рад был знакомству!
Испанец удалился вместе с Кларком, и Олегу не осталось ничего, кроме как вскрыть конверт и достать письмо.
И вздрогнуть, зачитав строки, выведенные красивым почерком на хорошем французском:
Здравствуйте, капитан Драй!
Пишет Вам та, кто не знакома с Вами, но которая знает о Вас. Меня зовут донна Флора, но, вероятно, Вы слыхали моё нескромное прозвище — Прекрасная Испанка.
Если так, то Вам должно быть известно о моих способностях видеть то, что скрыто. Иногда, зная судьбу того или иного человека, я шлю ему письмо, хотя это и дурно, ибо не позволено смертной уберегать ближних от Божественного Провидения.
Вы же — первый человек, прошлое и будущее которого скрыты от меня, словно Вы не из этого мира Именно поэтому мне хочется помочь Вам (о прочем — умолчу).
Думаю, Вам уже дали подсказку — присоединиться к Франсуа Олонэ.
Что ж, в Вашем положении это наилучший выход. Однако хочу Вас предостеречь — удача отвернётся от Олонца.
В апреле сего года флейты Олонэ, Моисея Воклена и Пьера Пикардийца, флибот Филиппа Бекеля и Ваш галиот покинут рейд Бастера. Запасшись мясом в Байяхе, что на Эспаньоле, флотилия возьмёт курс на залив Батабано, дабы захватить там каноэ у охотников за черепахами, а оттуда — к мысу Грасиас-а-Дьос.
Однако начнётся штиль, и корабли отнесёт течением в залив Гондурас. Измученные голодом и безветрием, пираты изменят свои планы, решив ограбить все селения на берегах залива, начав с Пуэрто-Кавальос.
После захвата этого городка Олонэ поведёт своих людей за леса, к селению Сан-Педро, и тоже его разграбит. Вернувшись на берег, пираты разделятся — Пьер Пикардиец и Моисей Воклен решат, что с них довольно. Этот момент будет лучшим и для вашего ухода, сеньор капитан, ибо дальше будет только хуже — корабль Олонэ разобьёт о рифы у Маисовых островов, и его команде придётся несколько месяцев жить рядом с индейцами-людоедами, мастерить из обломков «Сен-Жана» большую барку — баркалону, растить овощи на огороде и охотиться на обезьян, чтобы не умереть с голоду.
А когда баркалона всё же будет спущена на воду, пиратам снова не повезёт — испанский гарнизон из форта Сан-Карлос-де-Аустрия под командованием капитана Хуана Медины де Сото перебьёт их из засады с помощью индейцев Москитового берега.
Самому Олонэ с остатками команды удастся бежать, но в заливе Дарьен он окончит свои дни — краснокожие съедят его этой осенью.[20]
Sapienti sat.
Олег медленно сложил письмо.
— «Всё чудесатее и чудесатее…» — медленно проговорил он. — Ч-чёрт… Что же я про адрес отправителя не спросил у этого дона Педро!
Память тут же выдала «дополнение»: «…из страны, где много-много диких обезьян!»
— Вот же ж придурок… — вздохнул Сухов, ругая себя. — И где теперь искать эту донну Флору?
— Может она быть из Эль-Пуэрто-дель-Принсипе? — предположил Ташкаль.
— Всё может статься… Вот что, краснокожий брат мой, беги бегом и найди этого дона Педро! Спроси у него, где живёт донна Флора! Пусть скажет хотя бы, где ему передали письмо!
— Моя понимать! — кивнул апач, и почесал на поиски.
Увы, часовая беготня ничего не дала — быстроходная «Бетти» уже успела покинуть бухту Кайон, чтобы пропасть за горизонтом, унося с собою посыльного донны Флоры и её тайну.
Ташкаль аж с лица спал, так забегался, и выражал сущее огорчение.
— Пустяки, — утешил его Олег, — дело житейское. Пошли лучше побродим.
И они пошли. Надо полагать, на Тортуге появиться удастся не скоро, а все местные достопримечательности ещё не рассмотрены. Да и думается хорошо, когда шагаешь, а подумать Сухову было над чем.
После письма его тоже стала волновать Прекрасная Испанка. Волновать по-настоящему, хоть это и не было нормальной, здоровой реакцией на красивую женщину (разумеется, красивую! А как же иначе?).
