- Но она может быть найдена лишь в День Страшного Суда, - возразил он, вспоминая истории деда. Он знал наизусть многие молитвы, интересовался различными религиями.
- Однако, Спаситель здесь. Он уже родился и стоит прямо передо мной. Только ты сможешь воспользоваться ею по назначению. Смелее, ну же, открой ее… - подтолкнул Франца старик. – Она так долго тебя ждала!
Парню стало не по себе. Конечно, он не раз видел сумасшедших, часто вел с ними беседы, в большинстве своем бедолаги казались безобидными, однако этот старик внушал ему некий страх. Сейчас же захотелось уйти.
- Думаю, сделаю это дома, без свидетелей, если уж я Спаситель. Книга не захочет, чтобы ее открывали так… Нужно произнести молитву… ээ… ополоснуться святой водой… - Франц понимал, что несет полную чушь и в это вряд ли поверит даже напрочь лишенный рассудка, Гренуар, однако другого плана к отступлению у него не было. – Простите… - прошептал он и, все же прижимая книгу к груди, выскочил наружу.
Из глубины комнаты донесся крик:
- Когда придет четвертый, загляни ко мне! Если я еще буду здесь…
«Четвертый? Кто? Боже, зачем я вообще согласился на этот визит! - прошептал Франц. – И книгу эту бесполезную прихватил! Однако, что, если обложка у нее действительно позолоченная? Нелишним будет сходить в антикварную лавку, посмотрим, сколько за нее готовы предложить», - Франц заметно повеселел и радостно понес свою находку к себе домой.
Смеркалось. Луна осветила темное небо, какая-то одинокая, заблудшая птичка пролетела мимо окна. Внизу слышался крик лавочника. Спокойный голос Софии успокаивал отца. Видимо, снова попался вредный покупатель. Стены в этом доме были тонкими, как будто сделаны из картона. Напротив дома в самой верхней квартире продолжал гореть свет.
«Неугомонный студент занимается», - подумал Франц, зажигая свечку. Поставив рядом с ней приобретенную находку, парень еще раз пригляделся к книге. Тщательно протерев обложку белоснежным платком, он поморщился. Казалось, уже полвека ни одна живая душа не держала в руках эту реликвию. А в том, что хоть какую-то ценность данная вещица представляла, Франц не сомневался. У него был наметан взгляд на дорогие, искусно сделанные вещи.
Осторожно открыл первую страницу. Ему показалось, что подул ветер.
«Глупости, это все бредни старого Гренура. Рассказал Бог весть что, а я впечатлился. Как будто и не студент вовсе, а сопливая дама», - зло подумал парень.
Он решил не обращать внимания на игры своего воображения и начал рассматривать картинку, изображенную на первой странице. Ничего особенного: посланники Божии, маленькие ангелочки… Следующая страница изображала неизвестного иудейского царя. К сожалению, у Франца практически напрочь отсутствовали религиозные знания. Весь ум его заполняли всяческого рода химические цепи, примеры, элементы. Парень зевнул и отложил книгу в сторону.
«Пора хоть немного вздремнуть», - вздохнул он, и, не раздеваясь, лег спать.
«Франц… Франц… иди и смотри! Иди и смотри!» На него пялилась огромная зубастая морда. Горячее дыхание опаляло щеки, страх невидимой волной расползался по всему телу, оно будто перестало подчиняться хозяину. Лев произносил слова, рык заполнял душу… - Иди и смотри! – и тут же растаял. Франц не спеша поднялся с постели и вышел из комнаты, быстро сбежал по ступенькам вниз и с удовольствием вдохнул ночной воздух Франции. Но облегчение длилось ровно до тех пор, пока вдалеке не послышался громкий лошадиный топот копыт. Белоснежный конь, от которого веяло мощью и ужасом, направлялся прямо в его сторону. Туман окружал всадника, осмелившегося оседлать этого жеребца. Оставалось лишь несколько метров, конь резко остановился, заржал и встал на дабы, будто оповещая всадника о прибытии.
Франц вгляделся в знакомые черты лица. Молодой человек снял свою белую перчатку и бросил к ногам Франции. В другое время парень принял бы это за вызов на дуэль. Однако, в данное ситуации эта версия казалась чересчур нелепой.
