Viva Америка - Николай Ободников 5 стр.


– Хочешь получить, м-м? – с азартом уточнила Козетта, пряча протокол. – Подтверди всё то, что записал тот сухой филиппинец, и он твой! Мне – безумная история про козлососов, тебе – статус инкогнито и дразнилка в ней!

К нам подошел толстяк и грузно плюхнулся на свободное кресло рядом с Козеттой. Он одышливо сопел, обмахивался маленьким веерком и изредка широко открывал мясистый рот, будто собираясь всосать всю шедшую от кондиционеров прохладу. Козетта брезгливо поморщилась.

– Так что скажешь, уроженец снегов и коррупции? – тихо поинтересовалась она и игриво поводила по губам локоном своих эффектных волос.

– Может, сначала в шахматы? – так же тихо осведомился я, кивком показав на ее голову. – Тебе какой фигуркой больше нравится по макушке получать: пешкой или ферзем?

– Только если фигурка очень большая, – вредно улыбнулась Козетта. – Или ты хочешь за свое интервью жертвы поразить меня классическим «Е2 – Е4», м-м? Учти: я перед кем попало свою шахматную доску не раскидываю.

– Я даже не буду пытаться отгадать, что ты подразумеваешь под «шахматной доской»! Ну хорошо, сама напросилась. – И я во всеуслышание громко заявил: – Всё, странная и наглая девушка, я утомлен вашими бесстыдными предложениями! Мои чресла устали! Так что просто позвольте мне провести полет в тишине и покое, молчаливо сетуя на беспутство молодежи!

Толстяк тут же плотоядно приосанился.

– Даже и не мечтай, тюфяк! – недовольно бросила ему Козетта и, повернувшись ко мне, пригрозила: – Впереди восемнадцать часов полета, Алекс из России! И все эти восемнадцать часов я буду ловить каждое твое слово! А потом каждое это слово я…

Вздохнув, я выхватил из рук Козетты диктофон, который она украдкой пыталась впихнуть между нашими сиденьями, и спрятал его в ветровку.

– После полета отдам, – строго сказал я. – И даже не думай доставать смартфон, иначе увидишь его бороздящим сливной бачок туалета!

Козетта надула губки и обиженно отвернулась – к тучному соседу. Увидев его робкую улыбку, Козетта нагло фыркнула ему в лицо и с негодованием уставилась перед собой.

В этот момент по громкой связи объявили о начале взлета, и мы пристегнулись. Когда самолет взлетел, а пассажиры бурными аплодисментами обласкали эго пилотов за успешный взлет, я провалился в тревожный сон.

Проснулся я от того, что кто-то мягко положил голову мне на плечо и бережно погладил мой живот. Я сонно приоткрыл глаза и с недоумением увидел, что на голове, расположившейся на моем плече, была шахматная расцветка, а женская ручка, гладившая мой живот, на самом деле пыталась соскоблить рисунок с моей футболки.

– Ты что задумала? – раздраженно спросил я у Козетты и сердито дернул плечом. – Хочешь проверить, фигурка у меня или фигура?

– Отдай диктофон, м-м? – вкрадчиво попросила Козетта. – А я тогда не начну вопить, что ты меня сейчас к оральным непотребствам склоняешь, пока никто не видит.

– Говоришь, никто не видит, да? – И я через Козетту кинул диктофон за шиворот ее соседу, который в этот момент спал.

Диктофон скользнул за воротник толстяка и прилип где-то к его телу. Козетта сейчас же обозленно стукнула меня кулачком по ноге.

– Ты что себе позволяешь?! – вскипел я. – Я с тобой пиво на полене не пил и детей не крестил, чтобы ты об меня своими грязными ручками барабанила!

– А ты что себе позволяешь?! – шикнула Козетта в ответ. – Как я теперь достану свою коробочку для ловли голосов, м-м-м?! Диктофон уже, наверное, весь в волосах и крошках!

– Каких еще крошках?

– После чипсов, печенья, вафель и прочего, что взрывается во рту с треском и хрустом! – сердито пояснила Козетта. – И вообще – за своим весом следить надо! А вам, мужикам, особенно!

– Это еще почему? – невольно заинтересовался я.

– Ты хоть раз видел жирный мужской лобок, который еще и побрит, м-м? – И Козетта выразительно округлила свои зеленые глаза. – Ужас: словно где-то там, под оползнем из розового сала, свинья спряталась!

