Младший инквизитор - Динара Касмасова 5 стр.


Я был шокирован, удивлен и даже потрясен тем, что меня шесть лет назад предупредили, что со мной произойдет сегодня. «Может, мне следовало ждать и быть настороже в этот день, и тогда бы ничего со мной не произошло? Если бы я только поверил этому странному пророку! Но ведь инквизиторы не верят магическим существам», – покачал головой я.

– Повожусь еще немного в лаборатории, проведу еще пару опытов с твоей кровью, попробую обнаружить, чем тебя отравили, – сказал после обеда Тимофей Дмитриевич. – А ты лучше ко мне туда не суйся, опять чего-нибудь наделаешь. Иди лучше в сад: ничто так не успокаивает, как природа.

– С чего вы взяли, что я волнуюсь?

– Ты выглядишь напряженным, погуляй, отвлекись. Когда спокоен, легче контролировать магию.

Я уселся на скамейку под тень огромной старой груши. Попытался расслабиться, как посоветовал мне маг, но в голове сами собой возникали тревожные мысли.

Я подумал, что все мои мечты разбиты вдребезги. Ту жизнь, какую я видел для себя, то, к чему я шел и на что надеялся, вмиг исчезло. Доступ в инквизиторские круги мне будет закрыт, друзья и знакомые отвернутся от меня. Можно и не мечтать, что, закончив инквизиционное училище, я поступлю на работу в испанский офис и дослужусь до старшего советника Великого Инквизитора, а может, даже и до Великого Инквизитора Европы. Отец говорил, что я должен добиться большего, чем он, получить больше власти, больше денег. Он говорил, что в отличие от него мне не надо строить карьеру с низов, что благодаря ему я могу достичь небывалых высот, завоевать весь мир.

Я встряхнул головой. Мое нынешнее непонятное состояние не давало и шанса на будущее, о котором я грезил. Черт побери, сижу в саду у мага, сам почти что маг, а еще смею надеяться дослужиться до звания Великого Инквизитора Европы?!

Я попал в безвыходнейшую ситуацию, у человека в шлюпке, оказавшегося посреди океана в бурю, и то больше шансов на спасение, чем у меня. И навряд ли этот старик способен меня избавить от магии. А вдруг розовое облачко не зря притянулось ко мне? Вдруг оно почувствовало, что я всамделишний маг, а не обыкновенный заколдованный человек.

Как, вот так вдруг, я стал магом? Да и кто такое смог со мной сотворить? Оставалась лишь одна надежда: если уж меня отравили, то найдется противоядие.

Я увидел, как репка, видимо только что выскочившая из грядки, билась о ствол груши, будто высмеивала мое чувство безысходности.

Опять пройдя через шкаф, я вернулся в лабораторию. Я ожидал, что старик сообщит хорошую новость. Тимофей Дмитриевич задумчиво сидел, подперев рукой голову. Я спросил:

– Вы смогли определить, чем меня отравили?

– Я знаю четырнадцать заклинаний, которые помогают определить состав примененного к кому-то зелья, но мне всегда хватало трех или четырех. Для твоего же случая нужно, видимо, что-то особое. И я знаю, кто силен в зельеварении и способен изготовить почти любое противоядие.

– И кто он?

– Она. Ольга Ершова. Жена моего лучшего друга. Отправимся к ним прямо сейчас?

– Вы помните, что обо мне никто ничего не должен знать?

– Я скажу, что ты сын одного моего знакомого мага, Николай…м… Иванов, тебя отравили чем-то, и я не могу определить, чем. Потому нужна помощь, – сказал старик.

– Я согласен.

– Черт! – вдруг выругался старик. – Жду сообщения от Лоло, а сам еще вчера наложил заклинание недосягаемости! И все из-за твоего отца! Видите ли, его раздражает наша доставка писем! Черт, черт.

Тимофей Дмитриевич прошептал что-то, и в тот же миг перед ним с легким треском возник сложенный листок бумаги.

Он поспешно развернул его.

– Ну конечно, – возмущенно сказал он, – отправлено еще два часа назад!

Но как только он начал читать письмо, недовольство ушло с его лица и он счастливо заулыбался.

