– Говорящие же коты – и в сказках, и в мультфильмах – неизменно несут здравый оптимизм и отличаются чрезвычайной сообразительностью.
Такой образ – говорящего и весьма по-житейски мудрого кота – проходит через многие сказки: к примеру, вспомните "Кота в сапогах"; а также, он встречается даже в советской мультипликации: думаю, что всем вам известен кот Матроскин из «Простоквашино».
Таким образом, литература с древних времен – ещё со времен египетских мистерий – отражает тесную дружбу кота и человека. В литературе практически не встречается образа кота-дьявола или помощника злых сил, несмотря на то, что тысячи кошек были замучены в застенках инквизиции и сожжены на кострах, и могли бы не питать любви к людям… А потому, примкнуть к силам зла.
А всё потому, что натура кота – радостная, позитивная, хотя и слегка ленивая, всё же не ассоциируется в общем коллективном бессознательном человечества с бесовскими силами, с сотрудничеством и службой дьяволу. Скорее, как можно видеть из гетевского Фауста, человек склонен представить дьявола в виде черной собаки, а не черного кота, хотя собаки издревле служат человеку.
Подводя итоги, скажу, что образ кота в литературе продуктивен, актуален и привносит позитивный заряд в творчество. И данный вопрос, озаглавленный мной "Кошки в литературе", до того актуален и малоизучен, что требуется дополнительное исследование, которое вполне может потянуть на кандидатскую диссертацию, – заключил он неожиданно сам для себя и подумал: «Понесли кроссовки Митю»…
Когда наш «преподаватель Жорик» после лекции зашел на кафедру, Оксаночка уже сидела за своим столом, ожидая начала следующей пары. И, по-видимому, уже свезла куда надо всех своих родственников.
– Уф! Я за вас уже сегодня наотдувался! – сказал ей наш герой. – Какой там розарий!
– Да, одни девчонки, и все – весьма бойкие на язычок.
– У меня – сидели тихо, как мышки, – возразил коллега. – А что вы делаете сегодня вечер-ром? – спросил он затем ещё тише, наклонившись через стол к Оксане.
У остальных коллег, сидящих за столами в преподавательской, напряглись уши.
– Я… По вечерам хожу на бальные танцы. В студенческий клуб «Ювента»… Всегда хотела уметь танцевать, но меня никогда в детстве никуда не водили. Совсем ни в какие кружки и секции. Говорили, что главное – учеба… Теперь пытаюсь наверстать упущенное и реализовать свою мечту, – говоря это, Оксана чуть-чуть зарумянилась. И улыбнулась коллеге.
– Так это же – великолепно! А мне туда можно записаться? Я никогда раньше не танцевал бальные танцы, но с удовольствием поучился бы. Меня возьмут?
– Да, конечно! Берут всех желающих, и у многих женщин не хватает партнера! – обрадованно ответила Оксана.
– Впрочем, я никогда не танцевал, совсем не умею, – спохватился распоясавшийся бывший кот, вспомнив, что всего лишь замещает Жорика, временно – и потому, не стоит пускаться во все тяжкие. Вдобавок, настоящий Жорик танцевать явно не умел… «А я?» – мысленно задал он себе вопрос и почувствовал, что, наверное, вполне даже неплохо двигался…
– Наша руководительница, Александра, берется обучать с нуля, – пояснила Оксана.
– Я подумаю. Нужно придти просто так, и пару раз на вас всех просто глянуть. И, может быть, решусь, – сказал он, чтобы как-то закруглить тему. И, по возможности, никогда к ней не вернуться.
Еще около трех часов он провел в библиотеке: готовился к завтрашним лекциям. Сегодняшний день он счел весьма успешным, но вот завтра…
В читальном зале научного отдела у него потребовали читательский билет – и он хотел уже уйти; но, хорошенько порывшись в сумке Жорика, нашел читательский в боковом кармашке. Набрал книг, и занял место у окна, с видом на осень.
Тема оказалась не слишком сложной; правда, оттарабанить её завтра придется аж на четырех парах… Разным факультетам.
«Домой, домой!» – наконец, ликовал кот, под видом Жорика покидая Главный, чуть ли не спускаясь по перилам, как студики, и перескакивая сразу через две ступени сразу, пока никто не видит… «Кто-то идет там, впереди, однако», – и он притормозил. Пошел степенно и важно.