– Сомнительный опыт! – заметил я и постарался неприметно втянуть живот.

– Ты-то чего напрягся? На твоем прессе можно хоть морковку тереть, хоть дамскими персиками елозить. – Козетта элегантно закинула ногу на подлокотник. – Кстати, ты оценил тот неоспоримый факт, что я дала тебе эти два часа спокойно поспать, м-м?

– Оценил, – процедил я и посмотрел в иллюминатор.

Снаружи тем временем в бездонном бархате неба серебристыми гвоздиками сверкали звезды, а над розовым океаном холодно умирало закатное солнце.

– Алекс, прости… – вдруг скомкано произнесла Козетта. – У тебя ведь дядя умер… а я тут вся такая… красивая и бесчувственная…

Однако вместо вины на ее лице была видна лишь пролитая вредность.

– А там, у развалин Сагзавы, действительно произошло нечто кошмарное? – невинно поинтересовалась Козетта. – Если что, я запросто буду твоим персональным ангелочком правды. Я же собственными очаровательными ушками слышала, как тобой и твоими галлюцинациями заткнули все дырки в этой мутной истории!

– Нет! – твердо сказал я, стиснув зубы.

– Но ведь нам еще та-а-ак долго лететь! – жалобно протянула Козетта. – Давай хоть тогда просто поговорим, м-м? Я вот сейчас надрываюсь на «Лазурный Грот» – паршивенький такой журнальчик про всякие там путешествия. В Легаспи была в выстраданной командировке – языческое паломничество к Майону на свои булочки примеряла. А у тебя что?

– А у меня – два ваших трека в «любимых»: «La Mer» и «Non, je ne regrette rien»13! – с сарказмом сообщил я.

– О-ля-ля! Суровые русские мужчины, оказывается, еще и романтики!

– Приходится равняться на суровых французских женщин, – наигранно вздохнул я.

В проходе показались стюардессы со столиками, и Козетта сразу же вытянула шею, пытаясь по запахам определить блюда. Толстяк, в чьей необъятной голубой рубашке потерялся диктофон Козетты, немедленно проснулся и довольно заелозил.

– Так, девушки, – строго начала Козетта, когда наступил наш черед выбирать ужин, – мне набор с рыбкой. Моему кавалеру из России – с мясом. Вина нет?.. Ждите отзыв! Тогда мне два двойных виски – с кучей льда доверху. А еще давайте водку – всю, что есть.

Заученные улыбки стюардесс тотчас слегка подгнили.

– Вы что, никогда настоящего русского не видели? – притворно удивилась Козетта. – Водка – ему! Им же нельзя уровень алкоголя в крови понижать!

После этого уголки улыбок стюардесс окончательно обвисли.

– Странная месть за диктофон, – наклонился я к Козетте.

– Это – твой алкогольный пряник общительности, – самодовольно улыбнулась Козетта, передавая мне семь маленьких бутылочек водки. – Так ведь у русских заведено – кнут и пряник, м-м?

– На голодный желудок – не беседую! – буркнул я, беря следом бокс с ужином.

Толстяк с тоской посмотрел на мою водку и заказал себе бутылку коньяка.

– Кози, – еще раз очаровательно представилась Козетта и изящно подняла тумблер14 с виски.

– В России «кози» только в деревнях и на дискотеках, – философски заметил я и галантно чокнулся с ней бутылочкой водки.

Козетта возмущенно сверкнула глазами, сделала глоток виски и со злым хрустом сгрызла кубик льда. Я уважительно передернулся, без энтузиазма выпил и приступил к ужину.

– А правду говорят, что русские могут залпом выпить бутылку водки и не поморщиться? – любознательно поинтересовалась Козетта, аккуратно разделяя золотистое рыбное филе на частички.

– А правду говорят, что француженки ноги и подмышки не бреют? – язвительно спросил в ответ я, принюхиваясь к веточкам приправ на мясе.

Козетта подняла правую руку и продемонстрировала мне гладко выбритую подмышку.

– Может, тебе ее лизнуть еще? – поморщился я и отстранился от Козетты. – Я же ем всё-таки!

– Ее – лизни, а подмышку – просто оцени, – невозмутимо промычала Козетта, заедая фасоль рыбой.

– Хах! Ну ты… – И я одобрительно засмеялся, оценив ее шутку.