– Лоло сообщает, что его освободил сам Великий Инквизитор, да еще и под свою ответственность – видимо, где-то хвост ему прижало, раз так поступает… Это слова Лоло, не мои, – хмыкнул дед. – А теперь он спешит к своим родственникам в… – тут дед проглотил адрес: видимо, боясь проболтаться мне. – А вот в конце письма в благодарность отправляет немного пророчества для меня. Как мило, – улыбнулся дед, но прочитал дальше и стал мрачным. А потом сквозь зубы сказал: – И тебе он пару слов передает. «Скажи своему новому другу Коле, чтобы он передал привет Иву, когда встретится с ним через пару дней. Пусть скажет, чтобы не налегал так на бэйлис. Хотя печень у него как у лошади, но к добру это не приведет». И все.

– Я не знаю никакого Ива. Кто он такой? – спросил я.

– Откуда мне-то знать, – буркнул старик.

Старик свернул в несколько раз письмо и молча вышел из комнаты. Видимо, его необыкновенно сильно взволновало адресованное ему пророчество синего пушистика.

Тимофей Дмитриевич вышел в гостиную, одетый в старенький серый костюм.

– На электричку опоздаем, – буркнул он.

– Не любите ездить на электричках? – спросил я, увидев, с каким недовольным видом он это произнес.

– Естественно. Если бы не это, – он подтянул правую штанину, демонстрируя одетую на тощую бледную щиколотку черный пластмассовый браслет, – были бы у Ершовых через минуту. А теперь два часа трясись как идиот.

Я хотел было сказать: «Нечего было нарушать закон», но промолчал. Антителепортационный браслет применяется и вместо подписки о невыезде, и как мера наказания. А значит, старик или находится под следствием, или уже осужден. Что было неудивительно: я помнил, каким длинным был перечень дел, заведенных на Тимофея Дмитриевича.

Дед глянул на меня и сказал:

– А ты что, так пойдешь?

– А что? – Я посмотрел в полированную дверцу старого серванта. Я выглядел как обычно: гладкие, аккуратно причесанные темно-каштановые волосы, черный костюм-тройка, черная рубашка и фиолетовый галстук.

– Только инквизиторы носят все черное. Так что твоя черная одежда выдает тебя с головой. И, кстати, о голове – взлохмать, пожалуйста, волосы.

Я переоделся в джинсы и футболку, что прислала мне мать. А рубашку, галстук и пиджак скинул в сумку.

– Все равно что-то не то, – недовольно оглядел меня дед, – что-то тебя выдает.

Он взмахнул рукой, и из угла комнаты примчалась обувная щетка, что вчера остервенело натирала дедовские штиблеты. Она кинулась на мои блестящие новизной дорогие ботинки и принялась их тереть какой-то серой грязью.

– Какого… – возмутился было я.

Старик снова махнул рукой, и щетка улетела прочь.

– Вот теперь ты выглядишь как простой человек, – довольно сказал Тимофей Дмитриевич.

– Скорее как бомж. – Я с неприязнью глядел на ноги: замарались даже края джинсов.

– Зато не как инквизитор. Ох, чуть не забыл. – Старик отправился на кухню и вернулся с клеткой, в которой сидела сова. Взял из кучи одежды, сваленной в углу, большой клетчатый платок и накрыл клетку.

– Разве до дня рождения не два месяца? – спросил я.

– Еще два месяца слушать эти песенки я не выдержу. А Орест любит со всякими загадками возиться, будет ему развлечение.

Глава 6 – Ершовы

На электричке ехали часа полтора. Старик всю дорогу возмущался: как так можно жить, без телепортации, это же полжизни на дорогу должно уходить.

– Нет, никогда по собственной воле не согласился бы на обыкновенный способ доставки людей, – пробормотал старик.

А посреди пути сова вдруг вздумала запеть и старик заволновался, что она привлечет слишком много внимания, и поспешил с клеткой в тамбур.

Вышли на каком-то полустанке. Тимофей Дмитриевич дожидаться автобуса не захотел, и пришлось идти пешком по проселочной дороге, бежавшей среди полей и пролесков. Через полчаса, когда мы прошли через какую-то заброшенную деревеньку, на холме показался белый дом с колоннами. Когда я зашел в открытые настежь высокие кованые ворота с вензелями и завитушками, мне показалось, будто я попал в девятнадцатый век.

Широкая дорога вела прямиком к двухэтажному особняку с одноэтажными флигелями по бокам. Кремовые каменные стены подчеркивали белизну толстых колонн террасы, над колонами был треугольный фронтон с изящным вензелем – таким же, как на воротах – переплетенные буквы «А» и «П».