Уже у выхода, неподалеку от расписания и вблизи от вахты и «вертушки», его окликнул стоящий у колонны незнакомец.
– Георгий, что, зазнался и не узнаешь? – послышался голос.
Он посмотрел вправо.
Небольшого роста, молодой, здоровый и бодрого вида, румяный человечек – но, с длинной, до груди, черной бородой, как у Беримора. Этакий грибок – лесовичок. При этом, с яркими, внимательными, черными глазами.
Православный батюшка?
Одет лесовичок был в обычную, ничем не примечательную одежду: пальто нараспашку, джинсы. А крест, если он есть, был спрятан под черной рубашкой.
« Кто бы это мог быть? Какой-то знакомый Жорика… А вдруг – даже родственник, – подумал бывший кот. – Вот так… влипну я когда-нибудь. Не зная, что говорить и делать. Встречу какую-нибудь маму или брата… Мало ли, как они выглядят. Не узнаю ведь. Но это всё же просто друг, или – коллега, не более того. Не родственник».
Он подошел и сказал просто:
– Привет, что здесь делаешь?
– Привет! Что не заходишь? Вроде тебе наш храм понравился, и звонить уже получалось. Пару раз попробовал – и пропал, – укорил его тот.
– Замотался совсем, – пояснил «как бы Жорик». – Работа, диссертация… Ничего не успеваю.
– Пойдем со мной! Сейчас в научном отделе библиотеки отец Незванов будет выступать, его пригласили. Он – батюшка новый, в Георгиевский храм его поставили. Молодой – мой ровесник. Я ему икону новую подарил, что написал недавно. Помогает он мне: мы с матерью всё там же. Как ты видел, сторожами при кладбищенской церкви – так и живем. Ты у меня внутри кельи так и не побывал: там всё, как в веке восемнадцатом. Ну, мне, как иконописцу – самое то. Настрой дает особый. А мать, как нас прибило сюда, а чудом мы бомжами не сделались – всё равно, о жилье нормальном мечтает. Страшно ей там. Стены прочные, толстые. Дверь дубовая. Зато – практически подвал. И окна заколочены. Склад там какой-то был до этого. А еще раньше – старец один жил. До сих пор чувствуется, что намолено.
Но, я не об этом. Нашел он матери подработку, присоветовал: отец Незванов-то. Теперь она за бабкой лежачей ухаживает. Моет, стирает, уколы делает, и всё остальное по хозяйству. Тяжело, но теперь мы с куском хлеба. И, быть может, старуха, когда помирать будет, свою развалюху ей отпишет, как наследство. У неё нет своих родственников.
Похоже, рот у знакомого Георгию лесовичка никогда не закрывался: должно быть, парню не с кем было поговорить особо, в его-то келье… Беседа с ним потому труда не составила.
– Да, а чего мы-то здесь застряли? Так, идешь со мной, отца Незванова слушать? Он сейчас в институте подвизался вести основы православной культуры. Пока – на общественных началах и для желающих. А потом – может, возьмут в штат. С зарплатой, значит. Пошли?
– Ну… Ладно, пойдем.
– Сегодня у него пока не лекция, а такой странный вечер, где какие-то поэты и бард вначале выступят – а потом уже и отец Незванов. Приглашены все желающие – специально, как на занятия, студентов не нагонят. Зато, будут из газеты корреспонденты, и с телевидения.
Читальный зал научной библиотеки был заполнен примерно на две трети. Сидели за обычными партами, что стояли в три ряда. Никакой сцены не было: просто впереди стол, как у лектора в маленькой аудитории. Наверху, на стене, над выступающим висели живописные портреты: на одной стороне – Лермонтова, на другой – Ломоносова. Студентов было немного: в основном, сотрудники института. Собирали, ждали опаздывающих довольно долго. Отец Незванов, которого показал сидящий рядом лесовичок, сидел за столами сбоку: должно быть, в обычное время эти столы занимали библиотекари; там лежали стопки недавно сданных книг. Рядом с отцом Незвановым сидели ещё несколько человек: будущие выступающие, наверное.
Священник был не в рясе, а в костюме; строгий, но довольно весёлый, он с любопытством осматривал собравшихся здесь людей. Наконец, вперед вышла крупная, властная женщина, похожая на Екатерину вторую, в накинутом на плечи цветастом платке с розами.
