– Его дед всегда при еде использовал одну и ту же вилку и одно и то же кольцо для салфетки. Он брал их с собой в путешествия. Они даже не сочетались. Но его было не переубедить, и до самой смерти он ел одной и той же вилкой и заправлял салфетки в одно и то же кольцо.
– Ого.
– А ты что видела?
Я рассказала ей о его сумасшедшем потомке из двадцать седьмого века.
– Интересно, почему мы видим такие разные вещи, – удивилась Элли.
– Не знаю, – соврала я. На самом деле, здесь все было как в чулане. Все зависело от того, под каким углом смотреть.
Мы вышли из машины; вокруг разгорался жаркий и влажный пенсильванский день. Пока мы шли через парковку, Элли спросила:
– А что ты делала в подвале?
– Немного поработала в чулане.
– А. Не знала, что ты этим интересуешься.
– Хочу за лето сделать один проект, – объяснила я. – Не для поступления, просто, знаешь, всегда хотела научиться печатать.
– Круто, – ответила Элли. – Наверно, твой папа рад.
– Он пока не понял, как к этому относиться. Понимаешь, мы с ней похожи.
Мы вошли в двойные двери торгового центра. Элли кивнула:
– Очень. Я видела фотографии. – Да, Элли, ты тоже очень похожа на мать.
Мы зашли на фудкорт, и Элли поклялась наесться там самой противной химической еды, какую найдет (что было несложно). Там она спросила:
– Ты правда думаешь, что эти… юпитериане у меня от Рика?
– Когда ты смотрела на папу, ты увидела что-нибудь из его будущего? – спросила я одновременно с ней. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Не знаю, почему мне было смешно. Я застряла в торговом центре с Элли, настолько эгоистичной, что ее любимой темой для разговора все еще были ее лобковые вши.
– Да, – ответила я на ее вопрос.
– Нет, – ответила она на мой.
Мы нашли свободный столик и устроили там штаб. Столик стоял в самом центре фудкорта, так что во время обеда, должен был вот-вот начаться, мы должны были увидеть кучу народу. Элли пошла покупать кучу противной мексиканской еды из микроволновки в «Сеньор Буррито», а меня раздражало обилие обеденной еды и есть не хотелось. Я встретилась взглядом с женщиной лет сорока. На стульях рядом с ней лежало несколько сумок с покупками. Послание от закупающейся дамы: «Ее внучка будет членом группы сопротивления, которая взорвет самую нагруженную железнодорожную станцию Новой Америки. За это ее отправят в тюрьму, а после тюрьмы пошлют в лагерь №32». Когда я видела такие вещи, я больше всего на свете хотела оказаться такой же безумной, как Дарла. Лучше сунуть голову в духовку и начисто лишить свою семью будущего, чем знать, что впереди ждет такое.
– Ты как будто призрака увидела, – сказала Элли, возвращаясь с подносом гадостей для себя и простыми начос для меня.
Да, я увидела призрака. Я увидела, как развеивается призрак всего, что есть хорошего в мире.
– Они крадут девушек, чтобы они рожали им детей, – ответила я. – В лагерях для разведения.
Элли откусила огромный кусок от горячей энчилада с сыром и замахала ладонью у рта.
– Вот черт, – сказала она, отдышавшись.
========== Общество Хорьков будет вынюхивать беглецов ==========
Обычный вторник, торговый центр, обеденный час. Две обычные девочки из сельской местности в майках и шортах едят начос. Женщины постарше уже успели загореть. Некоторые из них привезли с собой младенцев в колясках. Некоторые женщины с колясками были совсем молодыми, может быть, не старше нас. К некоторым прилагались парни в татуировках, к другим – парни в деловых костюмах. И все они, казалось, осуждающе смотрели друг на друга. Как будто это был не фудкорт, а соревновение, кто круче. Люди проводили границы. На фудкорте было то же, что и везде. Изоляция. Самоуверенность. Тлен. Ничего удивительного, что скоро дойдет до Второй Гражданской войны… или это пепел мыши в моей голове внушает мне то, чего нет.
Послание от татуированного папаши в бейсболке: «Его дед воевал во Вьетнаме и чудом уцелел после перестрелки, в которой погиб двадцать один солдат его взвода. Вернувшись домой, он узнал, что его жена родила ребенка не от него, и ехал автостопом до Кресент-сити, Калифорния, где он впервые увидел секвойи и решил, что ничего прекраснее в мире нет. Даже его жена, заделавшая ребенка с другим мужчиной, пока в него стреляли во Вьетнаме, не шла с секвойями ни в какое сравнение. Поэтому он остался в Кресент-сити. Он написал жене всего одно письмо: “Спасибо”».