Козетта опустила руку и отвесила мне поклон, едва не попав своими удивительными волосами себе же в еду.

Неожиданно толстяк испуганно замер, а потом торопливо полез жирными руками себе куда-то под рубашку. Через мгновение он вынул диктофон. Диктофон, к моему удивлению, действительно был в крошках.

– Нр-р-р! Это еще что за хреновина?! – недовольно проорал толстяк, поднимаясь во весь рост. – Кто это сделал?! Чье это, а?!

– Извините, это мое, – робко произнесла Козетта и, вынув из виски кубик льда, начала чувственно водить им себе по груди через разрез майки. – Ах, сама не знаю, как так получилось…

Бешено вращавшиеся глаза толстяка мгновенно стали маслеными, когда он увидел, как после кубика льда на чистой коже Козетты остаются влажные следы и дрожащие капельки. Внезапно лед выскользнул из пальцев Козетты и упал прямо в ложбинку между ее грудей. Козетта звонко взвизгнула, вскочила, лихорадочно вытряхнула из-под майки лед и со злостью посмотрела на толстяка.

– Багет мне в зад! А ну, быстро отдал мне мой диктофон, пока я из твоих свиных боков холестерина не нацедила! – разъяренно рявкнула Козетта.

Толстяк перепуганно затрясся, словно холодец на допросе, и несмело протянул Козетте диктофон. Пассажиры обеспокоенно загалдели.

– Это всё из-за беременности! Сама не своя из-за нее! – объявил я всем, усаживая Козетту на место и обнимая ее. – Давай просто поужинаем, дорогая?

Козетта странно взглянула на меня – а затем жадно поцеловала. Ее язык проворно скользнул мне в рот и нагло попытался вытеснить мой.

– Даже и не надейся на «шахматную доску»! – вредно шепнула затем Козетта.

– А ты – на подтверждение байки из протокола! – язвительно шепнул я в ответ.

Мы недовольно отстранились друг от друга и брезгливо вытерли рты салфетками. Толстяк непонимающе присел на свое место, сломав задом брошенный веерок, и сконфуженно вернулся к еде и коньяку.

В дальнейшем ужин прошел в сосредоточенном молчании – под аккомпанемент повсеместного чавканья и придыханий после алкоголя.

Выставив на столике Козетты оставшиеся бутылочки водки, я поудобнее устроился в кресле и приготовился ко сну. Козетта недовольно фыркнула, захрустела льдом, но мешать мне не стала.

«Вот и славно», – умиротворенно подумал я.

Вскоре я уснул, однако даже во сне мне не давала покоя навязчивая мысль о том, что этим рейсом летели не только люди…

Глава 4 Турбулентность

По громкой связи объявили о скором прибытии в Нью-Йорк, и по салону прокатился шепоток облегчения.

– О-ля-ля! – с наслаждением потянулась Козетта. – Надо бы припудрить свой любопытный носик.

Большую часть полета она нагло проспала на моем плече. Лишь иногда, когда я пытался посмотреть какой-нибудь фильм, она вновь бралась за безуспешный обстрел вопросами.

– Про прищепку на нос не забудь – чтобы не совать его куда не следует! – поддел я Козетту, коварно ожидая ее ухода.

Козетта манерно изобразила пальчиками ножницы, отрезающие ее элегантный носик, и отправилась в туалет. Я натянуто улыбнулся ей вслед и быстро схватил ее портфель.

– С кем поведешься… – процедил я, ища протокол. – Конец полета, конец соседства, конец бдительности… В конце концов, у меня на эти бумажки больше прав!

– У т-твоей половинки потрясающие в… волосы-ы, – неожиданно одобрительно изрек толстяк. – Шах и мат, мужик. Однозначно.

После ужина он не прекращал заказывать коньяк, из-за чего теперь был похож на покрытую потом лиловую картофелину, на которую нельзя было без содрогания смотреть.

Не найдя в портфеле протокол, я стал глупо таращиться на остальные вещи Козетты, усиленно пытаясь сообразить, куда она могла спрятать бумаги. Тут я заметил, что толстяк пьяно изучал меня.

– Ну чего? – нахмурился я, беря фотоаппарат Козетты. – А, ты про эту. Она мне не жена и не «половинка». Так что шах и мат на другую доску, приятель.

– Хох! Я св… своа… свою тоже на л-людях так никогда не наз… ы-ы-ы… ваю! – промычал толстяк и меланхолично сделал глоток коньяка. – Но твою – можно.