– Так ваши Ершовы богачи? – сказал я. Если честно, я не ожидал, что кто-то из магов осмеливается жить такой нахально роскошной жизнью.

– Этот дом принадлежит их семье уже несколько поколений.

– Так дом не новый? – удивился я, глядя на светлый, без единой трещинки, фасад.

– Конечно нет. Когда дом построили, прапрабабка Ольги наложила на него особое заклинание, и он остается в первозданном виде. Я все просил Ольгу найти это заклинание, чтобы применить его к своей хибарке, но, к сожалению, оно утеряно. Так что придется мне латать крышу и менять половицы на веранде вручную.

На старорусской усадьбе время, и вправду, не оставило свой отпечаток. Казалось, её построили только вчера и все в ней – и двор, и шторы на окнах, и плетеные кресла на веранде, и даже герань – застыло во времени, словно майский жук в янтаре. Схожесть усиливалась благодаря золотистым лучам послеполуденного солнца, окутывавшим все вокруг.

Когда мы шли к дому, старик сказал мне:

– Только у меня просьба. То, что ты увидишь и услышишь, пусть останется в тайне. Забудь, что ты инквизитор.

– Не беспокойтесь. Тем более я уже поклялся Саламандрой.

На террасе с колоннами за круглым столом, накрытым белой скатертью, обедали люди. Полный пожилой мужчина в льняном костюме о чем-то спорил с худощавым юношей, женщина в цветастом платье наливала из самовара чай и подавала чашки. Девушка с рыжими волосами, в большой грязно-бурой вязаной кофте, читала. Она первая заметила нас, но, испуганно взглянув в нашу сторону, опять уткнулась в книгу.

Мы зашли на веранду, мужчина и юноша встали, приветствуя нас. Женщина указала на пустые стулья. Девушка ушла в дом за чашками и блюдцами для нас.

– Тимофеюшка, как? – воскликнул мужчина, разведя своими большими ручищами. – Скажи мне, как это у тебя получилось, прийти именно тогда, когда я собрался отправлять тебе письмо? Клянусь, оно уже написано и вместе с приглашением лежит на тумбочке! Осталось только подписать, все думал, от себя или от всех нас. И зачем я только потратил целый час, его сочиняя?!

– Приглашение? – не понял старик.

– Ну да, – сказал мужчина, – ведь сегодня уже пятое октября!

– А, – махнул рукой Тимофей Дмитриевич, – охота.

– Что значит «а», – возмутился мужчина. – Это традиция, которую мы поддерживаем испокон веков, из года в год…

– Орест, но сейчас-то нет надобности охотиться на несчастных вурдалаков, – сказал старик. – Они давно присмирели.

– Благодаря инквизиции, которая держит их в ежовых рукавицах с помощью всяческих запретов и карательных мер, – пробубнил я, и, конечно же, мои слова никто не услышал.

– Ничего, попотеть вурдалакам все равно придется, ради традиции. – Орест засмеялся. Потом кивнул в мою сторону: – А это кто?

– Сын моего… хм, одного знакомого, – сказал старик. – А это, Орест, тебе на день рождения, не смог удержать в тайне, хотел тебя порадовать, – побыстрей перешел на другую тему старик.

Он сдернул платок с клетки, и на Ершовых уставилась одни глазом маленькая сова, перья ее были всклокоченны. Видимо, поездка, как и деду Тимофею, ей совсем не понравилась.

– Это Герцог, – сказал Тимофей Дмитриевич торжественно.

– Не может быть, чтобы это была сова Великого Инквизитора Шмыгина! – воскликнул Орест, хватая клетку. – Это архигениально! Если я её разболтаю, узнаю все секреты инквизиции.

– Я уже научил её петь, – сказал старик.

– Да что ты! – воскликнул растроганно Орест. – Ты самый, самый лучший друг. – В глазах Ореста блеснули слезы.

Он поставил клетку на перила, сказав, что знает какие-то заклинания, которые уж из поющей совы легко сделают сову говорящую.