Тут иное — Олег почувствовал, почуял, как потянуло надеждой. Надеждой на возвращение.
В мыслях пока сумбур царил, но кое-какие идеи уже выблёскивали.
К примеру, такая странность: он на Тортуге, да и вообще в этом мире находится вторую неделю. Спрашивается: откуда донна Флора могла узнать о нём? Даже если она проживает в том самом Эль-Пуэрто-дель-Принсипе, то весть о нём могла достигнуть ушек донны лишь на корабле. Пока туда, пока сюда…
Нет, никак не получается! Потребовалось бы ещё недели две времени на то, чтобы Прекрасная Испанка узнала о нём и послала письмо. А оно — вот! Уже у получателя.
Что же это выходит? Донна Флора — экстрасенс?
Сухов усмехнулся. Он всегда ехидничал насчёт всяких Кашпировских с Чумаками, называя их «экстраскунсами».
Да и не в этом дело. Если бы даже Прекрасная Испанка реально обладала экстрасенсорными способностями, что с того?
В любом случае, она просто не успела бы узнать, написать, договориться с доном Педро, с Томом Кларком, доставить письмо по назначению.
Это нереально, ей бы просто не хватило времени на всю эту суету сует.
Вот если бы послание нашло его в следующем месяце, тогда версия о необыкновенных способностях сеньориты Флоры имела бы полное право на существование. Но не сейчас!
Выходит, что Прекрасная Испанка — обычная женщина, только она…
Как бы это выразить покрасивее… «Гостья из будущего».
Слово было сказано. Олег кивнул своим мыслям.
Да, кое-какие странности, им замеченные, получают своё объяснение, если признать: донна Флора — такая же «попаданка», как и он сам.
Только из ещё более отдалённого будущего, чем год 2012-й. Лишь этим можно объяснить «послезнание» Прекрасной Испанки — она не прозревает будущее, она его просто знает, потому что учила по учебникам истории! Вот и «предсказала судьбу» Мансфелта, да Олонэ.
А с Олегом Романовичем Суховым всё ещё проще — папка с его делом вполне может храниться в каком-нибудь Институте Времени, или в Институте Экспериментальной Истории, или как там ещё обзовут потомки подобное учреждение.
Уж он-то в истории точно не засветился, и в учебники не попал!
Замечательно. Во всём этом крылось одно весьма важное обстоятельство: Флора могла знать «дорогу обратно», могла помочь ему вернуться к своим, в свой век…
Хоть это и сомнительно. Почему тогда она сама здесь?
Или у неё тут задание, как у Алисы Селезнёвой?
Скажем, донна Флора — сотрудник Института Времени в двадцать-каком-то веке… Но это уже фантазии, впрочем.
Однако можно и нужно вычленить главное: эта женщина — реальная зацепка, реальный шанс на обратную дорогу.
Смогут ли ему помочь друзья из будущего, неизвестно, да и не в его правилах сидеть и ждать помощи. Надеяться нужно только на себя!
Сухов аккуратно свернул письмо Прекрасной Испанки, постучал в задумчивости по губам скатанным посланием.
А ведь вопросиков в «повестке дня» куда больше…
Не исчерпываются все странности письмом Прекрасной Испанки. В принципе, самое поразительное в случившемся — совпадение.
Всего несколько дней, как он узнал о послании Мансфелту, и вот уже сам получает нечто подобное. Правда, в письме донны Флоры описывалось не его печальное будущее… Но — sapienti sat. «Умному достаточно».
А этот странный «балам», ни с того ни с сего накинувшийся на него? Он-то здесь с какого боку?
Или вот, тоже интересное наблюденьеце: когда буканьеры устраивались к нему матросами, они как-то странно переговаривались.
Один спросил: «Он?» — другой подтвердил: «Он».
Так им что, рекомендовали идти к нему?
Ещё и особые приметы описали, получается! Кто?
И как это всё связано с донной Флорой?
Или у вороха загадок разные кончики, и надо тянуть за них по очереди, чтобы распутать весь этот клубок? Бог весть…
…Минуя усадебку «Брюне», что занимала место к востоку от Бастера, среди живописных холмов, засаженных сахарным тростником, Олег с Ташкалем выбрались в местечко Пуант-а-Масон.