- Месье… - прошептал он, не зная, что и сказать. Ему было страшно, страшно глядеть на белую одежду всадника, темные веющиеся волосы… и в тоже время эти черты лица напоминали ему кого-то…
Всадник достал из сумки самый что ни есть настоящий лук со стрелами и, не целясь, пустил прямо в окно Франца. Стекло дрогнуло и разлетелось в стороны.
- Кто ты?! – закричал Франц, вопреки своим собственным ожиданиям подходя ближе. – Актер из театра? Тебя послал Гренуар?! – продолжал наступать парень. Однако, то, что случилось в следующее мгновение, поразило его до глубины души.
Лицо всадника вновь покрыл туман, а затее, рассеиваясь, показалось лицо … Гренуара!
- Ах ты, Боже! – прошептал Франц. – Что за чертовщина, я схожу с ума? – обращаясь скорее к себе, чем к всаднику произнес растерянный юноша.
А всадник тем временем, неспешно направился прочь от дома Франца, исчезая в тумане.
Парень еще долгое время смотрел вслед исчезающей фигурке.
А потом было утро. «Сон, сон», - повторял он в исступлении, но какой же сон, когда перчатка валялась тут же, на крыльце, пусть и окно было целым и невредимым?..
Приход 2. Расцвет
Иоганн не может спать – он все думает о небе. Сколько разных звезд? Не сосчитать. Думы тягостные горьки, не разбудит даже грозный цербер: все фантазии, мечты… «Где ты там, моя Матильда? Солнце, слезы и цветы… Ложь, и лишь тебе готов ее простить Иоганн из Бутофорты*». Иоганн не может спать – он все думает о царстве: где тепло и хорошо, темный мрак как дым, но нет огня… Покой, покой… Лес красивый, свой. Лето красками рисует здесь художник молодой…
Иоганн не может спать – он все думает о ночи…
«Огненная река выходила и проходила пред Ним; тысячи тысяч служили Ему и тьмы тем предстояли пред Ним; судьи сели, и раскрылись книги ». Книга пророка Даниила. гл.7. 10.
Монастырь готов был приютить заблудшие души и днем, и ночью. Здесь не действовали переменчивые политические законы в угоду знати. Это спокойное, маленькое государство подчинялось одному лишь Господу. Конечно, во многом все зависело от «помазанника Божьего» - отца Августа Клемарка. Никогда он не отворачивался от людей, открывшихся перед ним, обратившихся с просьбой о еде или ночлеге.
Опасно было так поздно продолжать путь, поэтому завидев благословенный монастырь, Эдвард Морт довольно улыбнулся и двинулся к нему. Волосы растрепались, темные кудри теперь торчали во все стороны, но Эдварда это совсем не заботило. Маленькая, худенькая фигурка в черном плаще торопливо приближалась к нему. На лицо был накинут капюшон, однако в том, что эта прекрасная фигура принадлежала девушке, Морт не сомневался.
- Что угодно господину? – поинтересовалась девушка, все еще пряча лицо. Правда, она не смогла скрыть красивые полные губки, холодновато - розовые, а при свете луны, отливающиеся голубоватым оттенком.
«Как у утопленницы», - отметил про себя Эдвард. По голосу ей можно было дать не больше 20-ти.
- Я бы хотел остановиться у вас в храме на эту ночь, если это представится возможным, конечно, - ответил мужчина, продолжая ловить доступные взору черты лица.
- Думаю, это вполне возможно, месье?..
- Эдвард Морт, - представился месье, чуть поклонившись. – О, не удивляйтесь. Знаю, имя несколько отличается от живущих здесь людей, но это объясняется моими корнями. Я из Англии, приехал недавно. Здесь живет мой брат. В соседнем городе… - мужчина нахмурился. Дождя не было, так к чему продолжать скрывать свое лицо?
- Хорошо, следуйте за мной, - пропела незнакомка и двинулась в сторону монастыря.
Они беспрепятственно миновали открытые ворота, девушка быстро взбежала по высоким ступенькам, отчего англичанин удивленно хмыкнул.
«Неужели во Франции все девушки такие живые, настоящие? Наши только и могут, что в обморок падать и поправлять свои дурацкие чепчики».