– Кажется, это директриса библиотеки, – шепнул мнимому Жорику его якобы знакомый.
– Мы рады всех приветствовать в стенах нашего родного института, – расплылась та в улыбке. – Мне выпала честь открыть наш замечательный вечер друзей. Идея о нем пришла стихийно, и потому нас сегодня немного. Вначале – поприветствуем нашу Юлечку, студентку второго курса ФГиСЭО. Она исполнит песню «Мой город родной». Аккомпанирует Елена Зингер.
Раздались жидкие аплодисменты: наверное, все слегка замерзли в зале с большими окнами, в которые заглядывала стужа. Здесь было холодно.
Если бы здесь сидел настоящий Жорик, он бы узнал пианистку: ту самую, которой подарил букет Михаил Степанович, в подвальчике Видко. Елена мощно и страстно нажала на клавиши, и вообще явно перетягивала внимание на себя яркой артистичной внешностью. Пока бедная, краснеющая студентка в короткой юбочке и белой кофточке, робко и стесняясь, изображала собой раскованную певицу.
Потом дама с высокой прической читала свои стихи про осень, грачей и осознание забытых летних грехов. Она была милой, и все ей, как и студентке Юлечке, дружно похлопали.
– А сейчас наш городской бард, известный на всю страну, поскольку не однажды выступал на Грушинском фестивале, Леонид Сажин, – я думаю, все присутствующие знают это имя – исполнит песни, посвященные памяти Александра Башлачева.
Бард, действительно, был неплох. С хорошо поставленным, мощным голосом, великолепной игрой на гитаре и цепляющими душу стихами.
Неясно было одно: как его удалось затащить… сюда? Формат явно не этого вечера, и даже не этого города. Вполне, для столичных выступлений – или для записи.
Но, Георгий не только слушал барда всё это время: впереди себя на несколько столов, на другом ряду он заметил Оксану, и стал её откровенно рассматривать. Маленькое, розовое ушко; каштановые волосы с золотистым отливом, стройная фигурка…
Она почувствовала взгляд, и обернулась. Бывший кот кивнул ей, не успев отвернуться в сторону. Их глаза встретились. Она улыбнулась.
– А теперь, я предоставлю слово отцу Незванову, который расскажет нам немного о религии. Мы все – и верующие, и неверующие, имеем православные корни, и потому…
В конце лекции многие подошли к батюшке с вопросами, к нему же устремился и «друг» нашего «как бы Жорика».
А он сам потихоньку, вместе с основной толпой, устремился на выход.
В коридоре, у колонн Крытого двора, рядом с какой-то женщиной, которая тоже присутствовала на вечере, стояла Оксана.
– А вот и он! – воскликнула его коллега, и притянула в свою компанию бывшего кота, не успел он даже вдохнуть поглубже.
– Мы, Георгий, недавно говорили о танцах, и вы проявили интерес. Знакомьтесь: это – Александра, руководительница клуба «Ювента».
– Я недавно попала в этот город, и я – бывшая балерина, – сказала та. – Сразу предложила свои услуги в институте: как хореографа для девочек, обучая балету. Но, руководитель культурно-массового отдела предложила мне вести ещё и бальные танцы… И потому – милости просим. Мы все там – начинающие, в том числе и я – как руководитель.
Глаза у мнимого преподавателя загорелись: а почему бы и нет, в конце концов?
«Ну и, запишу Жорика на бальные танцы… Надеюсь, он мне это простит», – подумал он.
Глава 3. Девушка мечты
Он подошел к зеркалу. Почесал себя за ушком лапкой и замурлыкал. Он был очень даже ничего. Темно-коричневый, на пузике серый, с проседью, очень пушистый. По цвету спины напоминающий старую шапку-ушанку из так называемого продавцами на рынке, «бобрика». Что это за зверь был такой – того, впрочем, Жорик не ведал даже в бытность человеком. А сейчас у него и вовсе возникли сомнения по поводу, не мяукал ли впариваемый на рынке бобрик, когда был живым.
Кроме того, у него имелось весьма пикантное белое пятнышко на грудке: галстучек. Ему очень понравилось это пятнышко.