– Видишь вон ту девушку? – спросила Элли. – Ее родители были делаварами. Они вырезали себе наконечники стрел и охотились всего милях в десяти отсюда. Ее прапрапрабабушка была талантливой швеей и умерла от туберкулеза.
Я огляделась. Фудкорт постепенно заполнялся людьми. Кого только здесь не было: работники торгового центра, покупатели, мои ровесники, пришедшие убить время, и старики, которые целыми днями сидели на лавках и смотрели вокруг. Я получила несколько посланий, но в них не говорилось ничего о войне. Потом приехал старик на инвалидной коляске. Послание от старика в инвалидной коляске с широкой улыбкой и бейсболкой «USS Pledge»: «Его отец любил поговорить, и ему никогда не давали и слова вставить, поэтому он всегда отсиживался и молчал. Когда отец умер, он наконец-то смог нормально разговаривать и смешить собеседников. Тогда ему был шестьдесят один год. Он жалеет, что потерял столько времени. А еще его праправнук как-то навредит моей семье во время Второй Гражданской. Что-то связанное с огнем и туннелем». Он разглядывал на меня с таким видом, будто тоже умел видеть чужую вечность. Или я просто пялилась слишком заметно. Так или иначе, его праправнук причинит зло О’Брайанам. А еще там будет туннель.
– Ты видела что-нибудь про туннели? – спросила я Элли.
– Какие туннели? – удивилась она, не сводя взгляда с парня, послание которого читала. – Не, никаких туннелей. Я вижу что-то вроде больниц. В смысле, я никогда не была в больнице… – Видимо, она говорила про лагеря. – Но они похожи на больницы.
– То есть никаких туннелей?
– Никаких.
Что-то подсказывало мне, что о туннелях надо разузнать побольше, поэтому я снова посмотрела на старика в бейсболке. Еще одно послание от него: «Туннели заполнятся дымом, и нельзя будет спастись. Туннели, в которые враги напустят дыма, выкопают, чтобы облегчить великий исход. Исход под предводительством женщин, живущих на деревьях. – Я моргнула. Где-то я уже видела женщин на деревьях. Зачем им там жить? Послание продолжалось: – У его праправнука будет ярко-красный фургон. На его бампере будет висеть наклейка: “У другой моей игрушки есть сиськи”. Он будет ходить в униформе с аббревиатурой ЗД в желтом кружке. Он будет воровать девушек из-за границы, несмотря на пограничные патрули. Рано или поздно он возглавит Общество Хорьков. Общество Хорьков будет вынюхивать беглецов».
Этот старик меня пугал. Даже не его не родившийся пока праправнук, а сам старик в инвалидном кресле. Как будто его кто-то послал сюда, чтобы меня напугать. Почему не показать мне что-то обыденное? Каких-нибудь древних германцев в кожаных шортах? Сценку из жизни бейсбольной сборной? Свидание с какой-нибудь милашкой в платье фасона пятидесятых, раздутом у колен?
– Все в порядке? – спросила Элли. Я с усилием отвернулась от старика:
– Да.
– А по-моему, не все.
– Он напугал меня, – ответила я. – Вот и все.
– А мне попадается сплошная скукота, – пожаловалась Элли. Она показала на средних лет управляющего пиццерией с обалденными кальцоне: – Видишь того парня? Его папа был сантехником в Ньюарке, Нью-Джерси. Его все знали как непревзойденного мастера прочистки унитазов. – Элли закатила глаза. – У меня чертова суперспособность, а я вижу только сантехников и кольца от салфеток. Прекрасно.
– Давай на минутку отвлечемся, – попросила я. Элли оглядела меня:
– Точно все в порядке? На что он там все пялится? – спросила она, заглядывая мне через плечо.
– Он все еще смотрит?
– Ага.
– Черт.
– Ты его знаешь? – спросила она.
– Впервые вижу. Но его праправнук навредит моей семье и вообще попортит людям немало крови.
– Ни фига себе, – заметила Элли. – Может, лучше прямо сейчас убьем его?
– Не поможет. Если кого-нибудь и убивать, то уже сына или внука.