- Я отведу Вас к отцу Августу. Он, несомненно, разрешит Вам переночевать. Эти стены готовы оказать помощь любому обратившемуся, будь он титулованный принц или обыкновенный бродяга, - голос девушки был похож на ветер: едва уловимый, легкий.
- Могу я поинтересоваться, как зовут мою спасительницу? – улыбнулся мужчина, едва не столкнувшись с девушкой, которая резко остановилась и, не поворачиваясь к нему, произнесла:
- Мария, господин, - произнесла так, будто негласно провела черту между ними. Правила монастыря, пусть и такого благословенного, лишенного суровых порядков, требовали по возможности исключить все общение с противоположным полом.
Эдвард поморщился. Монашки – упрямицы еще те, однако они, как и все женщины, жаждут, чтобы к их замочку подобрали правильный ключик. Морт был уверен, что в его арсенале найдется ключик, который подойдет к сердечку этой странной особы. На худой конец подойдет отмычка. Что ж, есть смысл задержаться подольше. Охотник отметил жертву.
***
Мария приложила все свои силы, дабы не заснуть, вслушиваясь в утреннюю молитву. Всему виной послужил молодой месье Морт. Странный мужчина с горящими янтарными глазами и вьющимися темными волосами. Мария, сама того не замечая, подмечала каждую деталь в облике незнакомцев. У него она сразу отметила прямую, словно палка, спину, высокие скулы и светлую, почти прозрачную кожу. С эстетической точки зрения он был достаточно красив. Но красота его выражалась скорее не в геометрических измерениях, а некой своеобразности, ярких чертах, запоминающемся облике. Именно таких ищут художники, скульптуры, уставшие от шаблонной внешности своих натурщиков.
Мария любила рисовать. В темной коморке, освещенной лишь лунным светом, рождались портреты обитателей монастыря, изображения животных, природы. Девушка часто создавала полотна, полные собственной фантазии, напрочь лишенные реализма: фантастические образы трехглавых драконов, птиц, с отличительно пестрыми перьями. Об этом маленьком секрете знали лишь два человека: Август Клемарк и матушка Франческа. Мария, кроткая, но оттого не менее веселая, девушка скрашивала серые будни настоятеля монастыря выдуманными историями, картинами. Он даже повесил свой собственный портрет в почивальне.
В последний раз произнеся молитву, отец Август прикрыл глаза и настала та самая «блаженная минута», в течении которой все присутствующие в зале обращались к Богу.
«Интересно, если к нему так часто обращаться, не рассердиться ли он? Отвлекать столь высокое создание от дел, чрезвычайно неэтично», - думала Мария, вспоминая последний прочитанный трактат Мильтона «О воспитании», который отец Август любезно предоставил ей на прошлой неделе.
Мария решила незаметно сбежать из огромного зала, ее маленькая фигурка не раз терялась среди толпы молившихся. К своим поступкам она часто относилась с сомнением, ибо не подобает будущей монахине вести себя столь ненадлежащим образом. Увиливать от утренних молитв, стараться провести в кровати чуть больше положенного времени. Господь Бог видит деяния человеческие и обманывая смертных, ты лишь делаешь свое сердце более тяжелым и непосильным для легкой, эфемерной души.
В саду Мария сразу уловила знакомые, столь приятные ее обонянию, запахи роз и тюльпанов. Все вокруг пело вместе с обитателями монастыря: часто-часто щебетали птички, с деревьев падали листья.
- Мария! – окликнул ее знакомый голос.
Девушка обернулась и потеряла равновесие от неожиданности. Сильные руки подхватили ее, тем самым препятствуя падению.
- Спасибо, - тихо сказала девушка, стараясь не встречаться с острым взглядом господина Морта.
Сегодня он казался более веселым. Отдохнувший, одетый в дорогой костюм с воротником, очевидно, на английский манер – редингот. Складывалось впечатление, что этот месье страстно любил свою родину, в каждом его движении подчеркивалась английская чопорность и деликатность. Уголки губ лишь немного кривились, демонстрируя тем самым скорее ухмылку, нежели открытую улыбку, глаза смеялись – было неловко и непривычно общаться с такими людьми. Мария все свои семнадцать лет провела в стенах монастыря, лишь изредка, по праздникам и воскресным дням, упрашивая матушек взять ее с собой на рынок или прогуляться по площади. Она с трудом представляла себе чистые лондонские улицы, зеленые лужайки Шотландии, строгих женщин-интриганок. Впрочем, во Франции их было куда больше. Центр моды, «сердце мира»… Видимо, это и привело путника в чертоги пленительной Франции.