– Да уж, повезло шахматистке, – отстраненно бросил я и, включив фотоаппарат, начал просматривать сделанные Козеттой снимки.

«Так вот как в тихом омуте черви возятся… – подумал я и изумленно уставился на один из кадров. – Это же мой телефон!»

На снимке некие невзрачные личности копошились в пакетах с разноцветной мешаниной из фотоаппаратов, камер и смартфонов. В холеных руках одного из неизвестных был мой поцарапанный телефон – включенный. Судя по цвету стен, темные делишки проворачивались в одном из кабинетов полицейского участка.

«Божья роса мне в глаза! Козетта – французская ты моя красотка! – Я возбужденно поежился. – Вся техника была рабочей! Бальтасар – лживый хрен! Надурить меня хотел, филиппинский пес?! А это еще что?..»

На следующих фотографиях было видно, что вся аппаратура поочередно помещалась в серый чемоданчик с электронным табло на боку.

– Эй, любопытный воробушек! – внезапно гаркнула мне в ухо Козетта. – Ты что там ищешь?! Может, мне тебе карту боли составить, м-м?!

Я зло взглянул на нависшую надо мной Козетту и рывком посадил ее на место.

– Где ты сделала этот снимок, Кози?! – свирепо спросил я, показывая Козетте ее фотоаппарат. – Что ты видела?!

– Пусти, багет тебе в зад! – прошипела Козетта. – Я сняла это в участке, где из тебя так вежливо болвана делали! Там же, – рассерженно кивнула она на снимок, – всю технику, что сперли у спящих туристов, промариновали в этой штучке с ручкой! Штучка с ручкой! Понимаешь, о чём я, м-м?! После этого уже ничего не работало – даже вибрация для дамочек!

Неожиданно Козетта побледнела и с удивлением зевнула. Вокруг ее красивых глаз явственно проступили черные круги, отчего она стала похожа на озабоченного макияжем енота.

– Только не говори, что тебе вдруг поспать приспичило!.. – встревожился я.

– Со мной… а-а-ангх… со мной всё… нормально… – изящно прозевала Козетта. – Что-то… что-то спать захотелось… Странно, м-м?..

– Не то слово, – мрачно согласился я.

Бегло осмотрев Козетту, я обнаружил на ее запястье знакомый укус. Точно такой же был у меня и у экскурсовода с помощником, словно всех нас облюбовало одно и то же исключительно циничное насекомое.

– Откуда это?! – схватил я Козетту за руку. – Когда ты получила этот укус?!

– Дура-стюардесса чем-то уколола меня, когда я в туалет заходила, – вяло ответила Козетта, сонно запрокидывая голову. – А что там? Третья вишенка?

– Какая еще, к черту, «вишенка»?! Те твари здесь – в самолете! – взволнованно прошептал я, суетливо доставая пакетик со стронгилодоном. – Подобный укус был у меня и у тех горемык – с экскурсии! Похоже, нас таким образом как-то дублируют!

– О-ля-ля! Так ты всё-таки подтверждаешь эту дивную историю, м-м? – довольно прошамкала Козетта и закатила глаза. – Тогда, будь добр, включи диктофон. И… и не дублируй меня без моего согласия…

Козетта мотнула своими удивительными волосами и затихла.

– И не мечтай, чтобы я тебя «отдублировал без твоего согласия»! – огрызнулся я и вскрыл пакетик.

Бережно оторвав когтеобразный цветок стронгилодона, я с надеждой сунул его Козетте под нос. К моему облегчению, щеки Козетты тотчас налились румянцем, а ее глаза словно выплыли из черных прудов.

– Что это?.. – Козетта подслеповато прищурилась и забрала у меня листик. – Это та самая отравленная дрянь, провонявшая вулканом, м-м?

– Уваж-ж-жаемые пас-с-саж-жиры! Нап-напоминаем! З-з-запрещ-щается трогать з-з-замок и ру-у-учки вых-х-ходов!.. – вдруг раздался шипящий женский голос.

Я испуганно вздрогнул: в середине салона стояла та самая стюардесса, что в начале полета так грубо и бесцеремонно лишила мою сумку формы и, похоже, девственности.

– Ос-с-сновные вых-ходы рас-с-сположены сле-е-ева!.. – И стюардесса угловато взмахнула рукой.

Назад Дальше