– Черт, Глори, я же пошутила!
– Пойду закажу кальцоне, – решила я и встала. Вместо того, чтобы отойти от старика в коляске подальше, я направилась прямо к нему, обошла его и уже потом пошла к пиццерии. Старик развернул кресло и подъехал ко мне:
– Мы знакомы? – спросил он.
– Нет, – ответила я. – Не думаю.
– Вид у тебя знакомый.
– Ясно. Наверно, я похожа на кого-то из ваших знакомых.
– Тогда прости, – ответил старик и снова улыбнулся. – Наверно, я тебя с кем-то спутал.
Это явно был просто старик с не слишком острым зрением.
Пока я стояла в очереди за кальцоне, до меня дошло, что праправнук старика не смог бы навредить моей семье, если бы у меня не было будущего – если бы некая Глори О’Брайан не прожила хотя бы столько, сколько нужно, чтобы родить ребенка. Я почувствовала облегчение – как будто у меня с плеч свалились Дарла, Билл и все люди с несчастной судьбой, которые преследовали меня. У меня могло быть будущее. Возможно, ребенок… или даже двое. Наверно, профессия или хобби, что-нибудь не такое звеняще-пустое, как мой первый день после выпускного. Я улыбнулась. А потом мне стало страшно. Что за жестокая шутка – узнать, что у тебя будет семья и она пройдет через ад? Через ад, где будут воровать девочек и заставлять их рожать детей. Где парни должны воевать за то, за что не хотят воевать. Я оглядела фудкорт – молодых отцов, женщин с фальшивым загаром и скучными стрижками, маленькую девочку в макияже, обедающую с мамой… Я увидела расстегнутую третью пуговицу на рубашке Элли и то, что должно было скрываться за ней. Я схватила кальцоне, швырнула в управляющего десять долларов и сбежала.
========== По волосам видно ==========
– Не понимаю, зачем было немедленно уезжать, – возмущалась Элли. – Ничего страшного не случилось.
– У меня была паническая атака. Или как это называется, – ответила я, выезжая на шоссе 422. – Я дышать не могла.
– Купи себе какие-нибудь таблетки, – посоветовала Элли.
– Ты это к чему?
– Я к тому, что мы могли немного побродить, отвлечься и остаться там. Слушай, это был мой единственный день отдыха от коммуны. Мог он продлиться дольше, чем сраный час?
Такие разговоры я называю «Мир вращается вокруг Элли». Так называлось телешоу в моей голове, и к нему прилагались смеховые дорожки. «Это был мой единственный день отдыха» (смеховая дорожка). «Мог он продлиться дольше, чем сраный час?» (смеховая дорожка). Если бы у Элли Хеффнер начались панические атаки, Земля бы остановилась. А я что – а мне надо засунуть свои проблемы себе в задницу, потому что у нее единственный день отдыха. На фудкорте она пыталась заставить меня передумать, недовольно бурча, издавая разные звуки и корча рожи, но я просто собрала вещи и пошла к эскалатору. Там мне стало только хуже. Когда я спустилась, я не только не могла дышать, у меня кружилась голова и меня мутило. Тут справа от меня открылась дверь лифта, оттуда выехала коляска старика в бейсболке, и я потеряла контроль над собой.
Меня почти сбивала с ног одна мысль о будущем – и о том, что однажды мне придется рожать. Я знала, что Элли этого говорить нельзя. Она решит, что я либо тупая, либо выпендриваюсь, либо слишком остро реагирую на что-то нормальное. Я никогда не была уверена, что проживу достаточно, чтобы родить ребенка. К тому же, приносить новую душу в мир, пожирающий сам себя, казалось мне страшной глупостью. Не это ли чувствовала Дарла? Не казалось ли ей ошибкой принести меня в мир, каким видела его она, – в мир со страниц «Почему люди делают снимки»?
Когда старик выехал из лифта, все это пронеслось у меня в голове. И я сбежала через главный вход. И теперь везла нас домой по шоссе 422. И так далее.
– Ну что, успокоилась? Может, поедем куда-нибудь еще? – спросила Элли.
Я припарковалась у «МакДональдса».
– Я не успокоилась, – ответила я. – Панические атаки – это серьезно. Тут мало просто успокоиться.
– Прости.
Я вздохнула:
– Если хочешь, съездим куда-нибудь еще. Мне просто надо немного отдохнуть от людей.
– Даже от меня?
– Даже от тебя.