- Любите здесь гулять? – спросил англичанин, не сводя с нее внимательного, открыто изучающего взгляда.
«А тактичности Вам не занимать», - раздраженно подумала Мария, но в слух произнесла другое:
- Люблю. А Вы?.. Разве не собирались покинуть наши стены сегодня утром? Простите за чрезмерное любопытство… - Мария сделала вид, что смутилась, однако стыда не испытывала вовсе.
- Да, что Вы! Я просто обожаю любопытных девушек. Знаете… эти черствые англичанки способны вывести из себя любого мужчину. Они, словно заведенные молятся в углу, читают Библию, повторяют молитвы… ох, это просто наводит на меня скуку, - мужчина театрально прикрыл рот рукой. – То ли дело француженки… они не стесняются своей красоты, а наоборот, преподносят ее во всем цвете. Порой страшненькая мадам может казаться сладчайшим фруктом по сравнению с хорошенькой молодой мисс, - Эдвард чуть наклонил голову набок, наблюдая за реакцией Марии, и рассмеялся.
Девушка никак не могла избавиться от чувства чрезмерной наигранности господина Морта. Что-то в его движениях, осанке, мимике выдавало хорошего актера. Она чувствовала души людей так же хорошо, как и вкус еды. Душа месье, чье дыхание она ощущала на своей шейке, имела горьковато-сладкий вкус.
- Если Вы не заметили, я не одна из этих наряженных кукол. Почему бы Вам все же не поехать к брату, как и собирались сделать? Я ни в коем случае не хочу показаться негостеприимной или более того, враждебной по отношению к вашей персоне, но вижу, что здесь Вам может быть смертельно скучно. Поэтому, дабы не испортить впечатление о Франции, прислушайтесь к моему совету, - произнесла девушка тем тоном, которым настоятельница выговаривала своим резким, не терпящим препирательства тоном правила поведения в монастыре.
Английский джентльмен растерялся. Видимо, он совершенно не ожидал такого резкого отпора от молоденькой, еще даже не принявшей обет, девчонки.
- Что ж, простите меня, если чем-то обидел.
Он пожал плечами, а затем, словно совершенно ее не замечая, присел на краешек выкрашенной недавно, белой скамейки.
Мария нахмурилась.
«Как же так?! Он что, собирается впредь не замечать меня? Я призрак?»
Внезапно Эдвард Морт вскинулся и подошел к ней, резко срывая с головы капюшон накидки. Мария открыла рот в немом крике, глаза расширились от ужаса. Волосы коснулись распались по плечам, а глаза… светло-зеленые, похожие на цвет оливок, глаза наполнились слезами. Эдвард Морт смог, наконец, удовлетворить свое разрушающее все вокруг, любопытство. Правую сторону светлого личика паутинкой обрамляли белесые, глубокие шрамы, они тянулись вверх и у скулы переходили в багровые толстые линии.
- Боже, Мари, простите… я не хотел… - сглотнув, произнес Эдвард.
- Мария! Для Вас я Мария! – закричала девушка, в гневе утирая слезы. – Не приближайтесь больше ко мне! Никогда! Слышите?!! Да, Вы и не подойдете, я для Вас теперь урод! - горько усмехнулась Мария, убегая обратно в монастырь.
- Красивая, глупышка, ты очень красивая… - задумчиво произнес англичанин, смотря на желтенькую птичку, прилетевшую в поисках какого-нибудь лакомства. – И птицы здесь довольно необычные…
Мария сомневалась, что душа господина вряд ли достойна называться даже «черной», потому как даже Сатана брезгует такими жалкими, ничтожными людьми. Морт будто знал, что она на самом деле скрывала от всех, и специально решил обличить дурнушку, посмотреть на ее реакцию и принести наигранные извинения. Его забавляла сложившаяся ситуация, а она, глупая, позволила ему упиваться победой.