За чаем и разговорами об охоте я разобрал, кто здесь кто. Орест Ершов был хозяином этой усадьбы. Полная миловидная женщина, ловко управляющаяся с самоваром, – его женой, Ольгой. Они были чем-то похожи друг на друга, оба высокие, в теле, даже цвет волос почти совпадал: Ольга была блондинка, а у Ореста были светло-русые волосы. Молодой человек, любитель поспорить, был их сын Илья. Его руки иногда странно подергивались, и, чем больше он горячился в разговоре, тем меньше контролировал их движения, и за время завтрака успел разбить крышку от фарфоровой сахарницы, смести со стола нож и зафинтилить свой бутерброд куда-то в кусты роз. А девушка не проронила за все время, пока пили чай, ни слова. Она лишь иногда кидала взгляды то на меня, то на Тимофея Дмитриевича. Я так и не понял, кем она приходилась Ершовым, так как к Ольге или Оресту она обращалась по имени.

Глядя на этих магов, я теперь понял, зачем Тимофей Дмитриевич заставил меня переодеться в простую одежду и почти что вымазал грязью – чтобы я вписался в эту свинскую атмосферу. Разболтанность, неаккуратность в одежде и в жестах, и это невежливое обращение Полины к хозяевам, которые были вдвое старше её, коробили мой слух. А их сын так вообще был больше похож на бывшего или даже настоящего алкоголика. Тяжело было сидеть с ними за одним столом, дышать одним воздухом и знать, что я могу стать магом, одним из них, хотя по факту я уже и сейчас маг.

– Скоро должны приехать еще гости, – сказал Орест. – А послезавтра, за час до рассвета, мы начнем выгон вурдалаков. Юрий меня давно упрашивает провести охоту на вурдалаков ночью, тоже хочет поучаствовать. Но разве это дело? Ведь все веселье в том, что вурдалаки дезориентируются от солнца и очумело бегают от охотников.

– Вот тут-то и выясняется, что для тебя главнее охота, а не Юрий Алябин, иначе бы ты уступил своему кумиру, – сказала ему жена с поддевкой.

– Постойте, вы говорите о Юрии Алябине, который убил последнего папского наместника, Великого Инквизитора России Иоанна Первого? – удивленно спросил я.

Орест, жевавший бутерброд, угукнул.

Первый раз я услышал об Алябине не в инквизиторском училище на уроке истории. Мне было лет семь или восемь, я нечаянно прочитал его дело. Случилось это, когда я впервые отпер запретный шкаф в кабинете отца. Я надеялся найти в шкафу нечто необыкновенное и очень секретное. Но к своему разочарованию, увидел там не собрание магических предметов, изъятых у злобных магов, а всего лишь старые книжки и папки с документами. Мое внимание привлекла прозрачная пластиковая папка с желтой, с рассыпающимися краями, стопкой листов внутри. Это было дело 1891 года, мага и революционера Юрия Алябина. Я навсегда запомнил это имя, так как то, что я увидел и прочел в этой папке, еще долго мучило меня в ночных кошмарах.

На обложке стояли даты ведения дела: «1891-1916 гг.». А ниже, в скобках, значилось: «Дело не закрыто по случаю неупокоения подсудимого». «”Неупокоение”? – мурашки побежали по коже. – Значит, он стал привидением».

В начале папки были листы за 1891 год, с делами о мелких проступках Алябина. Когда же я перевернул стопку и стал разглядывать её с конца, увидел протоколы допросов и подробные описания пыток, применявшихся к Алябину в 1916 году. Я ужаснулся, что инквизиция применяла такие зверские методы. Я пролистал страницы к более ранним датам и увидел еще более страшные фотографии: уродливые до омерзения лица людей. Как я понял по подписям, это были стражники, на которых Алябин наслал страшные заклинания, когда те пытались его арестовать. Арест был произведен 21 декабря 1914 года.

Только совсем недавно я узнал, что именно тогда Алябиным было совершенно неудачное покушение на Великого Инквизитора Иоанна. Но, когда через два года Алябин сбежал из инквизиционной тюрьмы, судьба была на его стороне, и он все-таки совершил задуманное и убил Великого Инквизитора. И тогда же с последним Великим Инквизитором исчезла инквизиция, подчинявшаяся Папе Римскому. Её место занял тайный Инквизиционный орден, который поддержали люди из ЦК, боявшиеся, что маги без контроля власти пошатнут устои советского правительства. Но, несмотря на то, что инквизиция стала не церковной, а светской, звания и порядки были сохранены.

Назад Дальше