Неподалёку, на мысе Кокильяж, был устроен «Домашний форт» — небольшая крепостца с бойницами понизу да с немногими пушками наверху, дабы грозить ворогу.
А дальше было море.
Пронзительно верещали чайки, качаясь на воздушном течении, монотонно громыхал прибой, накатывая пенные волны, шелестели перистые листья пальм. Хорошо…
И тут же раздался продолжительный злобный вой.
Сухов выругался.
— Опять балам? — раздражённо спросил он у Ташкаля, изрядно струхнувшего.
И тут «оборотень» явился во всей своей красе — выпрыгнул из кустов, загораживая Олегу путь.
Огромный, хоть и сгорбленный, с ощеренной пастью, с могучими лапами.
Снова завыв, балам бросился на Сухова, рассекая воздух когтями.
«Тоже мне, Фредди Крюгер нашёлся!» — подумал Олег, мгновенно обнажая палаш. Человек-ягуар перемещался очень быстро и резко, с нечеловеческой силой и скоростью — то к земле приникнет, то подскочит, метнётся в сторону, замрёт на мгновение и тут же буквально взорвётся движениями.
Больше всего он напоминал Сухову берсерка — эти великолепные бойцы, опившись зелья, входили в транс — и будто в самом деле оборачивались медведями, превращаясь в чудовища войны. Похоже…
А тут медведи не водятся, зато хватает ягуаров. Тоже неплохой тотем…
Молниеносно придвинувшись, балам взмахнул лапой, растопыривая когти. Олег увернулся в последний момент — родимый эпителий он уберёг, а вот просторную рубаху человек-ягуар располосовал с краю на ленточки.
Достав чудо-юдо в выпаде, Сухов ранил балама, пустил ему кровь — и разъярил ещё пуще.
Отскакивая, «оборотень» испустил вой, подпрыгнул на высоту человеческого роста и обрушился на Олега сверху. Неудачно.
Сухов уклонился, падая и перекатываясь.
Балам навис над ним, вздыбливаясь, вскидывая лапы…
Палаш вонзился ему в нутро.
С утробным рычанием человек-ягуар отшвырнул одною лапой Олега, а другой выдернул клинок, отбрасывая его в кусты.
Кровь хлынула ручьём, но балам не чуял ни боли, ни слабости.
Он бросился на Сухова, вытягивая когтистые конечности, и тут прогремел выстрел.
Увесистая круглая пуля, угодив человеку-ягуару в грудь, остановила наскок.
Олег воспользовался мгновением, чтобы вскочить и выхватить собственный «Флинтлок», краем глаза замечая Ташкаля, стоявшего на коленях и обеими руками державшего дымящийся пистолет.
Но контрольный выстрел не потребовался — балам глухо заурчал, покачиваясь в неустойчивом равновесии, а затем опрокинулся навзничь, раскидывая лапы.
— Х-ха! — исторгли остаток воздуха необъятные лёгкие.
Что-то звякнуло о камешки на дороге, и Сухов поднял «когти» — четыре обсидиановых лезвия, насаженных на золотой наруч. Натягиваешь такой на пятерню и распарываешь противнику утробу. Ежели дотянешься.
— Спасибо, Ташкаль, — сказал Олег и перебросил индейцу «улику». — Погляди!
Краснокожий, кивнув в ответ на выражение благодарности, медленно поднял «когти».
Рассмотрел их, словно не доверяя собственным глазам.
Сухов же, попинав балама, дабы убедиться, что тот сдох, наклонился и хоть и с трудом, но стащил-таки с головы «оборотня» увесистый шлем, искусно сработанный из головы настоящего ягуара. Ох и матёрый зверь был…
— Вот и весь фокус… — пробурчал Олег, выпрямляясь.
Лицо «берсерка» было типично индейским, разве что кожа выглядела непривычно бледной, да волосы на голове были сведены наголо.
Смазанные узоры боевой раскраски покрывали щёки «балама», лоб его и темя.
— Эт-то человек… — с запинкой проговорил Ташкаль, поднимаясь на ноги.
— Ты разочарован? — усмехнулся Сухов.
— Как? А-а… Нет, моя не… это… не ра-зо-ча-рова-на. Моя терпеть оскорбление.
Подойдя ближе, индеец внимательно осмотрел лицо незадачливого оборотня.