У меня в голове что-то ломалось. Мне надо было немного побыть одной. Чтобы никто и ничто не нарушало моего покоя.
– Тогда высади меня в торговом центре и, не знаю, поезди одна, что ли. – Здесь была смеховая дорожка.
Не знаю, почему я так быстро и резко разозлилась. На самом деле, думаю, это было не слишком быстро. Все началось очень давно, я просто долго сдерживалась. А теперь во мне просто поднялась волна и вышла наружу словами:
– У Рика двое детей.
– Ты вообще о чем? – переспросила Элли.
– Просто погляди вокруг.
– Где вокруг?
– В коммуне твоей матери, – объяснила я. – Они там живут. Вернее, один из них.
Она посмотрела на меня так, как будто я ее ударила. В каком-то смысле я так и сделала. Информация – очень опасное оружие. Прах летучей мыши – очень опасный сосед по мозгу.
– Рику всего девятнадцать, – возразила Элли. – Могла бы врать поубедительнее. – Я промолчала. – Откуда ты знаешь? Ты видела? У кого?
– У Рика. Вчера вечером. На вечеринке. – Я кожей чувствовала яростный взгляд Элли, но она молчала. – Думаю, он спал и с другими женщинами в коммуне, – заметила я. Хотелось добавить: «Возможно, с твоей мамой тоже», но это было бы лишним. Пусть она сама об этом подумает.
– Да ну, бред.
– Ты сама видела его с мамой Рейчел, – напомнила я. Элли так разъярилась, что я почти видела идущий от нее пар:
– Глори, эта хрень не настоящая. Хватит уже в нее верить. – Пока я ехала через парковку торгового центра, стояла тишина. Потом Элли добавила: – Ты, наверно, просто завидуешь.
– Чему завидую?
– Я первой лишилась девственности.
– Это бред.
– Ты злишься, что я тебе не сказала, – продолжала Элли. – Но я не сказала тебе потому, что ты недостаточно взрослая, чтобы не завидовать мне.
– Ты понятия не имеешь, взрослая я или нет.
– Я знаю, что у тебя никогда не было парня. Так ведь? Тогда что ты вообще понимаешь?
– Элли, мне не нужен парень, чтобы думать головой.
– Ты просто завидуешь и пытаешься заставить меня расстаться с Риком.
Я остановила машину у входа в торговый центр:
– Выходи.
– Признайся. – Я молча смотрела на нее. – Признайся, что просто завидуешь.
– Я не завидую. Дело вообще не во мне. Я просто сказала, что я увидела. У Рика двое детей. Больше ничего не знаю. Может, это бред. Может, все это бред, понимаешь? Мы выпили прах летучей мыши, в конце-то концов. Что я могу знать? Я просто говорю то, что видела.
Когда я сказала это, Элли уже наполовину вылезла из машины, и теперь она обернулась, чтобы что-то ответить, но я слегка придавила педаль газа, так что Элли просто закрыла дверь и ушла. По дороге к выезду с парковки я снова расплакалась. Сегодня был плохой день для того, чтобы плакать. Какого черта я вообще на этой неделе пускаю Элли в свою жизнь? Я хотела неделю свободы. Я немного поездила вокруг, чтобы слезы перестали пытаться меня покинуть. Потом я наконец доехала туда, куда хотела, – в главный зал библиотеки. Там я обратилась к библиотекарше и попросила показать мне книги о войне.
– Я изучаю туннели, – объяснила я. – В какой войне рыли туннели?
Библиотекарь пожала плечами:
– Думаю, почти во всех.
– А как насчет Гражданской войны? – спросила я.
Библиотекарь порылась в компьютере и вручила мне распечатку про туннели в Виксберге, Миссисипи, во время Гражданской войны. Потом она отвела меня к шкафам и нашла мне две книги, одну о корейской войне, другую о вьетнамской, и в обеих были туннели. Потом она добавила к этому диск с «Большим побегом» и отправила меня заполнять формуляр. Потом я нашла тихий уголок библиотеки и погрузилась в чтение. Туннели были очень, очень страшной штукой. Они могли осыпаться, в них можно было проникнуть с обеих сторон и загнать людей в ловушку. В них можно было устроить пожар. Я вообще была склонна к беспокойству и легкой клаустрофобии, так что от всего этого мне хотелось написать в штаны. Оставалось надеяться, что мои потомки не унаследуют моих глупых страхов.