«Всё-таки, хорошо быть котом! Если домашним… Хорошо быть кем угодно, но домашним», – Жорик потерся мордочкой о край зеркала. Затем запрыгнул на окно. И посмотрел вниз, на улицу. Этаж был второй. Но рядом, почти под окном, располагалась крытая шифером крыша строения, скрывающего в себе, наверное, вход в подвал. Спрыгнуть на эту крышу для молодого кота было что раз плюнуть, запрыгнуть оттуда обратно – тоже реально. Он лениво потянулся и зевнул, выгнув спину. «Надо будет по нужде – выпрыгну в форточку. Не ходить же, в самом деле, в этот странный ящичек в коридоре, от которого так дурно пахнет целыми поколениями сменявшихся котов… Кажется, на кухне стоит моя миска, в которую навалена всякая дрянь: макароны, вчерашний плов. Но… чего не съешь с голодухи! Пойду-ка я на кухню», – и новоявленный кот устремился в коридор.
Но тут как раз кто-то провернул в двери ключ… И в квартиру вошла Зоина мама. Она вернулась домой с работы. Подрабатывала же она, как кот понял ещё рано утром, где-то уборщицей. Хотя, уже была пенсионеркой. Об этом она говорила с Зоей: о пенсии, о маленькой зарплате… Сейчас, возвращаясь с работы, женщина успела зайти по дороге в магазин: от ее сумки пахло свежим хлебом и сосисками.
– У, проглот! – сказала она, увидев кота. – Никакой от тебя пользы! Только жрешь и спишь целыми днями!
Кот ретировался обратно в Зойкину комнату. Когда хозяева в таком настроении, им лучше не попадаться под руку. Он вышел в открытую форточку во двор, сделал свои кошачьи дела и быстренько вернулся домой. Гулять его пока тоже что-то не тянуло. Дома кот завалился на диван и продрых до тех пор, пока не явилась пришедшая с занятий Зоя.
Хозяйка пришла немного грустная. Молча разделась; скинула, случайно попав на кота, кофточку и лифчик и завернулась в махровый домашний халат с поясом. В ту же минуту у нее задребезжал на столе сотовый.
– А! Машка! Нет. Нет. Я никуда не пошла. Да так. Он козел. Так что – приходи. Чаю выпьем. Мама печенье испекла. Жду.
Зоя уселась у окна и врубила на всю мощность БГ.
Вскоре в комнату вошла Маша, по-видимому, живущая неподалеку – или даже в том же самом доме.
" Пока цветет Иван-чай -
Мне не нужно других книг,
Кроме тебя…", – пел дивидишник голосом Бориса Гребенщикова.
– Зоя, на тебе просто лица нет, – сказала вошедшая в комнату Маша. – Тебя – что, этот воображала Денис обидел, что ли? Вы же с ним сегодня в кино вместе собирались! Или он, бабник чертов, руки почем зря распустил? – и Машка, смахнув все, что там было: кофточку, джинсы, всяческие мелочи из одежды и кота в придачу, – на пол, тяжело рухнула на диван. Комплекция у нее была еще та. «Это повезло, что она не села на меня жо… Задницей», – подумал убравшийся бочком подальше от нее кот.
– Нет. Он меня не обидел. И руки не распускал. Совсем! – Зоя покраснела, а потом заплакала.
– Ну, успокойся! Не ной. Другого найдешь ещё. Так что он тебе сказал? – настаивала на откровенности Машка.
– Он отвел меня после последней пары в сторону – ну, знаешь, к колоннам в Главном корпусе… И сказал, что он бы, конечно, пригласил меня в кино, но… Вот, допустим, он пригласит. А потом же мы тогда начнем встречаться, целоваться. А вдруг – полюбим друг друга… А ведь ему сейчас – мол, сама понимаешь – никак нельзя жениться. Это – на третьем-то курсе? И живет-то он вместе с мамой – нет отдельной квартиры. В общем, нафига тогда – в кино… К этому он еще прибавил, чтобы я не обижалась, и что он – парень честный.
– Ну и – флаг ему на шею, барабан в задницу и перышко для легкости – куда ещё там? – прокомментировала Машка, поймала кота и стала гладить. Кот громко и старательно замурчал. – Ну и парни пошли! Ни в кино пригласить, ни цветов подарить – просто так, от всего сердца. Один секс на уме, в перспективе. А потому: сразу – и пошла ты нафиг со своим утюгом…